— А мы еще больше заставим его понервничать, — продолжил я, — чтобы он поверил в опасность.
— И как? — с неподдельным интересом спросил Изя. — А не думаешь, что Мышляев или барон сообщат все жандармам?
— Может, и сообщат, — пожал я плечами. — Вот только денег мы дали «на лечение». Всегда можно сказать, что мы с господином Мышляевым примирились, и я, как благородный человек, помог ему с оплатой врачей. А по поводу всего остального… — Я понизил голос. — Изя, найди мне парочку подходящих людей. Не полных неумех, но и не профессионалов. Пусть начнут следить за бароном д’Онкло. Как он проводит день, куда ездит, кто к нему ездит.
— Так их же наверняка заметят! — воскликнул Изя. — Это же не топтуны из охранки!
— Именно, Изя. Именно. — Я с удовольствием посмотрел на его озадаченное лицо. — Не сразу, но на них обратят внимание. И как ты думаешь, что подумает д’Онкло, когда узнает, что за ним следят? Он подумает… много чего он подумает. В том числе, что есть опасность. Что его действительно могут попытаться убить. Он же первым начал. Он испугается еще больше, если Мышляев ему все расскажет, и попытается выяснить, чьи это люди. И на некоторое время затихнет. И это даст нам время спокойно все завершить. По крайней мере, я на это надеюсь.
Изя замолчал, обдумывая услышанное. Сложная, многоходовая интрига медленно укладывалась в его голове. Затем он опасливо покосился на меня, оценив мое спокойное, почти умиротворенное лицо.
— Хорошо, что мы друзья, Курила… — наконец вздохнул он с чувством облегчения и ужаса одновременно.
Вот только барон был не один там были и другие, тот же Рекамье, а может именно он и нанял Мышляева. Правда если бы я начал выяснять, это могло сломать всю игру. Не много покрутив мысль, я выкинул я е из головы, что сделано, то сделано.
Я вернулся в отель, чувствуя приятную усталость. День был долгим и продуктивным. Впереди маячила надежда на встречу с великим князем.
Вечером я нашел Кокорева в общей гостиной отеля. Он сидел в глубоком кресле под массивным торшером и, вооружившись пенсне, с головой ушел в изучение свежего номера «Биржевых ведомостей».
— Василий Александрович, доброго вечера, — обратился я к нему. — Не составите мне компанию за ужином? Есть разговор, который лучше вести за хорошим столом, а не на бегу.
Купец оторвался от газеты. Своими живыми, умными глазами он с интересом посмотрел на меня поверх оправы.
— Отчего же не составить, — прогудел он, с удовольствием откладывая газету. — Добрый ужин и добрая беседа — лучшее завершение дня. Веди, показывай, где тут кормят по-человечески.
— Сегодня вы мой гость, — улыбнулся я. — Так что место выбираете вы.
Кокорев выбрал «Тестовъ трактиръ» — место основательное, купеческое, славившееся на весь Петербург своей русской кухней. Нас провели в отдельный кабинет, где на белоснежной скатерти уже поблескивало тяжелое серебро.
Мы отужинали обстоятельно, без спешки, обсуждая последние биржевые новости и политические слухи. Кокорев был в своей стихии — он сыпал именами, цифрами, и я в очередной раз поразился масштабу этого человека, его природному уму и деловой хватке. Наконец, когда половой убрал посуду и на столе появились кофейник и вазочка с вареньем, я понял, что пришло время для главного.
Я сделал знак слуге, чтобы нас больше не беспокоили. Дверь в кабинет тихо закрылась.
— Василий Александрович, — начал я, откинувшись на спинку стула. — Я уверен, что благодаря содействию наших новых знакомых встреча с его высочеством состоится в самое ближайшее время. И, прежде чем предстану перед ним с проектом, я хотел бы обсудить кое-что с вами. Обсудить начистоту, чтобы потом между нами не было недомолвок и взаимных обид.
Кокорев мгновенно преобразился. Его добродушная расслабленность исчезла без следа. Он подобрался, поставил чашку на стол, и его взгляд стал острым, внимательным и абсолютно деловым. Он смотрел на меня уже не как на приятеля, а как на партнера по сделке.
— Внимательно вас слушаю, Владислав Антонович, — произнес он, впервые за вечер обратившись ко мне по имени и отчеству. — И что же вы хотите обсудить?
Глава 12
Глава 12
— Наше будущее партнерство, — прямо ответил я. — И по Главному обществу железных дорог, и по сибирским делам. Я буду с вами откровенен: средства у меня довольно ограниченны. Основная часть моих капиталов пока еще лежит в амурской тайге и только ждет, когда его вытрясет лоток старателя. Но и они, прямо скажем, предназначены для другого дела — для «Сибирского золота» и новых приисков. Так что, дорогой мой Василий Александрович, вложить сейчас значительные суммы в железнодорожные акции я не могу.
Кокорев молчал, принимая это как данность. Он был коммерсантом до костей мозга и лучше, чем кто-либо, понимал этот язык цифр и приоритетов.
— Но я могу предложить вам услугу, — продолжаю я, подаваясь вперед. — С моей помощью вы сможете купить еще больше акций и стать более крупным акционером, да и французов выкинуть. С вашим мнением начнут считаться. Купить дешево, почти за бесценок!
Лицо купца оставалось непроницаемым, но в осмотре его глаз я увидел, как вспыхнул и погас крошечный огонек, а окаймленные роскошной бородой чувственные губы изогнулись в довольной усмешке.
— Это как же? — спросил он ровно. — Акции их хоть и упали теперь, да все равно не копейки стоят. Тут миллионы надобны!
— Не торопитесь — я ведь еще не начинал! Я, кажется, уже упоминал некоторые детали. Это сегодня они стоят миллионы, а завтра, может быть, будут исчисляться считаными тысячами, — произнося это, я тоже позволил себе легкую усмешку. — Вместе мы сможем обрушить их акции, Василий Александрович. Мы используем результаты сенатской ревизии, которую инициировал сенатор Глебов. Как только они дойдут до состояния гласности, через газетчиков мы пустим слухи о чудовищных хищениях, о неминуемом банкротстве, о гневе государя. Все это неминуемо отразится на стоимости акций. Начнется паника. Французские держатели, эти маленькие рантье, начнут бросать бумагу, чтобы спасти хоть что-то. И в этот момент… вы, Василий Александрович, начнете скупать. Тихо, через подставных лиц.
Я смотрел, как меняется его лицо. Маска деловой невозмутимости треснула. Его глаза, до этого спокойное, загорелись хищным, опасным огнем. Он потер свои тяжелые ладони, как будто уже ощущал в них хруст ассигнаций.
— Это… это рискованно, — наконец проговорил он, и в голосе его сомнения смешивались с восторгом. — Я, признаться, никогда не играл на бирже. Предпочитая более верные средства — откуп. Но если вы сможете это все сорганизовать — то я в деле. Игра стоит свеч!
— Именно, дражайший Василий Александрович! Не беспокойтесь о своей неопытности в этих делах: на то я и нужен, чтобы организовать вам атаку.
Кокорев задумался. Он сидел за столом, и его большие пальцы барабанили по скатерти. Наконец он поднял на меня взгляд.
— Хорошо, — сказал он веско. — А что ты хочешь взамен?
— Вашу помощь с организацией общества по золотодобыче. И опцион на покупку акций железнодорожного общества, — тут же ответил я.
— Опцион? — переспросил купец.
— Право на выкуп, — пояснил я. — Когда акции рухнут до самого дна, фиксируем цену. И я получаю право в любой момент в течение трех лет выкупить у общества пакет акций на миллион рублей именно по этой, минимальной цене. Даже если они потом взлетят до небес. Идет?
— Ну ты жук, Владислав Антонович! Миллион не шутка! Это же мне акционеров еще убедить надо будет! А главное — три года…
— Что, не согласятся? — небрежно спросил я, будто бы речь шла о сущей безделке.
— Да как сказать… За три года все позабудут, в каком виде мы приняли общество. Будут ненужные вопросы, пойдут толки — за что, мол, этакий куш этому Тарановскому… Может, все-таки на год?
— В год не обернусь, — честно признался я. — Я же из приисков буду средства выколачивать. Пока добудешь, этот миллион!
Несколько мгновений Кокорев колебался, затем, крякнув и покраснев, ударил по столешнице пятерней.
— Ладно, уговорил! Без тебя все равно дело не сладится! Да и с обществом помогу, прииски — дело выгодное.
Он протянул мне руку, и я пожал ее. Если до этого мы просто помогали в общих, так сказать, интересах, то теперь наш союз стал более официальным.
Разговор с Кокоревым расставил все по своим местам, превратив туманные перспективы в четкий, выверенный план. Осталось всего ничего — вынуть кролика из шляпы, убедив великого князя радикально поменять своих бизнес-партнеров и все представления о развитии железнодорожного дела в России.
Войдя в свой номер, я сразу заметил на столике под светом одинокой масляной лампы небольшой белый конверт из дорогой рифленой бумаги. Взяв его, я тотчас отметил тонкий, изящный почерк. Сердце пропустило удар: это было оно! Вскрыв конверт, я нашел внутри лишь короткую записку в одну строчку, без каких-либо предисловий сообщавшую:
«Завтра, в два часа пополудни. Мраморный дворец. Он будет вас ждать».
Подписи не было, но она и не требовалась.
Завтра. Отлично!
И прежде всего разложил на столе все свои бумаги — оружие в предстоящей битве. Вот пухлая папка с проектом «Сибирского золота» — с картами, расчетами, чертежами паровых драг и описанием технологий гидродобычи. Рядом — официальное письмо сенатора Глебова, сухо и бесстрастно излагавшее факты вопивших злоупотреблений при выкупе земель под размещение Московско-Нижегородской железной дороги. И, наконец, третий, самый дерзкий документ — наш с Кокоревым небольшой проект переустройства Главного Общества Железных дорог. Я проработал всю ночь, выверяя каждое слово, каждую цифру, предвидя возможные вопросы и готовя на них ответы.
Утро застало меня за столом, с красными от бессонницы глазами, но с ясной головой. Как хорошо иметь молодое, выносливое тело!
День аудиенции начался с суеты, которую поднял Изя. Услышав новости, тут же бросился хлопотать вокруг меня, как будто я был юной дебютанткой перед первым «взрослым» балом.