Наверх никто из них не смотрел.
— Втроем не справимся, — прошептал Ромералес. — А самолетов и минометов у нас нет.
— Пугнем. По команде стреляем из всего разом, а ты орешь команды, будто у тебя взвод гвардии.
Вышло как по нотам: после первого залпа за угол метнулись двое, после громогласных приказов Ромералеса кинулись врассыпную остальные. Вслед им Михаил успел запустить кусок черепицы и попал одному по спине, что только придало ускорения.
При выстрелах и криках большая толпа встрепенулась и открыла беспорядочный огонь вдоль улицы, несмотря на то, что у дверей Ромералесов стоял Маноло. На счастье, стреляли из охотничьих ружей, дробью и куда попало. Шестипалый присел от неожиданности, но тут же сообразил, что нужно убегать не к толпе, а от нее, и помчался громадными прыжками вниз по улице, бросив свой флаг.
Он замедлился только когда протискивался между стеной и повозкой, но осел на землю после резкого удара Ромералеса — капитан стволом пистолета ткнул ему прямо в солнечное сплетение, а потом вывернул из руки Шестипалого револьвер:
— Ну здравствуй, амиго.
— Ничего… — ловил дыханье Маноло, — ничего… мы еще поборемся…
— Мы вчера в Альхесирасе видели батальон Штурмовой гвардии, — приврал капитан и ласково поинтересовался: — Как ты думаешь, им хватит трех часов, чтобы добраться сюда?
Шестипалый промолчал, раздувая ноздри от ненависти.
— Только ради нашей старой дружбы, иди домой, запрись и сиди до ареста! Не заставляй меня стрелять!
Маноло с трудом встал и, держась за стенку, медленными шагами двинулся в сторону.
Дальнейший штурм дома Ромералесов свелся к редкой и неприцельной пальбе, результатом чего стали несколько разбитых окон и ставень, выщербленная побелка на стенах да три или четыре расколотые черепицы.
А когда бунтовщики попытались подобраться по крышам на противоположной стороне улицы, Крезен удержал Ромералеса, возжаждавшего крови, и отбил «атаку» мелкой дробью. Один схватился за задницу с криками «Убили! Убили!», другой молча сверзился в патио противостоящего дома, третий, по-крабьи перебирая ногами и руками, перемахнул конек, следом за ним смылись остальные.
Солнце уверенно поднималось к зениту и прогрело воздух градусов до двадцати, осажденные устроились за вынесенным в патио столом, на который женщины выставили остатки вчерашнего пиршества.
В полдень в город на грузовиках приехали двадцать штурмовых гвардейцев, а через час еще десять. Они сорвали красный флаг с алькальдии, вызволили своих коллег и через час полностью восстановили порядок в городе.
Старший Ромералес торжественно перекрестился на темное распятие и велел освобождать проходы.
Силы правопорядка провели быстрое дознание и приступили к арестам, но удивительным образом никого из зачинщиков не застали — и Шестипалый, и его дружки предпочли смыться из города.
Городской врач озаботился извлечением дроби из нескольких пострадавших, прибывший под вечер лейтенант убедился, что жертв и разрушений нет, несмотря на стрельбу и шум, и приказал сворачивать операции. Все репрессии свелись к аресту нескольких зевак.
На следующий день Михаил распрощался с Ромералесами под приглашения непременно заезжать еще, чтобы обязательно сходить на охоту, получил от них в дорогу объемистую корзину с едой и вином и забрался в грузовик, увозивший гвардейцев в Херес-де-ла-Фронтера.
Как офицера, его посадили в кабину, где он, разглядывая вечнозеленые андалусские поля, лежащие между гладких холмов, сравнивал дурацкий мятеж Санхурхо с не менее дурацким «восстанием» анархистов.
Громко, бестолково, не нужно и, что главное — с противоположными результатами. Один хотел монархию и получил автономию Каталонии, другие хотели коммунизма (хотя вряд ли толком понимали, что это) и получили аресты.
А перебирая свои действия, Крезен с удивлением понял, что за весь вчерашний день никого не убил.
Глава 5Новое приобретение
Что мне достался чемодан без ручки, я понял еще на первом этапе эвакуации с вечеринки, когда тащил на руках закутанную в покрывало Барбару. За спиной восторженно охали или шипели, Мдивани прятали фингал Алекса и с кинжалами не бросались, но второй этап оказался невозможен без участия свиты Барбары.
Меня еще на месте просветил ее водитель — старшая родственница из числа менее состоятельных в роли дуэньи, две горничные, гора багажа… И всех, включая водителя, надо везти в Париж и впихнуть в поезд, в котором уже обосновались упавшие нам на хвост Маяковский и Таня Яковлева.
Я уж подумывал послать их лесом, но меня вовремя тормознул Ося:
— Что за проблема? Мы с Панчо люди не гордые, прекрасно доедем в одном купе.
— А барбиных куда девать?
— Ты теперь жених, — глумливо перекосил рот соратничек, — можешь уступить свой апартамент.
Ну так-то да, кое-как разместились, затолкали в багажный вагон восемнадцать (во-сем-над-цать!) чемоданов и кофров Барбары, не считая шляпных картонок, и далеко заполночь тронулись. Мне с Эренбургом выпало торчать в салон-вагоне, и я постарался как следует обдумать ситуацию.
Конечно, можно и соскочить, но все упирается в репутацию. «Грандер, который трахнул и бросил Хаттон» — не лучший вариант для моих дальнейших действий. Вряд ли кто откажет от дома, но шептаться за спиной, что я подлец, соблазнивший неопытную девушку, или, что еще хуже, лох, упустивший шестьдесят миллионов, будут непременно. А уж что может сделать из меня пресса, и подумать страшно — гомика, развратника, шпиона большевиков, Джека Потрошителя или кого угодно еще.
При мысли о прессе я дернул Илью, и мы засели сочинять подробный отчет для папеньки Барбары. Даже если мне удастся отпетлять от женитьбы, первую информацию он должен получить из моих рук.
Иначе я подложу колоссальную свинью Осе: Фрэнк Льюис Хаттон не просто будущий тесть, а совладелец (на пару со старшим братом) крупнейшей брокерской компании EF Hutton, с которой мы давно и успешно вели дела и через которую прокачали немало денег. Я даже подозревал, что изрядная часть состояния Барбары есть результат биржевых спекуляций, в которых мы с Хаттонами зачастую действовали вместе.
На писанину ушла вся ночь, под утро я прикорнул на диванчике и проснулся, когда поезд миновал Тур. За три с половиной часа до Парижа стоило познакомить Барбару с ее новым статусом.
Она, разумеется, еще не вставала, но дуэнья и горничные кинулись ее будить, едва я появился в спальном вагоне.
Жених и невеста имели вид на редкость помятый — я после недосыпа, она после избытка шампанского вчера вечером. Горничные привели ее в божеский вид, без нынешней грубоватой косметики Барбара выглядела совсем ребенком — пухлые детские щечки, кукольное личико, темно-зеленые глаза…
Она сфокусировала взгляд, наморщила лобик и удивленно спросила:
— Джон Грандер? А куда мы едем?
— Для начала в Париж, а там как мистер Хаттон скажет.
— Папа? А что он должен сказать?
— Видишь ли, в нашей жизни большие перемены. Уж не знаю, обрадуешься ты или нет, но со вчерашнего вечера я твой жених.
Дуэнья сурово кивнула, а горничная выронила умывальную приблуду, отчего мы все вздрогнули.
Глаза Барбары широко распахнулись, подбородок дернулся раз, другой, она отвернулась, судорожно нашарила пачку и дрожащими пальцами вытащила сигарету. Зажигалки рядом не оказалось, Барбара принялась рыться в поданном горничной ридикюле.
Я подсел поближе, аккуратно забрал у нее сумочку и вынул сигарету изо рта.
— Это тоже большая перемена. Мы теперь не курим.
— Да что случилось? — захлопала глазами Барби.
Но где-то в глубине разгоралась искорка понимания — не так уж она и пьяна была, во всяком случае в начале вечера.
С некоторым даже садизмом пересказал ей вчерашние события, в некоторых местах дуэнья поддакивала, хмыкала или ахала, а Барбара то краснела, то бледнела.
— А как же Алекс? Он ведь такой галантный…
— О да, он пытался тебя изнасиловать, но получил по морде и вылетел в окно.
— Он же принц! — ахнула кукла.
— Он самозванец. Хочешь, в Париже съездим к его отцу, спросим?
Новостей на хорошенькую головку оказалось многовато, и Барбара впала в своего рода прострацию, переваривая услышанное. Ну я и не стал форсировать дальше, представил ей Таню Яковлеву — дуэньи и горничные это хорошо, но неплохо, чтобы рядом был кто-то не из персонала.
И отправился думать, что делать дальше. Порой встретишь кого-то и с первого взгляда понимаешь — вот тот человек, без которого ты вполне можешь прожить свою жизнь. По хорошему, сдать бы ее на руки родителю и на том расстаться, да только на фоне маячила семейка Мдивани. У них из-под носа выхватили такой сладкий кус, и я не сомневался, что они начнут гадить и распускать слухи. Их можно притушить контрпропагандой (кстати, надо зарядить Эренбурга на разоблачение «титулов» самозванцев), но в любом случае, выйдет как в анекдоте «то ли он шинель украл, то ли у него шинель украли… но к очередному званию не представлять!»
Радикально заткнуть всем рот никак без женитьбы невозможно, а любой брак можно свести к фиктивному, если все пойдет совсем плохо.
Три дня в «Лютеции» ушли на переговоры с Хаттоном-старшим и наблюдение за Хаттон-младшей. Семейству Вулвортов в качестве зятя предпочтителен WASP, то есть белый протестант англосаксонского происхождения, да еще желательно из потомков колонистов с «Мэйфлауэра», а у меня галочка стояла только против графы «белый» — родители француз и русская, по вероисповеданию не то католик, не то ортодокс.
Но триста миллионов долларов это триста миллионов (а некоторые борзые перья насчитали мне и пятьсот), так что с потенциальным тестем мы договорились быстро — вот ситуация, вот способ разрешения, вот согласованное заявление о помолвке, которую надо делать срочно-срочно, пока детали скандала не утекли в желтую прессу.
Подключили юристов, писать брачный контракт, договорились, когда явиться в посольство для заверения помолвки, и даже согласовали биржевой маневр на этом фоне — бизнес прежде всего.