Я зажмурилась, и в мозгу заметались три слова: пицца шата фуция, пицца шата фуция, – и вдруг правильные слова зажглись, как неоновая вывеска.
– Пьяцца Санта Лючия! – закричала я.
– Записываю на телефоне, – ответила Настя. – А номер дома?
– Покажите ему на пальцах, – подсказала я.
– Один. Четыре. Четырнадцать, – наконец сказал Ваня.
– Вы же не думаете пойти спасать его хомяков? – подозрительно спросила Настя.
– Конечно, нет, – ответила я. – Вдруг у него нет документов, будем знать его адрес для скорой.
– Или для морга, если за ним приедут позже чем через два часа.
– ВАНЯ!!!
Японец закрыл глаза и притих. Мы боялись проверить, жив ли он.
Всего через несколько минут, отчаянно завывая и мигая красным и синим, к нам подлетела скорая. Парамедики моментально загрузили несчастного в машину и укатили, оставив нас на пустой улице. Адрес мы не сказали.
– Что это было? – спросил Ваня, когда мы поплелись в сторону дома.
Мы прошли примерно с километр, и запущенные узкие улицы с безликими домами сменились нарядными зданиями. Высаженный кустарник отделял дорогу от тротуара. Дорогу освещали круглые фонари. В уличных кафе за столиками сидели поздние посетители за бокалом вина.
Настя остановилась.
– Слушайте, это, конечно, бред и все такое, но…
– Хочешь спасти хомячков? – спросил Ваня.
– Если дома никого нет, они умрут от жажды за сутки. Нальем воды в поилку, насыплем корма, а утром найдем его в больнице, – согласилась я и развернулась. – Вы запомнили адрес?
Настя прочитала адрес с телефона, я ввела его в приложение с местными картами.
– Это недалеко от того места, где мы его нашли, – сказала я.
Мы пошли обратно. Центр снова сменился пыльными неухоженными улицами. Легко нашли нужный дом с большой табличкой с номером. Обыкновенный двухэтажный домик, такие же лепятся друг к другу вдоль по улице, сколько хватает взгляда. Узкая синяя дверь, верхняя часть – из рифленого стекла. Ни в одном окне не горел свет.
– Половина двенадцатого, – сказала я, заглянув в телефон.
Позвонили в звонок, постучали. За дверью не раздалось ни звука. Ваня потянул дверь, потом толкнул от себя.
– Закрыто.
– Конечно, о чем мы думали, – разочарованно сказала Настя.
– Подождите, – я начала соображать.
Приподняла пыльнющий коврик у двери, под ним было пусто. Постучала по синему почтовому ящику. Внизу глухо звякнуло. Я ощупала дно, подцепила ногтем небольшую выпуклость, и ключи упали мне в руки.
– Только накормим хомяков и обратно, – повторял Ваня, пока мы поднимались на второй этаж.
Мы поднялись, нашли выключатель и оказались в довольно большой комнате. Сначала мне почудилось, что она похожа на лабораторию в мамином НИИ. Но когда я огляделась, оказалось, что комната на самом деле разделена на жилую и лабораторную части. Жилая занимала всего несколько метров в углу. Там стоял диван, на котором в беспорядке валялись подушки и пледы, а у подлокотника высилась гора пустых коробок из-под пиццы. Впритык к нему стоял низенький журнальный столик, заставленный грязными тарелками и кружками. Лабораторная часть, напротив, была образцом чистоты и аккуратности. Столы и шкафы. На столах стояли микроскопы и герметичные коробки с инструментом, похожим на маникюрный. Отдельный стол был отведен под бумаги, папки и ноутбук, на стене рядом с ним висела пробковая доска. На доске – множество разноцветных бумажек с заметками, на них – неразборчивые надписи, как пишут врачи, сверху приколот белый лист А4 с жирно обведенным маркером словом «Progress»[23].
В дальнем от нас углу стоял огромный белый шкаф, похожий на холодильник. На диван с подоконника был направлен низко гудящий вентилятор. Ваня выключил вентилятор, и в комнате сразу стало тише, но оказалось, что белый шкаф тарахтит, как старый холодильник у нас дома.
Мы прошлись по комнате. Посреди нее, на составленных вместе двух столах, был сооружен лабиринт. Извилистые ходы с толстыми стенками. Лабиринт был только что достроен – тут же лежали куски стен и инструменты для резки. Я взяла один из кусков. Легкий, похоже, пластик, молочно-белый, непрозрачный. Настя поддела ногой гору пустых коробок из-под пиццы, и та шумно рассыпалась.
– Тут нет никаких мышей, – сказала Настя. – Давайте-ка убираться, пока не влипли во что-нибудь.
Но было уже поздно.
Ваня открыл гудящий белый шкаф и, увидев, что внутри, громко охнул. Мы медленно подошли, понимая, что в тот самый момент уже влипли по уши. Заглянули в шкаф, оказавшийся оборудованным вольером с вентиляцией, датчиками влажности и температуры. Там в высоком, от пола до потолка, многоуровневом аквариуме бегали в колесе и играли песчанки.
– Четырнадцать, – прошептала Настя.
Некоторые из них подбежали и смотрели на нас через стекло. Самые обычные разноцветные песчанки: дымчатые, белые, черные, рыжие. Из головы каждой из них торчал проводок длиной в сантиметр, на конце – крошечная красная лампочка.
Глава 5,в которой герои принимают важное решение
Некоторое время мы молчали. У меня в ушах нарастал шум прибоя, к горлу что-то подкатывало, не разобрать – «С» – страх или «П» – предвкушение.
– Что это с ними? – наконец произнесла Настя.
– Наверное, это подопытные крысы, – ответил Ваня. – Это же лаборатория.
– Песчанки, – сказала я.
– Что?
– Это не крысы, а песчанки. Они из другого подсемейства.
– Какого еще семейства?
– Песчанковые. Иногда их выделяют в отдельное семейство – Gerbillidae.
Настя с Ваней смотрели на меня как на сумасшедшую.
– Что? Они были у мамы в лаборатории. Для опытов, вместо мышей.
– Твоя мама проводила опыты на мышах? – подозрительно спросила Настя.
Я пожала плечами.
– Она же микробиолог.
– Давайте закончим светский разговор и решим, что с ними делать, – прервал нас Ваня.
– Что тут думать? Конечно, забрать и позвонить в общество защиты животных, – ответила Настя и стала рассматривать панель управления. – Это же бесчеловечно – залезать в мозг к мышам! – она нажала на несколько кнопок, и в аквариуме потухло освещение, шкаф перестал жужжать и вибрировать.
– Эй-эй-эй, ты что? – Ваня бросился включить его снова, но сестра загородила панель. После короткой потасовки он неуверенно отступил, а Настя принялась искать дверцу. Она нашлась на самом нижнем этаже мышиного дома – простая задвижка вниз-вверх.
– Куда их можно посадить? – спросила она, оглядываясь.
– Если есть грызуны, значит, должна быть переноска, – выдала я на автомате фразу, которую слышала у мамы в лаборатории. У них всегда стояла на подоконнике клетка с пластмассовым поддоном и прикрученной поилкой.
Настя мгновенно нашла и вытащила из-под стола клетку с синим поддоном. К решетке был прикручен маленький поильник. Она открыла клетку и отодвинула вверх задвижку вольера.
– Мы-ы-ы-ышечки, – Настя постучала ногтем по стеклу, – выходите, мы вас спасем.
Песчанки по одной спускались на нижний этаж, принюхивались и запрыгивали в клетку. Некоторые выпрыгивали обратно в аквариум, но в конце концов все, кроме трех спавших в одной куче на верхнем этаже, оказались в переноске. Настя принялась постукивать по внешней стенке, к которой они прижимались, чтобы разбудить их, а мы с Ваней присели на диван.
– Что будем с ней делать? – спросила я.
– Подождем. Сейчас приступ любви к животным пройдет, и запустим их обратно.
– Часто у нее такое?
– Приступы любви? Бывают иногда.
Насте удалось посадить в переноску всех мышей. Она закрыла дверцу и торжественно подняла их, демонстрируя прогресс:
– Все!
Мыши недовольно смотрели на нас сквозь прутья решетки. Лампочки на их головах тускло светились.
Настя пересчитала песчанок и направилась к выходу.
– Настя, стой.
Но она прошла мимо, обогнув нас, и начала спускаться. Я догнала ее на середине лестницы и взяла за локоть.
– Их нельзя забирать. Это подопытные мыши, а не домашние животные. Это воровство.
– А вы что предлагаете?
– Надо найти людей, кому этих мышей передать.
– Как?
– Посмотрим в документах на столе.
– Короче, вы смотрите, а я пока унесу их домой, – ответила она и продолжила спускаться.
– Подожди, – остановила я ее. – Возьми корма на первое время. И нам надо узнать его имя. Попробуем найти родственников. Ну или коллег. Отдадим мышей.
Мимо дома проехала машина, осветив темную лестницу, нас и фотографии на стенах.
Настя подвисла на несколько секунд, потом здравый смысл победил. Она поставила переноску на ступеньки, поднялась, прошла к аквариуму и стала шарить на полках возле него.
– Может, лучше остаться здесь и кормить их, пока кто-то не объявится? – предложил Ваня. Я видела, как его коробит от того, что происходит.
– Пока не объявится толпа родственников и не заявит права на песчанок…
Судя по звукам, проехавшая мимо машина, взвизгнув шинами, развернулась на перекрестке и поехала обратно. Она затормозила прямо перед входом, потом хлопнули две двери, и в дом заколошматили. Стук был адский, в четыре руки. Мы подскочили. Ваня спустился и закрыл дверь на цепочку, и тут же дверь открылась. Вместе с пряным ночным воздухом в дом ворвалась рука и быстрая итальянская речь.
– Что там такое? – в проеме показалась Настя. Она держала в руках коробочку с кормом.
– Не знаю. Наверное, полиция. Где-то была сигнализация, – ответил Ваня, подбегая к окну. В дверь продолжали колошматить. Он открыл окно и выглянул наружу.
– Тут невысоко. Будем прыгать.
– А может, все им объясним… – начала я.
Но Ваня сел на подоконник, перекинул ноги наружу и спрыгнул.
– Давайте за мной, тут мягко, – раздался снизу его голос.
Я выглянула наружу – темнота, светлый Ванин силуэт маячит прямо под окном.
– Давайте, пока они не сорвали цепочку.
Я оглянулась на Настю, она оторопело смотрела в сторону выхода. Разбилось стекло входной двери. Настя рванула к окну, но потом затормозила, развернулась, балансируя руками, и побежала к лестнице, через несколько секунд появилась вместе с переноской. От тряски мыши болтались туда-сюда.