Танки и условные САУ, отличавшиеся разве что отсутствием башни, взгромоздились на специально придуманные танковозки из усиленных «Атлантов» и четырехосных прицепов, командиры последний раз провели перекличку, и Хосе поднял два флажка — к машинам!
Взревели движки, и грузовики с джипами один за одним выстроились в колонну, освещая фарами кусочек земли перед собой. Светомаскировка не нужна — ночью тут не летали.
На позиции, к моему удивлению, мы добрались вовремя, хоть и не полностью — один танковоз и три грузовика вышли из строя, их пришлось оставить на попечение замыкавшей колонну ремроты. Ничего, догонят.
В фортине* Арсе нас встретил лично Эстегаррибия, невысокий, с выбритыми до синевы пухлыми щечками, слегка нависшими над стоячим воротником. Он осмотрел колонну и остался весьма доволен, а затем собрал всех наших командиров в своей штабной палатке.
Фортин — застава, опорный пункт из нескольких огневых точек, часто с наблюдательной вышкой.
Запыленные рожи со следами от сдвинутых на лоб мотоциклетных очков наклонились над столом с картой. Ну как картой… с ними в Парагвае чуть лучше, чем с дорогами. Милейший Иван Тимофеевич Беляев утверждал, что он картографировал все Чако, но в реале вместо карт имелись кроки и схемы, не всегда точно отражавшие местность.
— Сеньоры, ваши танки — наша главная надежда. Артиллерия начнет огонь по фортину, после чего последует общая атака. Ваша задача совместно с 3-м полком обойти левый фланг боливийцев и выйти на тридцать первый километр дороги Сааведра-Арсе.
Палец командующего уткнулся в отметку на карте:
— Скоростному отряду надлежит поддержать атаку, а как только полк и танки закрепятся на дороге, уйти в еще более глубокий охват вот сюда, на Сосу.
Хавьер, командир LRCG, помрачнел, но не рискнул возразить. Это сделал я:
— Там же одна дорога? А если налет боливийцев?
— Мы задействуем всю доступную авиацию, сеньор Грандер.
Слабое утешение, честно говоря, до сих пор ни хрена не помогало.
А гадский трактор доплыл до Пуэрто-Касадо сегодня ночью, нет бы на пару дней раньше — мы бы успели сделать полосу, в бою против аэрокобры у боливийцев никаких шансов. Тем более, у нас есть возможность наведения самолетов по радио.
Командиры уточнили свои задачи, и Эстегаррибия завершил маленькое совещание:
— С Богом, сеньоры! Да поможет нам Дева Мария и святой Рохе Гонсалес!
Панчо и я перекрестились, анархисты сделали вид, что не расслышали, запихивая бумаги в полевые сумки. В последний момент я придержал Хавьера:
— Рации возьми.
Он расцвел и побежал к своим.
Танки окутались сизым выхлопом, сползли с трейлеров и двинулись на рубеж атаки. За ними выстраивались наши «тачанки» — облегченные «Атланты» с тяжелыми пулеметами.
— Давайте, ребята, покажите, что все было не зря, — обнял я Хосе и Хавьера.
Когда кроме меня с Ларри из наших никого не осталось, Эстегаррибия спросил:
— А вы сами, сеньор Грандер?
— Они слишком меня ценят и не пускают в бой. Вот он, — я показал на Панчо, — обещал прострелить мне колено, если я полезу воевать.
— Ха-ха, смешно! — генерал снял фуражку и пригладил густые волосы. — Ну что же, надеюсь, я смогу составить вам хорошую компанию. Не желаете терере?
Первый глоток холодного мате мы сделали с появлением солнца над горизонтом. А станет ли оно солнцем Аустерлица, сейчас зависит только от ребят.
По спине поползли нервные мурашки, рука со стаканом-гуампой слегка вздрогнула, и я, чтобы успокоится, принялся вспоминать последние полтора года моей жизни в этом времени.
Глава 2Мятеж не может кончиться удачей
Паника, охватившая меня после летнего нежданчика 1932 года, шла на убыль с каждой новостью и закончилась через пару дней словами Панчо:
— Все, Санхурхо арестован.
Испанцы в большинстве своем писания оппонентов склонны игнорировать, вот и руководитель мятежа зря Ленина не читал, очень зря. И вовсе не для расширения политического кругозора, а для изучения технологии восстания нового типа. Даже я, школу с институтом закончивший сильно позже развала Советского Союза, и то знал формулу «непременно занять и ценой каких угодно потерь удержать телефон, телеграф, вокзалы и мосты». А генерал Хосе Санхурхо-и-Саканель — нет, хотя ему вроде бы положено иметь представление о таких вещах и по должности, и по месту в заговоре.
Оттого генерал переворот делал по лекалам классического «пронунсиаменто» XIX века. Как дети, ей-богу — левее левых анархисты уверены, что достаточно объявить «либертарный коммунизм» в одной отдельно взятой деревне и все мгновенно наладится само собой, правее правых генералы аналогично уверены, что достаточно известному и авторитетному «каудильо» кинуть клич, как вся армия немедленно и радостно последует за ним восстанавливать монархию.
В своем манифесте Санхурхо назвал Учредительные кортесы нелегитимными — якобы их избрали в «обстановке террора». Однако генерал благоразумно, чтобы раньше времени не дразнить гусей, промолчал о возвращении короля, обещая лишь новые свободные выборы, которые и определят форму правления.
В общем, «все сладится по слову моему».
Что характерно, таким же подходом отличался наш с Мишкой компаньон Юрка, отжавший у нас первую «компанию». Он хорошо умел отслеживать уровень продаж, но когда доходы падали, имел только одну стратегию — «Надо повесить объявление о скидке!»
А какую, на что, кому ее давать, срок действия, как обеспечивать — его не интересовало, все должно образоваться само.
Так и здесь, удивительная наивность, прямо по анекдоту — «въехать в Кремль на белом танке и, пока все очухаются, дать радиограмму, что власть захвачена», авось поверят.
Причем как среди заговорщиков, так и в правительстве: одни конспирировали практически на виду и не особо скрывались, другие, видя это, не предпринимали ни-че-го.
А отдуваться, как обычно, мне.
Панчо докладывал подробности уже в самолете — после стачки мое присутствие потребовалось на раскиданных по Испании заводах. Общенациональную забастовку в ответ на мятеж объявила CNT, но какого хрена бросать работу на моих предприятиях? Я-то точно за республику и против военных переворотов, но нет…
'Солдаты! Рабочие! Крестьяне! Раскольническое и преступное нападение со стороны самого черного и реакционного сектора армии, аристократической военной касты, которая ввергла Испанию в самый гнетущий позор темного периода диктатуры, только что застало нас врасплох, осквернив нашу историю и нашу совесть, похоронив национальный суверенитет на самом тяжелом перепутье. На такую недостойную провокацию можно ответить только всеобщей революционной забастовкой, начав гражданскую войну на улицах и в прилегающих сельских районах.
Рабочие! Солдаты! Объединяйтесь, чтобы сражаться на улицах. CNT призывает вас к борьбе. Да здравствует классовая война! К оружию!'
Все, как обычно — много громких призывов и мало организации. Хорошо хоть до стрельбы дело не дошло, побузили и разошлись, когда правительство справилось. А мне теперь разгребай — график производства к черту, один склад пустой, другой переполнен, вгорячах два станка запороли, Белл рвет и мечет…
Самолет тряхнуло и я вцепился в подлокотники
— Не дрова везешь, сучье вымя! — рыкнул на пилота Сева Марченко.
Он понемногу возвращался к летной работе после аварии в горах Наварры, пока в статусе инструктора, но недалек тот день, когда врачи разрешат ему сесть за штурвал самому.
— Не ссы, jefe, все в порядке, — обернулся Сева ко мне, скалясь во весь рот.
— Вперед смотри, — добродушно буркнул Ларри, сидевший на втором ряду.
Панчо, придержав свои бумаги, перекрикивал гул мотора и докладывал результаты нашего расследования:
— Зимой эмиссар Санхурхо встречался с итальянским послом и заявил, что военные намерены привести в правительство людей, которые выступают против «большевизма» и восстановят порядок.
— Как отреагировали итальянцы? — папку с материалами я открывать не стал, чтобы свистевший по кабине сквозняк не разметал плоды непростой работы.
— Пригласили в Рим полковника Ансальдо…
Ага, известный авиатор и большой монархист.
— … министр Итало Бальбо обещал отправить двести пулеметов и боеприпасы к ним.
— Ого! А как везти собирались, известно?
— Через Гибралтар, — криво усмехнулся Панчо.
Ну вот и английские ушки вылезли, если, конечно, итальянцы не блефовали — никогда не поверю, что протащить такой груз через важнейшую военно-морскую крепость Британской империи можно без ведома командования.
— Кроме военных, кто еще причастен?
— Да всякой твари по паре, — ответил Панчо, не убирая с лица ухмылку. — Монархисты, карлисты, правые республиканцы…
— А этот, фашик из Кортесов, Хиль Роблес?
— Явно нет, но втихую поддерживал.
Все завертелось, когда премьер-министр Асанья переместил Санхурхо с поста генерального директора Гражданской гвардии на менее престижную позицию командующего карабинерами*. Генерал немедля начал контакты со всеми недовольными Асаньей, раздавая направо и налево обещания «мы быстро восстановим порядок и возьмем на себя всю ответственность, если поворот влево приведет Испанию к анархии», «мы не допустим создания в Мадриде революционного правительства». Поскольку за Санхурхо тянулась слава «победителя» в Рифской войне, то он стал наиболее приемлемой фигурой для заговорщиков.
Guardia Civil, Гражданская гвардия — жандармерия; Cuerpo de Carabineros, Корпус карабинеров — пограничники и таможенники.
— Там подробно расписано, — кивнул Панчо на папку в моих руках.
«Республиканскую диктатуру социалиста Асаньи» наметили валить путем одновременного выступления по всей стране: в Севилье, Гранаде, Вальядолиде, Кадисе и Памплоне. Помимо военных, в дело вписались шесть тысяч рекете в Наварре и несколько сотен ультранационалистов в Кастилии. Заговорщики предполагали, что начальник генерального штаба Годед арестует или застрелит Асанью, по