— Корбюзье.
— А, Шарль! Как же я не узнал его руку…
— Я купил их на выставке в Париже, а Корбюзье сделал дизайн всей конторы.
Визитер плюхнулся на прямоугольные подушки, обтянутые прочной черной кожей, стальное основание чуть слышно скрипнуло.
— Мы так и будем обсуждать мебель?
— Вы прямолинейны как рельс, сеньор Ривера, — Ося подвинул гостю сифон с содовой. — Разумеется, нет. Что у вас с Рокфеллер-центром?
Диего буквально взорвался:
— Эти сволочи, покровители искусств, уничтожили мою фреску! И даже не подумали оплатить расходы, не говоря уж о гонораре!
— Да, я так и слышал. А вы не хотите повторить мурал в другом месте?
— В каком? В Америке ее вряд ли захотят видеть…
— Овьедо или Барселона, заводы Grander Inc.
— А ваш «золотой мальчик» потом уничтожит ее, как эти, — Диего сжал губы, чтобы с них не сорвалась ругань.
— Джона не волнует, будет там изображен Ленин или нет. Если результат удовлетворит, последуют новые заказы.
— Мне надо посмотреть место.
— Так за чем дело стало? Ваш контракт с Рокфеллерами расторгнут, а я послезавтра отплываю в Европу, присоединяйтесь!
Когда Диего Ривера ушел, Ося поставил галочку, захлопнул переплетенный в толстую кожу блокнот и потер лоб.
Хорошо быть Грандером — захотел и свалил. Сам в Парагвай, а дела на Осину голову, чтоб он был здоров! Все заводы, все брокерские операции, советское золото, махинации с долларами, отправка снабжения в Буэнос-Айрес… Все равно приходиться заниматься самому, несмотря на кучу помощников и сотрудников.
Но пятидневный рейс через Атлантику, который с натяжкой можно считать отпуском, несколько примирял Осю с нагрузкой.
Ривера явился буквально за пару минут до отхода, красный и всклокоченный — в очередной раз поцапался то ли с заказчиками, то ли с товарищами по партии, то ли с женой. Но к исходу первых суток расслабился, разомлел и гулял вместе с Осей по верхней палубе.
— О, смотрите! — художник показал в небо, где высоко-высоко плыла серебряная сигара дирижабля. — А почему вы не летаете?
Ося тяжело вздохнул:
— Ну, смотрите сами. Дирижаблю требуется четыре дня, а пароходу пять. На дирижабле нет таких удобств, как на пароходе. Со мной едут, не считая вас, личный телохранитель, референт, секретарши, камердинер, два охранника-водителя, круглым счетом человек десять, а билеты на дирижабль сильно дороже.
— Считаете, что переплачивать такие деньги за сутки выигрыша слишком расточительно? — скептически хмыкнул Ривера, намекая на состояние Оси.
— Дороговато, да, но главное, это «Гинденбург» или «Цепеллин», больше никто через Атлантику не летает.
— И что же?
— Они приземляются во Франкфурте или Фридрихсхафене, оттуда еще полдня добираться до Парижа. Хотя времени жалко до ужаса, тут я согласен.
— Думаю, что еще год-два и авиация сможет решить эту задачу.
Ося умолчал, что лично вкладывал деньги в разработку самолета-трансатлантика, но ленивые авиаконструкторы все тянули и тянули. Сикорский вон, когда обещал испытать S-42, четырехмоторную летающую лодку? Но все застопорилось, никак не могут решить, делать герметичный пассажирский салон или нет.
— К тому же, мне не стоит лишний раз появляться в Германии.
Ривера нахмурился, но тут же сообразил, что нацисты сильно не любят евреев:
— Но вы же гражданин Америки, Хосе!
— Как говорит в таких случая Джон, бьют по морде, а не по паспорту. Вы же знаете про «арийский параграф»?
Диего кивнул — за год с небольшим после прихода к власти наци запретили все партии, ввели квоту на поступление «неарийцев» в школы и университеты. А еще выгнали с государственной службы всех лиц сомнительного происхождения или состоявших в браке с таковыми. Из Германии в Англию, Францию, Австрию, Америку потянулся пока еще тонкий ручеек эмигрантов, но Джонни утверждал, что это еще цветочки, и потому Ося не собирался соваться в лапы к нацистам.
Несмотря на ночные забавы с секретаршами, встал Ося рано и вопреки «отпуску» засел за бумаги по транзиту советского золота. Судя по тому, что хлебный экспорт из СССР сократился примерно втрое по сравнению предыдущим годом, а цена на зерно медленно поползла вверх, схема работала исправно. Просмотрел Ося и котировки Curtiss-Wright, они шли вниз после неудач в Боливии. А вот нехрен было продавать самолеты тем, кому не надо!
— Сейчас доставят ваш завтрак, мистер Шварц, — прошелестел камердинер, и Ося отложил документы.
Он встал, запахнул халат и вышел в гостиную, куда державший бесстрастный вид стюард вкатил тележку с завтраком на троих.
Ося меланхолично наблюдал, как на столе появляются сверкающие металлом и стеклом кофейник, масленка, сырница, несколько тарелок под полусферическими колпаками, два мармита, хрустальные графины с соком.
Стюард поклонился и вышел, не удержавшись напоследок стрельнуть косым взглядом в сторону спальни.
Ося снял кольцо с салфетки и вдруг мысленно чертыхнулся — мог ли он думать, когда отбивал атаку белых на Волноваху, что будет есть на серебре, носить вместо стоптанных сапог лаковые туфли и ворочать миллионами?
Буржуй, как есть буржуй.
В Париже Ривера умчался восстанавливать старые, «ротондовские» связи, а Ося отправил водителя с письмом в советское торгпредство. Вскоре на авеню Опера появилась целая делегация — торгпред, советник торгпреда, два инженера и еще два молчаливых человека, представленных как сотрудники Наркомата внешней торговли.
«Кого вы лечите», — подумал Ося, глядя на неестественно прямую осанку «торговцев» и сидящие на них как седло на корове костюмы, — «это же военные, чтоб я сдох!»
Тем более, они показали превосходную осведомленность о характеристиках и производстве танков в Овьедо — не знай Ося о пакетах с документами, регулярно уходивших в «Рекламное агентство Кочека», решил бы, что Панчо недорабатывает.
— Мы хотим закупить несколько образцов, а после испытаний, возможно, и документацию с лицензией, — начал торгпред.
— А чем объясняется такой внезапный интерес? — вежливо улыбнулся Ося. — Мы же направляли предложения еще три года назад…
— Три года назад у ваших танков не было опыта боевого применения, — отрубил один из «торговцев».
— По нашим сведениям, в Чако «виккерс-шеститонный» по всем статьям уступил танкам «Атлантико», — несколько сгладил прямоту военного советник.
— Не вижу препятствий, если желаете, вы можете лично отобрать образцы на заводе.
В грандеровский поезд сели, помимо обычного состава путешественников и делегации, Ривера и Маяковский с Татьяной Яковлевой. Но первую остановку состав сделал не в Овьедо и не в Барселоне, а на маленькой французской станции L’Hospitalet у самой границы Андорры, где Осе предстояла инспекция полигона.
Вдоль всех сорока километров пути до Андорра-Вьехо что-нибудь да строилось. На въезде — уже третий дьюти-фри бункерного типа, фланкирующий окнами подвала первые два, вокруг которых копошились легковушки с французскими номерами. Чуть поодаль — линии электропередачи, дороги, подпорные стенки. Под окнами резиденции Скосырева — новая больница и новое училище, а также офисный центр.
Оставив гостей любоваться красотами Пиренеев и строительством горнолыжного курорта, которое с удовольствием показывал лично король, Ося умчался в долину Йортиса, откуда переселили немногочисленных жителей и где полным ходом завершали небольшой артиллерийский полигон.
Причем почти бесплатно — в налоговый рай Андорры перенесли свои штаб-квартиры некоторые европейские контрагенты Грандера, в том числе Etablissements Brandt. Минометчики и еще несколько оружейных компаний весьма заинтересовались местом, где можно «тихо-тихо пострелять». И откуда можно тихо-тихо продавать (например, в Боливию и Парагвай) всякие полезные вещи без оглядки на эмбарго Лиги Наций, куда Андорра не входила.
Бизнес ширился, от финансовых итогов 1933 года Генеральный совет Андорры едва не впал в прострацию: доходы выросли многократно! На короля Бориса I разве что не молились, к словам управляющего строительством Рикардо прислушивались очень внимательно, а Джона Грандера почитали вообще за благодетеля.
В Овьедо, при въезде на заводской комплекс полпред, и без того пришибленный увиденным в Андорре, протянул:
— Да-а, не так я себе представлял капиталистическую эксплуатацию, совсем не так. Это же соцгород, как в Сталинграде или Магнитогорске!
— Даже получше, — поправил негустые усы советник полпреда.
На этом фоне делегация по инерции продолжала выдуривать снижение цены, а Ося мысленно хохотал — он вообще имел инструкцию отдать хоть даром, лишь бы добиться обучения в СССР двух-трех сотен специалистов.
Договорились быстро и разошлись довольные — внешне Ося сохранял вид, что ужасно продешевил, но внутренне ликовал, вспоминая слова своего преподавателя из коммерческого училища в Одессе:
— Сделка считается успешной, если обе стороны убеждены, что надули друг друга!
И совсем подскочило настроение, когда Ривера, сметая с дороги охрану и референтов, ураганом вломился к Осе и потребовал измерительный инструмент, помощников и материалы — он будет делать мурал, которого еще не видел свет!
После первых двух атак Хосе и я убедились, что боливийцам нас не сдвинуть. Сыграли и минирование обходных троп, и наличие нескольких бронемашин, которые Дуррути использовал как подвижный резерв на угрожаемых направлениях, и высокая плотность пулеметов, и вовремя отрытые окопы.
Штаб запросил нашего мнения — мы честно сказали, что продержимся, лишь бы хватило патронов и снарядов.
— Генерал принял решение сбить 3-ю боливийскую, вам приказано обороняться.
Мы с Хосе и Панчо уткнулись в карту — если замысел сыграет, то вместо окружения нас 9-я дивизия сама окажется в мешке.
Мы закапывались в землю, слушая пальбу в пяти километрах на юго-восток, где стоял заслон, а потом в пяти километрах на северо-восток, где дивизия подполковника Меначо ударила во фланг 3-й боливийской.