Роман, очнувшись, вскочил с диванчика и рванул к Димке. Тот успел подняться на ноги, небрежно отряхнул куртку от осколков посуды, и они замерли друг напротив друга. Потом одновременно покосились на развороченную мебель и синхронно сместились на два шага, выходя на свободное пространство.
Роман не хотел драться, но его, как обычно, никто не спрашивал. Он понимал, что Димка в своем праве. Он бы и сам кому угодно за Ляльку голову отвернул и даже не стал бы задумываться, не сама ли Лялька устроила апокалипсис. В конце концов, она была всего лишь ребенком, который – как там сказал отец? – не ведает, что творит.
Волков некоторое время стоял, сжимая кулаки, а потом его плечи опустились. Выругавшись себе под нос, он вернулся к столику и принялся собирать с земли осколки.
– Посвети, – хрипло попросил Димка, когда уставший стоять столбом Роман подошел, чтобы ему помочь.
Роман достал мобильный и включил фонарик.
– Машка предупреждала, – хмуро произнес Димка. – Да я и сам знал, что Лялька все еще… ну…
– А мне сказать не мог? – устало спросил Роман, присаживаясь на корточки и подставляя чудом уцелевшую тарелку под осколки, собранные Димкой.
– Да я не думал, что так все обернется. Короче, больше ты к нам не ездишь, с Лялькой не общаешься, – очень серьезно произнес Димка, а потом уселся прямо на траву и, подняв с земли мандарин, принялся его чистить. Роман поставил тарелку с осколками на стол и уселся рядом.
– А как она одна будет? – спросил он, прислушиваясь к себе. Ожидал, что ужас сменится облегчением, но облегчения почему-то не приходило.
– Я разберусь. Это не твоя проблема, – хмуро ответил Димка и засунул в рот дольку мандарина.
– Я тоже за нее волнуюсь, – пробормотал Роман, понимая, что Димка в одиночку это не вытащит. – Она мне как сестра.
– Ой всё, блин, – скривился Димка и швырнул кожуру от мандарина в костер, а потом, не глядя на Романа, поднялся на ноги и пошел к дому.
Роман проводил его взглядом и погасил фонарь на телефоне. Несколько секунд он смотрел на горевший в стороне костер, а потом принялся собирать оставшиеся осколки. Было что-то правильное в том, чтобы на ощупь выбирать осколки из жухлой травы, резать пальцы и ни о чем больше не думать.
Глава 12
С каждым днем суд, где ты и судья, и ответчик, все ближе.
После возвращения от Льва Константиновича Яна попросила таксиста высадить ее у торгового центра, расположенного неподалеку от дома, и долго бродила по ярко освещенным бутикам. Ничего не покупала. Просто смотрела: на людей, на манекены в витринах. Осознание того, что ее мать способна зайти дальше слов и бесплотных мечтаний о деньгах покойного отца, настолько поразило Яну, что она понятия не имела, как появиться теперь дома. А еще ей было неожиданно неприятно осознавать, что Роман Крестовский, кажется, превратно понял ее визит ко Льву Константиновичу. Вообще-то, мама всегда учила Яну, что мнение людей, неспособных повлиять на ее благополучие, учитывать не стоит. Вот только что в данном случае считать благополучием? Оно ведь не только в деньгах. А если ей физически плохо оттого, что на нее кто-то смотрит с презрением? Это ведь влияет на ее благополучие. Разве нет?
Мама позвонила около половины десятого вечера. Яна как раз подумывала подняться на последний этаж к кинозалам и попробовать отвлечься от невеселых мыслей за просмотром какого-нибудь фильма.
– Ты еще на заводе? – спросила мама как ни в чем не бывало.
– Нет. Я уже вернулась.
– А что там за музыка?
Мама спрашивала привычно заинтересованным тоном, будто ей правда важно знать, где теперь Яна… что она делает, о чем думает, что собирается предпринять. Яна вдруг впервые почувствовала, что живет под колпаком.
– Я в торговом центре, – ответила она, понимая, что придумать какое-то иное оправдание музыке за кадром у нее просто нет сил.
– Ты когда вернешься? Ужин ждет.
– Я поужинала, мам, – ответила Яна, надеясь, что мама просто положит трубку. Хотя бы раз в жизни.
– Хорошо. Ну, так когда тебя ждать?
Яне очень хотелось сказать «никогда». Но это было бы слишком театрально, потому что идти ей было все равно некуда.
– Минут через двадцать.
– Хорошо, солнышко, – ответила мама и первой положила трубку.
По дороге домой Яна поняла, что мама все равно узнает о ее визите к боссу. Можно было бы попросить того не говорить, но это вызвало бы неминуемые вопросы, ответов на которые у Яны не было. Ну не расскажет же она ему всерьез о том, что начинает бояться собственную мать. А его, кажется, назначила спасителем. Поэтому первым делом, войдя в квартиру, Яна призналась:
– Я после работы заехала ко Льву Константиновичу.
– Зачем? – прищурилась мать, которая всего секунду назад тепло улыбалась, встретив ее с работы. Улыбалась так, как будто не было никакого буклета и самолета.
– Просто, – вновь пожала плечами Яна, потому что мама все равно не поверила бы в то, что босс вызвал ее к себе в нерабочее время.
– Яна? – Мама оказалась рядом и, взяв Яну за плечи, участливо заглянула ей в глаза. – С Крестовским это не сработает, слышишь? Он не из тех, кто будет смешивать личное и рабочее.
В голосе мамы звучало сожаление, вот только Яна понятия не имела, сочувствует ли мама ей или же расстроена тем, что этот путь для захвата компании не подходит. Мысль о том, что мама всерьез нацелилась прибрать к рукам всю эту махину, никак не желала укладываться в голове.
– Ты просто потеряешь время и работу, и я ничего не смогу сделать. Это на Алексея можно было надавить. Лев жестче.
– А почему он тогда взял меня на работу? Если он жестче и на него нельзя надавить.
– Потому что ему удобно держать всех детей Волкова под присмотром, чтобы быть уверенным в том, что они не представляют угрозу его делам.
– Угрозу? – воскликнула Яна, вспоминая то, каким разбитым выглядел Дима на обратном пути. – Мам, ну какая от них может быть угроза?
– Яна, ты как будто вчера родилась. Волков-младший может взбрыкнуть в любой момент и потребовать вывести свою долю наследства из компании. Именно поэтому Лев следит за его контактами, за его жизнью. Окажись с ним рядом ушлая девица, и всё. Он может жениться в любой момент. Он уже совершеннолетний. И плюс ко всему инфантильный и глупый.
– Мне он не показался глупым, – подала голос Яна.
Про инфантильность она ничего не сказала, потому что в глубине души понимала, что она сама не приняла в своей жизни ни одного решения без участия матери. Раньше ей не казалось это проблемой, а вот сегодня Яну неприятно резануло этим осознанием.
– Ты совершенно не разбираешься в людях, – отрезала мать.
– Мам, для чего был тот самолетик?
Мама неожиданно улыбнулась так, как не улыбалась никогда прежде.
– Для твоего будущего, Яночка. Лев не задержится здесь долго. Рано или поздно он вернется в Англию. И к моменту отъезда он должен быть уверен, что Волков-младший не тот человек, на которого можно оставить хоть что-то. На самом деле это правда, Яна. Мальчишка не способен ни на что.
– Но если ему помочь?
– Помочь? – удивленно воскликнула мать. – Кто ему будет помогать? Ты? Я? У меня уже есть ребенок, Яна. И я сделаю все, чтобы помочь тебе. Зачем мне чужой мальчишка?
– Но так же нельзя, мам!
– Яна, солнышко. Не драматизируй. Никто же не собирается устраивать ему аварию или сыпать яд в кофе, – мама рассмеялась, и Яна натянуто улыбнулась за компанию с ней, отчего-то не испытывая ни капли облегчения. – Мальчик будет жить своей привычной жизнью, учиться, таскаться по барам и девкам. Привычного достатка он не лишится. Никакой трагедии в этом не будет, солнышко!
Мама говорила об этом с фанатичным воодушевлением, и Яна осознала, что для ее матери это серьезно. Настолько, что она готова переступить через будущее Волкова-младшего. И то, что с людьми так нельзя, для нее совсем не аргумент. Яне стало по-настоящему страшно. Второй раз за сегодняшний день.
– Даже если Дима… сойдет с дистанции, есть еще Роман, – произнесла она, отчаянно желая сместить фокус внимания матери на Крестовского. У того хотя бы есть защита в виде отца, который наверняка не даст его в обиду. – У Романа выйдет гораздо лучше управляться с компанией. У него амбиции, он на это учится, у него опыт отца, он…
– Какие амбиции, Яна? Роман – бесхребетный сопляк, который без одобрения папочки не ступит и шагу. Его псевдоделовому поведению грош цена. Ты просто вообще не разбираешься в людях.
Яна повела плечами и отчего-то вспомнила, как Роман вышел из машины, чтобы узнать, всё ли у нее в порядке, и как она цеплялась взглядом за его спину, чтобы не зареветь. А потом вспомнила, как холодно он смотрел на нее, застав в квартире своего отца. Бесхребетный?
– Яночка, доченька, просто предоставь это мне. Все у тебя будет. Слышишь? И яхты, и виллы за границей, и весь мир у твоих ног. Ты этого заслуживаешь. Ты у меня самая умная, самая красивая, самая-самая. Ты поживешь за нас обеих. Правда?
– Ты сама за себя поживешь, – прошептала Яна, потому что, когда мать говорила вот так, она просто не могла сопротивляться напору ее сумасшедшей любви.
– И я поживу, конечно. Но я уже полжизни прожила, а ты только начинаешь. И ты не будешь обитать в клоповнике и считать копейки. Никогда. Я об этом позабочусь.
– Можно я спать пойду? – попросила Яна. И ее голос прозвучал жалко.
– Иди, солнышко.
Мать поцеловала ее в щеку и потрепала по волосам. Так же, как Лев Константинович сегодня.
Перед сном она долго прокручивала в голове срыв Димы, презрительный взгляд Романа, разговор со Львом Константиновичем. Засыпая, она вспомнила, как он обнимал ее, приговаривая: «Янка-Янка».
В эту ночь ей впервые снился отец, которого Яна никогда не видела вживую. Они сидели на берегу моря. Отец улыбался, глядя на волны, а Яна смотрела на него. Ей не нужно было смотреть на море, она откуда-то знала, что там купаются его настоящие дети.