Следующим пунктом был завод Берда. Здесь царила иная атмосфера. Потомок шотландских инженеров, управлявший заводом, был полной противоположностью Путилову — спокойный, методичный, с холодными глазами дельца. У него я решил заказать паровую драгу.
— Господа, мне нужна разборная паровая «черпаковая машина», то есть драга. — Я разложил на его столе эскизы, которые нарисовал по памяти, вспоминая технику XXI века. — Понтонная основа, паровой двигатель для черпаковой цепи и промывочного барабана, система шлюзов. Главное условие — разборность, чтобы можно было перевезти по самой мелководной реке.
Берд-младший долго рассматривал чертежи, постукивая карандашом по столу.
— Нестандартное изделие, — проговорил он наконец. — Это будет дорого!
— Я плачу за результат, а не за соответствие стандартам! — отрезал я.
Он поклонился.
— Надо посмотреть, попробовать, посчитать. Но не раньше весны будет.
С завода Берда я отправился к «Лесснеру и Роуэну». Здесь в аккуратных, почти по-немецки чистых цехах я заказал более тонкое оборудование.
— Мне нужны миасские чаши, — объяснил я Густаву Лесснеру. — Но не те, что на Урале, а усовершенствованные, с механическим приводом и системой подачи ртути для амальгамации. Чтобы выделять самое мелкое, пылевидное золото из хвостов после промывки.
Лесснер, педантичный и рассудительный, как его машины, тут же начал набрасывать эскиз, задавая уточняющие вопросы по производительности и расходу ртути. Он был технарем до костей мозга, и возможность создать что-то новое увлекла его больше, чем сам заказ.
Наконец, я нанес визит Нобелям. Старик Эммануил Людвигович принял меня как старого знакомого.
— Снова затеваете что-то грандиозное, герр Тарановский? — спросил он с хитрой усмешкой.
— Грандиознее некуда, господин Нобель, — ответил я. — Во-первых, мне нужна большая партия нашего нового изобретения — динамита. Очень большая!
Нобель довольно улыбнулся — производство только налаживалось, и крупный заказ был им как нельзя более кстати.
— Во-вторых, потребуется паровая бурильная машина. Чтобы можно было быстро бурить разведочные шурфы в мерзлом грунте.
— Паром растапливать вечную мерзлоту? Оригинально!
— А в-третьих, — я наклонился к нему, — мне нужна амальгамационная машина непрерывного действия. Представьте себе вращающийся барабан, куда подаются измельченные породы и ртуть. А на выходе — амальгама и пустые хвосты.
После ряда уточняющих вопросов мы договорились. Срок изготовления оборудования, как и в предыдущих случаях, составил почти полгода. Я надеялся уехать намного раньше, но это не было проблемой, — оборудование могли отправить и без меня, тем более что большая его часть поедет по морю до устья Амура, а потом вверх по реке. А мне надо было ехать через Гороховец и Тобольск.
Пока я решал вопросы с оборудованием, дело с ГОРЖД шло своим чередом. Акции Общества как ни в чем не бывало лениво оборачивались в районе номинала, находясь под защитой государственной гарантии.
Лондон встретил Изю знаменитым смогом — мелкой, въедливой моросью, превращавшей угольный дым в едкую, першащую в горле взвесь. Весь город буквально кипел, похожий на гигантскую, гудящую машину, работающую на угле и человеческих амбициях. Кэбы, омнибусы, крики разносчиков, гудки пароходов с Темзы — все это сливалось в разноголосый гул, пульс сердца мирового финансового спрута.
Изя, облаченный в превосходный фрак, который строгий критик, наверное счел бы кричащим, в цилиндр, надетый с той степенью небрежности, которая доступна лишь прирожденным аристократам или гениальным мошенникам, после долгого торга с кэбменом нанял повозку и назвал адрес, который не нуждался в комментариях: Орсетт-Террас, дом 1. Свое сопровождение он оставил в отеле, не надо им знать обо всех делах.
Дом Александра Ивановича Герцена был натуральной штаб-квартирой информационной войны. Это была вилла-заговорщика, где сверху находился респектабельный особняк английского джентльмена, а подвале — редкий день стоящие без работы типографские станки.
В приемной Изю встретил молодой человек с горящим взором и жидкой бородкой.
— Чем могу быть полезен, сэр? — спросил он по-английски.
— Мне нужен мистер Герцен, — ответила Изя по-русски, но с легким, едва уловимым немецко-польским акцентом, который должен был быть у богатого выходца из Австрийской империи. — Моя фамилия Ротшильд.
Слово сработало как надо. Молодой человек тут же исчез и почти сразу же вернулся. На его лице отражалась смесь почтительности и любопытства.
— Господин Герцен просит вас пройти!
Кабинет Герцена был завален книгами, газетами, корректурными оттисками. Сам хозяин — грузный, обрюзгший господин с еще не угасшим огнем в умных, усталых глазах — сидел за письменным столом. В этот момент он походил не на хозяина главного оппозиционного издания, а скорее на переутомленного главного редактора самой обычной газеты, задерганного наборщиками, корреспондентами и разного рода политиками и дельцами, постоянно скандалящими по поводу его статей.
— Герр Ротшильд? — произнес он, окидывая Изю изучающим взглядом, в котором не было ни подобострастия, ни враждебности. — Весьма наслышан о вашем семействе. Чем обязан? Вы желаете финансировать русскую революцию?
— О нет, — улыбнулась Изя, присаживаясь в предложенное кресло. — Я пришел предлагать не деньги, а то, что дороже денег. Сведения из России!
Наслаждаясь произведенным эффектом, он достал из дорогого кожаного портфеля две папки и довольно небрежно бросил их на стол.
— Я, как и многие в моей семье, являюсь акционером одной весьма любопытной русской компании. «Главное общество российских железных дорог» — уверен, вы о нем наслышаны.
Александр Иванович кивнул.
— В последнее время я, как и многие другие акционеры, стал терзаться смутными сомнениями по поводу эффективности управления этой компанией. И взял себе за труд провести небольшое частное расследование.
Он переместил папки к Герцену.
— Вот это, — он постучал пальцем по первому, — письмо одного весьма высокопоставленного российского господина, сенатора Глебова, где описаны факты чудовищных злоупотреблений при строительстве Нижегородской линии. Думаю, вашим читателям будет интересно узнать, как деньги, в том числе и английских акционеров, оседают в карманах «нужных людей».
Герцен открыл папку, и глаза его быстро забегали по строчкам.
— А вот это, — Изя с видом гурмана, представляющего главное блюдо, придвинул вторую папку, — вишенка на торте: независимый технический отчет, составленный светилом российской науки, профессором Горного института Лавровым, раскрывающий состояние строящейся сейчас Варшавской железной дороги, с подписями проводивших замеры и дагерротипами. Отчет был сделан как для военного ведомства, так и для Министерства путей и сообщения. Но я смог получить один из экземпляров в частном порядке. Отчет доказывает, что эта дорога, столь важная для империи, строится из гнилья и обмана.
Герцен захлопнул первую папку, впился взглядом во вторую и буквально расцвел в улыбке. Перед его глазами будто бы распахнулся целый готовый номер «Колокола». Там было все: строки, которые будут перепечатывать все. Слова, что будут разъедать репутацию не только ГОРЖД, но и всего царского дома.
Насладившись, он поднял глаза на своего посетителя.
— Зачем вы мне это принесли, господин Ротшильд? — сказал он тихо. — Какова ваша цель?
Изя улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
— Моя цель, господин Герцен, — справедливость. Не люблю, когда меня обманывают за мои же деньги. Но, в первую очередь, конечно, справедливость. Итак, я могу рассчитывать, что все это появится в ближайшем выпуске вашей замечательной газеты?
— Непременно! — экспансивно воскликнул Александр Иванович, вскакивая с места и горячо пожимая Изе руку. — Но могу ли я сослаться на…
— Нет. Ни на кого ссылаться не надо. Вы видите документы — вам этого должно быть достаточно. А откуда они к вам попали — широкой публике знать необязательно! Мы понимаем друг друга?
— Совершенно! — подтвердил Герцен.
— Когда ожидать номер? — строго спросил господин Ротшильд.
— Через четыре дня номер выйдет, — уверенно заявил Герцен.
— Замечательно. Это все, что я хотел знать! — улыбнувшись, кивнул господин Ротшильд.
Глава 22
Глава 22
Выпуск «Колокола» походил на взрыв информационной бомбы. Первоначально новость распространялась медленно. Газету передавали из рук в руки, читали шепотом в гостиных и университетских аудиториях. А затем, когда выдержки из публикации появились в европейских газетах: в лондонском Times, парижском Le Siècle и даже в немецкой Allgemeine Zeitung, — рвануло так, что услышали в Шанхае!
В этой статье Герцен превзошел себя, изощряясь в ехидстве по поводу неповоротливости имперской администрации. Он не просто опубликовал сухие отчеты Глебова и Лаврова. Он облек их в плоть и кровь, превратив в безжалостный обвинительный акт против всей системы.
Тон был задан первым же абзацем:
«Нам часто пишут из Петербурга… Нет, сейчас не о кандалах и ссылках, хотя и о них тоже. И имя самого крупного барака на этой каторге — Главное общество российских железных дорог, этот сияющий фасад „прогресса“, за которым скрывается гниль казнокрадства и циничного обмана…»
Далее, перемежая убийственные цитаты из отчета Лаврова «…Мост через Двину выстроен из сырого леса, радиусы не выдержаны, сосновые шпалы долго не протянут, а путь построен из более легких рельсов, чем положено по проекту…» выдержками из писем сенатора Глебова «…миллионы, предназначенные для выкупаемых земель у русских помещиков, бесследно исчезают в карманах руководителей-иностранцев…», Герцен рисовал апокалиптическую картину будущего краха, находя слова для каждой категории читателей.
К русским патриотам обращался призыв: «Где вы, радетели земли русской? Пока вы спорите о путях развития, вашу землю, версту за верстой, продают иноземцам, строя на ней не железные дороги, но памятники бессовестного грабежа!»