У них, объезжая редкие воронки, выстраивались парагвайские водовозки, а соплеменные интенданты описывали захваченное в фортине, отгоняя слетевшихся на халяву патапилас.
Мы же снова собрали командиров, на этот раз чтобы показать, как надо закапываться в землю. Но это привело к большой ругани. Умберто словил головокружение от успехов, а Хосе пытался ему втолковать, что обучение еще только начинается.
— Мы разбили боливийцев!
— Умберто, необученных новичков разбить много усилий не надо!
— Зато без потерь!
Да, очень все удачно повернулось, у парагвайцев всего десять убитых, у нас вообще ни одного, даже две санитарные потери не по ранению, а вывих и ожог.
— А сядь в эти траншеи прежняя боливийская дивизия — мы бы умылись кровью!
— Так мы бы ее атаковали иначе! — некогда курчавый взводный все еще играл в оппозицию.
— Ты лучше скажи, — насупился Хосе, — сколько у тебя машин не дошло, а? Две из трех?
Взводный пристыженно замолчал, и Хосе потащил всех осматривать укрепления, а я объяснял, что и почему тут сделано, где ошибки и как надо.
После сдачи Магариньяса боливийцы отступали день за днем, а Эстигаррибия предпочел преследовать их, не ввязываясь в большие сражения.
Радио время от времени доносило известия из большого мира — утонул пароход «Челюскин», летчик Ляпидевский вывез из ледового лагеря первую партию женщин и детей, а у нас дикая жара, медленное продвижение и борьба не столько с боливийцами, а по большей части с насекомыми.
— Я бы сейчас не отказался пару денечков провести на льдине, — Панчо вытирал красный лоб под панамой и отгонял москитов.
— Лучше просто ящик с колотым льдом, — клацнул я зубами, когда «Атлантико» подпрыгнул на очередной кочке.
Влажная жара давила с затянутых тучами небес, второй день мы двигались вперед без авиаразведки и это начинало меня напрягать. Пусть впереди шла 7-я дивизия, а справа — 2-я, но в этом лабиринте долин-каньяд можно ждать какие угодно сюрпризы. Я включил радио и вызвал Хосе:
— Барселона, ответь Овьедо.
Через несколько секунд в шорохе помех прорезался голос Дуррути:
— Здесь Барселона.
— Здесь Овьедо. Вышли дозоры влево-вправо, что-то мне не по себе, слишком хорошо идем.
— Уже выслал, жду результаты, сразу сообщу. Конец связи.
Когда заканчивалась сиеста (а мы все еще двигались вперед), немного развиднелось, а Хосе передал, что патрули Хавьера возвращаются и новости у них странные: вопреки прежней тактике, на всех возможных путях обхода стоят укрепленные заставы боливийцев. Но еще хуже, что через труднопроходимый массив вдоль дороги, служившей осью нашего наступления, прорублены несколько свежих троп.
— Наверняка боливийцы готовятся ударить нам в бок, — заключил Панчо, — как Ферро у Азуфроста.
— Это в Мексике, где тебя контузило?
— Ага.
Расположение наше как нельзя лучше подходило для такого удара — передовые части упрутся в укрепления, если перерезать их растянутые коммуникации, получится натуральный котел.
— Панчо, передай Хосе, чтобы немедленно занял круговую оборону! — я встал в полный рост и, держась руками за дугу с пулеметом, замахал остальным машинам в колонне: — Прибавить ходу!
Но гнать не потребовалось, Хосе остановился, мы соединились через полчаса и немедленно выслали группы для минирования троп.
— Йанера вызывает Овьедо, — прорезалось в динамике рации.
— Овьедо на связи.
— Jefe, у нас снесло тучи, мы вылетаем на разведку!
Что он сказал напоследок, я не разобрал — сбилась настройка. Пока радист искал наших летчиков, вернулся Хавьер и притащил боливийского лейтенанта, на чей взвод LRCG напоролась при возвращении.
События уплотнялись — едва Хавьер передал пленного в лапы Панчо, как над нами появились боливийские самолеты, три Оспрея и три Веспы. Загрохотали эрликоны обеих наших ЗСУ, но вскоре замолчали — из-за уходящих облаков вынырнула тройка Аэрокобр, и пошла потеха!
Они спикировали на боливийцев, но первый заход прошел впустую, если не считать, что по удиравшему Оспрею отработала зенитка, самолет задымил, прижался к земле и с трудом перевалил невысокий гребень, густо заросший лесом. Судя по тому, что там грохнуло и поднялся столб дыма, экипаж ЗСУ мог рисовать звездочку.
Второй заход получился успешнее — ведомый достал Веспу, после чего бой за отсутствием бежавшего противника заглох.
Панчо раскрутил лейтенанта: впереди стояла в подготовленной обороне 8-я боливийская дивизия, на фланге сосредоточилась усиленная 9-я, чуть ли не пятнадцать тысяч человек.
А еще через полчаса Сева передал, что наблюдает на юго-запад от нас три колонны боливийских грузовиков с солдатами.
Похоже, мы влезли в хорошо подготовленный мешок.
Глава 19Горячее лето 1934 года
Километрах в пяти на северо-запад по Эль-Лобрего, единственной дороге в здешних зарослях, разгорался бой. Михаил приказал остановить машины и прислушался — тонко тявкали 20-миллиметровые «эрликоны», басовито гудели станковые «гочкисы», стрекотали ручные пулеметы.
— Похоже, «золотой мальчик» крепко влип. Альфредо, ставь машины в оборону и вышли вперед усиленный дозор!
Стресснер козырнул и помчался выполнять указания, а Крезен выбрал самое высокое кебрачо и попытался на него залезть. Получилось не сразу, а только после того, как солдаты подогнали грузовик и выстроили в кузове нечто вроде пирамиды.
Там, впереди, поднимались два негустых столба дыма, но больше ничего рассмотреть не удалось. Поминая всех родственников до пятого колена, Михаил с грехом пополам спустился вниз, ухитрившись не выронить бинокль, и хотел было запросить штаб о дальнейших действиях, как проезжавший мимо посыльный из передового батальона крикнул на ходу:
— Впереди боливийцы! Девятая дивизия!
А еще через минуту его вызвал майор, командир полка, которому придали пулеметную роту.
— Сеньоры, положение крайне серьезное. 9-я дивизия противника перерезала Эль-Лобрего, а 3-я — тропу Пикада-Гарсия, наши головные части в окружении.
— Радио из штаба! — к машине подбежал радист и протянул клочок бумаги.
Майор просветлел — есть приказ, не надо думать самому.
— Отряд Грандера окапывается на Эль-Лобрего, нам приказано отбросить полки третьей боливийской и расчистить проход по Пикада-Гарсия. Сеньор капитан, — обратился он к Крезену, — вы остаетесь здесь в качестве заслона.
Следующие часы прошли в непрерывном рытье, следующие сутки — в попытках боливийцев сбить Крезена. В паузах между атаками пулеметчики углубляли окопы, а из тыла исправно подвозили воду и патроны. Самолеты с красно-желто-зелеными ронделями пару раз пытались атаковать транспортные колонны, но дважды над позициями появлялись «аэрокобры» Грандера, и боливийцы предпочли очистить небо.
Пехота противника после трех безуспешных атак в лоб на пулеметы тоже снизила активность, и большую часть времени Михаил болтал с итальянским наблюдателем, лейтенантом берсальеров Альдо Бертони.
— Синьор Крезен, а вы видели эти новые машины Грандера в бою? — берсальер любовно стряхивал пыль с черных петушиных перьев, приколотых к выгоревшей панаме.
— Только слышал, отзывы самые хвалебные. Говорят, они разнесли «виккерсы» и танкетки боливийцев…
Танкетки эти поставила Италия, и потому лейтенант согласился довольно кисло.
— А самолеты?
— Только издалека. Но судя по тому, что боливийцы предпочитают не принимать бой, а удирать, это неплохие машины.
— О, вы бы видели, какие прекрасные самолеты сейчас поступают в Regia Aeronautica! Фиаты CR-32! Это короли неба!
— Бипланы? — Крезен постарался спросить как можно более нейтрально.
— Да, и что? — вскинулся Бертони. — Дуче и маршал Бальбо дают нам самое лучшее!
Стресснер закончив дела, подобрался поближе — он очень интересовался реформами в Италии и не упускал возможности послушать человека оттуда. А берсальер разливался соловьем, нахваливая корпоративную структуру и единство общества.
— Да, полковник Родольфо Франко говорил, что хотел бы устроить все по итальянскому образцу, — подключился Альфредо. — И здорово, что у вас не церемонятся с этой красной сволочью…
Но разговор прервала ожившая рация — аппарат производства все того же Grander Inc оставили в пулеметной роте для координации, и офицеры прекрасно себе представляли, где и что происходит.
— Штаб Крезену, мы пробились на Пикада-Гарсия. По данным разведки 9-я дивизия готовит на вас решительную атаку. Если они сумеют опрокинуть заслон, то окружат не только головные дивизии, но и нас тоже. От вашей стойкости зависит судьба всей операции!
Михаил тягуче сплюнул — вот не было печали! Какого хрена он вообще полез в Парагвай? Геройствовать? Да ему эти геройства в хрен не вперлись еще с Гражданской!
— Продержитесь хотя бы час, подмога близко!
— К бою! — проорал пересохшим ртом Михаил и спрыгнул в окопчик в тени грузовика.
Держаться пришлось не час, а целых два, отбивая кипящими пулеметами волну за волной боливийцев. По окопам роты выпустили два десятка снарядов, но по большей части мимо, а ближе к вечеру сверху подкрались самолеты и сыпанули бомб. Не густо, не метко, но судьба зла, и Крезен увидел, как метрах в десяти от него вспыхнул оранжевый шар и разорвал в кровавые клочья то, что секунду назад было лейтенантом Стресснером.
Когда в строю оставалось меньше половины бойцов, да и те по большей части раненые, к пулемету встал даже итальянский лейтенант, но уже минут через десять подошла обещанная подмога. Михаил тяжело опустился на дно окопа и только тут понял, что ранен.
Гость, прежде чем решился сесть, долго рассматривал мебель на каркасе из гнутых хромированных трубок.
— Не бойтесь, Диего, они выдержат, — подбодрил Ося мощного и тяжелого посетителя.
К изрядному росту прилагались плотное пузо, крупный нос, большие губы и высокий лоб.
— Нет, я не боюсь… Странные кресла, никогда раньше таких не видел. Похожи на Баухаус, но не Баухаус. Кто-то из модернистов?