Основной вклад русских офицеров, как оказалось, состоял не в создании цепи опорных пунктов-фортинов, до этого самостоятельно додумались обе стороны. И даже не в намеченном Беляевым картографировании Чако, продолженном «батареей топографической разведки» полковника Леша, который в звании парагвайского майора вел 12-й полк в атаки на Алиуату.
А в создании войсковой и агентурной разведки Парагвая, чем занимался капитан-марковец Сергей Керн, в тот числе системы радиопререхвата и дешифровки сообщений противника. Вместе с генералом Эрном он вскрыл боливийские военные коды, что позволило Эстигаррибии быть в курсе почти всех планов и действий противника.
— Мы перехватили сообщение генерала Кундта, — лейтенант светился от радости, будто он это сделал лично, — полковнику Банцеру предписано отступать и разрешено выбрать направление самостоятельно. Поскольку ваш отряд держит перекресток на 31-м километре, полковник решил отступать в сторону Гондры.
При этих словах и без того веселые парагвайские офицеры развеселились еще больше, а я все еще оставался в недоумении — ну отступает, и что? В Гондре сидит еще одна боливийская дивизия, а теперь их станет две.
— Гондру взяли сегодня утром! — торжествующе поставил точку Эстигаррибия.
Если так, то к вечеру обе боливийские дивизии окажутся в котле.
— Прекрасно, просто прекрасно! А нет ли вестей от моей скоростной группы? Я беспокоюсь, они молчат уже сутки.
— Не волнуйтесь, за ними следом идут 6-я и 8-я дивизии, — Эстигаррибия покровительственно похлопал меня по рукаву. — Они пока не сообщали ничего дурного.
Ну хоть так, но утешение слабое — отсутствие плохих новостей вовсе не равно наличию хороших.
— Готовьтесь, сеньор Грандер, завтра с утра я переношу ставку в Алиуату.
Когда мы возвращались из командансии, Панчо тихонько спросил:
— А ты заметил, что генерал ни разу не назвал фамилию командира дивизии, взявшей Гондру?
— Обычное дело, военные весьма ревнивы к успехам других, а уж здешние и подавно… А кто там отличился, кстати?
— Франко.
Нет, даже не родственник, однофамилиец. И вообще, мало ли в Бразилии, то есть в Парагвае, Франко? И не сосчитаешь! Тем более этот — подполковник и Рафаэль, а не Франсиско.
Радисты подтвердили, что атаки на Хосе прекратились, но генерал предупредил его о возможной попытке деблокады ударом от Сааведры, так что копать им не перекопать, разворачивая фронт на юг.
А от Хавьера по-прежнему ничего. Блин, вернется — голову оторву.
Пока все готовились к утреннему переезду, я торчал у радистов и даже постелил себе в их палатке. Под новенькой москитной сеткой, как раз грузовик с ними добрался.
Вот удивительное дело — ну ладно там штаны на бегу порвал или рубаху прожег, винтовку заклинило или в рации лампа сгорела, но как можно испортить москитную сетку? Так поди же ты — такой же расходник, как носки! Сетки рвутся, их тырят, портят сигаретами, несмотря на запрет курить в койках, неосторожно рвут… И за что не возьмись — такая же картина, война сжигает имущество со страшной силой, вещи горят, прямо как на мальчишке лет семи-восьми!
Уже после заката на связь вышел Сева Марченко и доложил, что полоса в Исла-Пой готова, опробована и что завтра он назначил первый боевой вылет.
Я отобрал микрофон и наушники у радиста и минут пять уточнял, что да как — очевидно, что боливийцы, пользуясь своим преимуществом в воздухе, попытаются окруженных поддержать. А раз так, у Севы хороший шанс их подловить.
Ночь я провел в полудреме, под слабое попискивание и шорохи станции, вскочил с первыми лучами. И тут же Сева доложил, что к нам вылетел наблюдатель, которому предписано торчать на высоте и отслеживать приближение боливийцев, но в бой ни в коем случае не соваться. Сам же Сева с третьим пилотом готовы к старту в любую минуту.
— Земля, я Сокол, вас вижу, — через пятнадцать минут доложил первый летчик.
Не удержался, вылез наружу посмотреть, как он там петли выписывает, и довольно долго пытался его найти, что оказалось непросто — не зря мы снизу выкрасили самолеты в небесный цвет.
На юге бухнула пушка, через минуту другая, а боливийцы соизволили появиться только когда весь наш лагерь свернулся и погрузился:
— Земля, вижу противника, северо-восток, две группы по три самолета.
— Jefe, взлетаем! Ждите через восемь минут.
Пока боливийцы куражились в небе, Сева с ведомым забрались на четыре километра и зашли классически, от солнца. А потом, приказав ведомому держаться за ним, Сева с высоты атаковал головной Оспрей и тремя залпами разнес его в щепки.
Боливийцы кинулись врассыпную. Ну как кинулись… Аэрокобра, даже с неубираемым шасси, давала скорость на сто километров больше, чем максимальная у Оспрея, а уж Веспа уступала все полтораста!
Сделав вираж, Сева поднырнул под медленные этажерки, задрал нос и продырявил второй Оспрей. Затем вместе с ведомым догнали удиравшие Веспы и сделали дуплет, а последнюю Веспу свалил подключившийся наблюдатель.
Сева рвался добить оставшийся Osprey, но тот пошел вниз, набрал скорость и прижался к земле в надежде, что второй член экипажа сможет отбиться из авиапулемета.
— Сева, возвращайтесь, на сегодня достаточно.
— Jefe, как детей! Как детей! — орал в микрофон Марченко. — Сучье вымя, это песня, а не машина!
— Спокойней, Сева, аккуратно возвращайся, не дай бог что случится при посадке.
— Почему не дай бог?
— А тогда не получишь сто грамм за сбитого.
Сева отключил микрофон, но я прямо-таки слышал, как он жизнерадостно заржал. Минут через пятнадцать с полосы в Исла-Пой доложили, что все трое сели без происшествий.
Парагвайцы тем временем послали машины на места падения самолетов, привезли шесть трупов, трех раненых и контуженного летчика-немца, охреневшего от таких раскладов.
Поздравления от генерала я принимал уже в Алиуате, вернее, в том, что от нее осталось — при отступлении дивизия Банцера сожгла все постройки. Впрочем, окопы и блиндажи остались, а палатки вообще встают где угодно, так что жить можно.
Но с каждым часом меня все больше и больше тревожила группа Хавьера, не радовали ни наши воздушные победы, ни успешно замкнутое кольцо вокруг двух боливийских дивизий, ни общий победный кураж.
Когда я уже решил ехать к Хосе, выделять вторую группу и двигать ее на поиски LRCG, на связь вышла 6-я дивизия с докладом о захвате Сосы. По словам комдива, мои архаровцы отработали на отлично и ушли в рейд дальше.
И только ночью Хавьер отбил сообщение, что занял Морено и окапывается в ожидании подхода 8-й дивизии.
Триумф ждал нас на следующий день: 6-я дивизия заняла не только Сосу, но и Пабон, 8-я дошла до Морено и тем самым над всей линией снабжения от Муньоса, где была ставка генерала Кундта, до Сааведры нависла весьма реальная и прямая угроза. Тем более, что Хавьер тремя машинами подкрался почти до самого Муньеса и даже обстрелял его из миномета.
То есть в случае промедления боливийцы могли лишиться не только еще двух дивизий у фортина Сааведра, но и самого командующего.
Кундт отдал приказ срочно отступать к Муньосу.
Оставшись без шансов на спасение, окруженные дивизии Банцера и Гонсалеса сдались.
В идеале Эстигаррибии стоило бы организовать преследование, но солдаты после нескольких дней непрерывных маршей и боев выдохлись, а часть машин вышла из строя.
— Поехали к Хосе!
— Ты что, собрался на одном джипе ехать? — удивился Панчо.
— Ну да, а что?
— Возьми еще грузовик и человек десять охраны, на всякий случай.
Так мы и прибыли на 31-й километр, где Хосе малость привел группу в порядок после боев.
— Потери?
— Трое убитых, одиннадцать раненых, из них двое тяжело.
— Молодцы! — я обнял Дуррути. — Думал, будет куда хуже.
— А мы их к себе почти не подпускали, даже танки в бой не пришлось бросать.
— Это как?
— Пойдем, покажу.
В тылах позиции бойцы Хосе оборудовали укрытия для танков и САУ, оттуда через заросли веером расходились промятые гусеницами колеи.
— Пустили танки, они наделали дорожек, — показывал Хосе. — Только не насквозь, а метрах в десяти перед опушкой, там покрутились на пятачке, кусты смяли и вернулись.
— Что-то вроде скрытых огневых позиций?
— Ага, боливийцам наступать только с дороги, а мы их от опушек простреливали. Как только они разворачивались для атаки, САУ выезжали на точку, с пятачка пробивались к опушке и высаживали обойму-другую.
— Погоди, а как боливийцы их не замечали?
— Так она же низкая, два метра всего, а мы еще спереди веток натыкали. Так вот, постреляет и резво обратно. А боливийцы в панику — танки обходят! — невесело усмехнулся Дуррути.
Я посмотрел на закопченные лица бойцов, они грузили снаряжение и покидали вырытый собственными руками опорник:
— Напиши, кого поощрить надо, а я поехал этого разгильдяя Хавьера искать.
Но он нашелся сам — рейд закончился, позиции остались в рукаха парагвайских дивизий, вот LRCG и вернулась. Как раз к подсчету трофеев.
Парагвайцы взяли почти восемь тысяч пленных, включая две с половиной сотни офицеров и двух полковников — командиров дивизий. Но куда ценней для казны были материальные приобретения: двадцать девять орудий, шестьдесят пять минометов, безумное количество пулеметов (говорили, что тысяча, но наверняка привирали), без малого одиннадцать тысяч винтовок, почти сотня грузовиков и горы патронов.
Грузовиков могли бы взять и больше, но полковник Банцер еще до переговоров о сдаче отдал приказ уничтожать технику и несколько машин сожгли. Однако Франко потребовал отменить приказ, мотивируя тем, что иначе не на чем будет доставлять воду пленным.
— Jefe! — кинул руку к панаме Хавьер. — Потери только ранеными, машины все целы и на ходу.
— И как это тебе удалось?
— Вы как-то говорили «быстрота и натиск», вот мы и попробовали.
— Кто отличился?
— Умберто Сантамария.
— Тот, что бриться не хотел?