улице с грохотом закрывали двери и ставни.
Ларри попытался врубить заднюю — но снизу набегали и набегали люди, а драка катилась сверху как раз на нас.
Ни хрена себе сходили за молоком…
— Давай назад!
— Задавим!
— Дави клаксон и назад!
Рев гудка вплелся в неразличимые вопли и крики, на неширокой улице дрались уже человек пятьдесят. Сзади возмущенно заорал бледный малый, отскочил и злобно пнул машину по крылу.
Перед капотом барахтался клубок тел. Сцепившись попарно, люди били кулаками, локтями, коленями, лбом. Мелкий лавочник, оскалив зубы, прижал противника к стене и долбил его под ребра, пока тот не вцепился ногтями в лицо и не вырвался. Двое других упали на землю и катались по ней, пока не сбили ограждение и не рухнули с тротуара под откос, во дворик церкви.
Женщина вытащила на балкончик ведро и выплеснула воду в драку, ей ответили утробным ревом и ругательствами.
— ¡Arriba España! — заголосили чистые, увидев набегающую подмогу человек в двадцать.
Рано радовались — грохоча тяжелыми башмаками в драку неслись рабочие соседнего квартала:
— ¡Viva la Republica!
Крик «Мои яблоки!» ударил по ушам с такой страшной силой, что все на секунду присели в ужасе. Из опрокинутой тележки по мостовой катились фрукты, двое противников поскользнулись на них и продолжили драку в партере. А хозяйка тележки лупила дрыном всех вокруг, не разбирая кто за кого.
Бой закипел с новой силой, но с колокольни Сантьяго ударил набат, а со стороны центра затопал сапогами взвод Штурмовой гвардии. Ларри как раз сумел вырулить обратно на дорогу к фабрике, развернулся и увез нас подальше от беспредела.
Свежеизбранный алькальд дождался меня только через пару часов, когда полиция и гвардейцы разогнали мордобойцев, а дворники и домовладельцы подмели стекла, камни и смыли кровь с брусчатки.
— Прошу прощения, сеньор Грандер! Такое безобразие! Гвардия уже арестовала два десятка человек!
— Пострадавшие есть?
— Семеро раненых, в том числе выбитый глаз, один умер в госпитале Иоанна Крестителя, но большинство к врачам не обращалось. Я думаю, там еще человек двадцать, не меньше.
— А причины установлены?
— О, да что их устанавливать! — самодовольно улыбнулся кругленький алькальд. — Левые проиграли выборы в муниципалитет, вот и срывают злость на честных людях!
И принялся вымогать и выпрашивать деньги. Еще бы, оружейная фабрика, по сути, «градообразующее предприятие», а ее управляющий, сеньор Грандер, золото гребет лопатой, не обеднеет. Точка зрения алькальда на экономику сильно отличалась от моей, на согласование позиций мы убили слишком дохрена времени, но договорились.
— Мои рабочие в драке участвовали?
— Насколько я знаю, нет…
— Вот видите, мои вложения в завод и в поселок окупаются. Финансировать город я не возьмусь, у меня государственный заказ, но кое-какие работы по благоустройству готов выполнить. Вы же знаете, — я доверительно наклонился к алькальду, — эти подрядчики такие ворюги, крадут больше, чем делают!
Городской голова еле заметно вздохнул — денежки проплыли мимо. А как иначе? Не хватало мне еще и этих раскармливать!
Перед отлетом дозвонился в Овьедо, запросил у Серхио к моему возвращению справку о выборах. Но прочитать ее получилось только на ночь глядя — сразу по прилету Барбара затребовала моего присутствия завтра на ее первом самостоятельном полете. Она говорила не останавливаясь и ходила за мной, как привязанная, даже когда я отправился принимать душ с дороги. Способ угомонить ее известен, мы начали в ванной и закончили в спальне, Барбара умиротворенно свернулась калачиком и сразу же засопела. Я же сдуру взял читать справку, и сон из меня вышибло.
Муниципальные выборы в двух с половиной тысячах округов оппозиция выиграла триумфально — республиканском партиям правительственной коалиции досталось меньше трети мест.
Памятуя о «каруселях», «вбросах» и тому подобном, вылез из-под одеяла и отправился в кабинет разбираться с законом. Из обычной мажоритарной системы испанцы ухитрились сделать нечто особенное: голосование по спискам, то есть усилить перекос в стиле «победитель забирает все». Пока республиканцы худо-бедно держались в рамках коалиции, они перекрывали оппозицию, несмотря на очень небольшой разрыв в числе голосов. Но в последнее время трения между радикалами, социалистами и левоцентристами только росли, избирательный блок трещал по швам. Правые же, наоборот, слепили из разнородных партий и групп «Конфедерацию независимых правых» и перевернули ситуацию в свою пользу.
Посмотрел данные по голосам — примерно по четыре миллиона человек за каждый блок. Страна четко расколота пополам, никаких шансов на примирение я не видел, чисто «разногласия по аграрному вопросу» — кто кого в землю закопает. Стороны просто не хотели друг друга слышать и видеть. Прямо как у нас в интернетах, никакого внимания к аргументации, сразу «ты дурак?» и переход на личности. Только тут не в сети ругались, а сразу в морду выписывали, как я давеча в Толедо видел, или бомбы кидали и стреляли, а «модерацию» толком не наладили.
Что у одних, что у других господствует мнение — оппонентов не надо слушать, их надо поубивать нахрен, чтобы утвердить свою точку зрения. И неважно, в какую сторону качнется, но что-то мне кажется, угробить несколько миллионов человек — это овердофига за гражданский мир. Мяхше надо, мяхше.
Грешным делом подумал — может, короля вернуть? Но второго Скосырева у меня нет, а тащить обратно Альфонсо идея так себе.
Затуманенный недосыпом мозг вернулся к событиям в Андорре, когда мы провели коронацию на грани анекдота.
С горностаевой мантией, на которой настаивал Скосырев, я его обломал — где я вам возьму десять тысяч шкурок, чтобы из них быстро-быстро, за ночь, как Золушка, пошить мантию? Это же не фрак, напрокат не дают, вещь практически одноразовая, а затем в лучшем случае висит в музее. И оттуда не выдается — хранители заявили, что только через их труп. Преграда невелика, но я не настолько привержен монархизму, обошлись красным бархатным плащом.
Зато напрокат взяли корону, слепив наскоро из двух диадем Барбары. Ювелир в Барселоне добавил такую же бархатную подкладку и крестик на верхушку. Получилось солидно, народ офигевал, а что без горностаев, так ведь и Андорра не Франция и не Германия, цивильного листа не хватает. И так потратился изрядно, за согласие епископа возложить корону (ха-ха) пришлось вписаться в строительство двух больниц — в Андорре и Урхеле, хорошо хоть небольших.
А еще принять всяких недокоролей, начиная от герцога Гиза и прочих Гогенцоллернов с Габсбургами. Настоящие-то монархи, что Бельгии со Грецией, что Италии с Нидерландами, к нам, естественно, не поехали, но без признания в августейшей тусовке как-то некузяво.
А еще накормить пять тысяч человек, только не пятью хлебами и двумя рыбами, этого даже епископ не умел, а устроить натуральный уличный праздник для всех. В Урхеле и французских департаментах Арьеж и Верхние Пиренеи торговцы едой и вином, небось, за мое здоровье свечки ставили.
Сплошные расходы, а прибытки весьма условные.
Разве что FHASA. Наглядевшись на весь наш цирк с конями, взявший ее в концессию жадный француз с испанской фамилией Гомес после разговора со Скосыревым расторг договор и свалил подальше от буйных забастовщиков с криком:
— Невозможно делать бизнес в таких условиях!
Ну так-то да, раньше Гомес клал с прибором на все законы об охране труда, отпусках, выходных, продолжительности рабочего дня — просто потому, что в Андорре их не было, оттого и бастовали рабочие регулярно. А в новой конституции лично король прямо написал «защита прав и свобод» и представил пакет законов на рассмотрение Генерального совета. Синдики, потоптавшись в недоумении, законы приняли, а бесхозную концессию предложили мне.
Рулить я поставил Рикардо, он малость поднахватался за время нашего общения, опять же, не тот человек, который будет рабочих прижимать. Планы строительства немного поменяли, к дорогам добавили большие магазины дьюти-фри под названием Reial, то бишь «Королевский».
Поставили так, что объехать их невозможно ни из Франции, ни из Испании. С мощными бетонными подвалами, с вытянутыми по горизонтали узкими окошками, с просчитанными секторами обстрела. А то мало ли, вдруг какому режиму Виши* стукнет в голову, что соправительство в Андорре за ними так и осталось? Ну так пусть сунутся. Памятуя Чечню, я как минер, берусь в этих горах если не армию, то дивизию остановить точно, лишь бы взрывчатки хватило.
Режим Виши — коллаборационистское правительство Южной Франции после поражения и падения Парижа в 1940 году.
Но если не о деньгах, то весьма серьезный прибыток — навербованные Эренбургом. Большая часть французы, но из других народов тоже хватало. Например, мой здешний одногодок, молодой-веселый югослав по кличке «Граф», поэт-сюрреалист. Для наших дел занятие бесполезное, но в свои двадцать пять лет он успел закончить военную школу и получить звание подпоручика артиллерии. Всего же из полусотни десять человек в офицерских чинах и два десятка сержантов, отличный кадровый резерв, некоторых я сразу уговорил с нами в Парагвай.
Когда прощались, собралось все войско в синей форме, оглядел их, каждому руку пожал,
— Спасибо за помощь! Наградить бы вас, да не знаю, чем. Деньги совать как-то неудобно, ордена вам не нужны, если есть идеи, говорите.
— А учебу оплатить сможете?
— Конечно!
— А пожертвование в Рабочую помощь?
— Сделаем!
Оставил Скосырева делать политику, Рикардо — достраивать электростанцию, дороги и магазины. Офисным центром он займется чуть позже, когда Ося закончит агитационную кампанию — будет у нас, как на островах в Карибском море. В предрассветной дреме вспомнил виденную когда-то фотку трехэтажной халупы, в которой прописаны десятки корпораций, вроде Nestle, Xerox, Coca-Cola и так далее.
Надеялся поспать на аэродроме, да где там — моторы гудели, курсанты взлетали и садились, да еще радарная команда вцепилась, пришлось с ними колдовать над схемами. Ровно до того момента, как Барбара мягенько посадила У-2, а пилот-инструктор отрапортовал «Замечаний нет!»