– Ляль, все будет хорошо.
– Это не ответ, – прошептала Лялька и все-таки всхлипнула.
Ромка ничего не добавил.
– А я сегодня в Москве была, – произнесла Лялька, все так же прижимаясь ухом к телефону.
– Круто, – она услышала, как Ромка улыбнулся.
– Я тебе фото с ВДНХ присылала.
– Здорово.
– Я… с парнем познакомилась. Он классный.
Лялька ожидала, что Ромка хотя бы на эту информацию оживет, что ли. Спросит, кто этот парень, как они познакомились, не обижал ли он Ляльку.
Но Ромка сказал:
– Это здорово.
– Здорово? – уточнила Лялька, в то время как ее мир разрушился с таким грохотом, что даже уши заложило. – Ну пока.
Лялька убрала нагревшийся телефон от уха и нажала «отбой». Несколько секунд смотрела на список вызовов, а потом открыла чат с Ромкой и набрала: «Ответь честно: если бы Андрей увез меня сегодня, ты бы не поехал за мной, да?»
Под сообщением появилась серая галочка. Одна. Лялька до рези в глазах вглядывалась в экран, ожидая, когда появится вторая галочка и они обе окрасятся, оповещая о прочтении. На часы Лялька не смотрела, но бабочка наверняка успела облететь кругов десять, а галочка под сообщением так и осталась в одиночестве. Как во сне, Лялька спрыгнула с подоконника и направилась в ванную. Приняла душ, протерла полочку под зеркалом, хотя та и без этого сияла. Перебрала запас пен для ванны, масел и прочих девчачьих радостей. И все это механически, даже не вникая в то, что делает.
Беспечная бабочка на ее часах давно должна была устать и сдохнуть, пока она торчала в ванной, но, войдя в комнату, Лялька обнаружила, что бабочка все еще летает. Подумала, что нужно будет выбросить эти дурацкие часы и купить нормальные. Мысль о том, что их, наверное, покупала мама, на удивление не повлияла на это решение. Мама, как и все прочие, предала ее. Тем полетом в проклятый Инсбрук.
Однажды психологиня попыталась донести до Ляльки мысль, что в ней живет чувство обиды на родителей. Лялька мысленно послала ее подальше, не поверив. Как можно обижаться за несчастный случай? За трагедию, которой никто не хотел? А сейчас, после того как Ромка отвернулся и она осталась совсем одна, Лялька осознала, что вот это горькое, жгущее в горле и не дающее нормально сглотнуть – это обида. И что самое смешное, не на Ромку – нет. На него обижаться она пока не могла. Обида была на родителей. Потому что Лялька не хотела быть одна, что бы там ни думали Димка и Сергей. Лялька хотела, чтобы ее обнимали, держали за руку. Она хотела к папе на колени. Ведь это все было.
Экран лежавшего на столе телефона засветился в полумраке системным сообщением. Лялька медленно выдохнула и, подойдя к столу, не взяла его в руки. Даже не посмотрела на экран. Вместо этого подкатила к стене компьютерное кресло, заблокировала колесики и влезла на сиденье. Ей пришлось встать на цыпочки и вытянуться изо всех сил, чтобы достать до часов. Чтобы снять их со стены, пришлось повозиться. Спрыгнув на пол, Лялька некоторое время рассматривала красно-оранжевую бабочку с большими синими кругами на крыльях. В темноте она, разумеется, не могла видеть оттенки, но знала их наизусть.
Телефон вновь пиликнул, и Лялька медленно выдохнула. Она спокойна. Ей даже все равно, что Ромка там написал. Она со всем справится. Подумаешь.
Лялька сняла блокировку экрана и с силой сжала часы, которые все еще держала в руке.
Ее последнее сообщение в чате с Ромкой так и висело недоставленным. Лялька с размаху швырнула часы об пол, потом схватила со стола новогодний шар с домиком, снеговиком и искусственным снегом и что было сил долбанула им по часам. Стекло разлетелось, стрелки погнулись, и бабочка устремилась ввысь так, будто собиралась взлететь.
Ляльке очень хотелось отломать эту бабочку, уничтожить. Но та сидела крепко. Стрелка гнулась, скручивалась, но бабочка никак не желала от нее отламываться.
Дверь в ее комнату распахнулась, и с потолка хлынул яркий свет. Димка вырвал из ее рук часы и, больно схватив за локти, заорал:
– Ты поранилась?!
Лялька замотала головой.
На шум прибежал Сергей. Они оба скакали вокруг нее, задавали миллион вопросов, тормошили, отчего у Ляльки почти сразу разболелась голова. Сергей усадил ее на кровать и собрал с пола осколки. Димка унес часы и, вернувшись, уселся рядом с ней. Лялька молчала. Не потому, что хотела что-то им продемонстрировать, нет. Она просто не знала, что сказать и чем объяснить свою глупую выходку. Часов было жалко до слез, но она понимала, что стоит сейчас начать реветь, и она уже больше не остановится.
Димка вдруг взял ее за руку и крепко сжал пальцы. Лялька опустила взгляд на их руки. Он прибежал к ней в одних шортах, поэтому Лялька видела, что его руки, грудь и живот покрылись гусиной кожей, хотя плечо, которым он прижимался к ней, было горячим. А еще Димку, кажется, трясло. Ляльке было очень его жалко. Даже сильнее, чем часы, но плакать было нельзя, поэтому она вытащила свою ладонь из его пальцев и отсела подальше. Иначе бы точно разревелась. Сергей молча ушел. Сколько Димка сидел в ее комнате, Лялька не знала. Телефон остался лежать на столе, а часов на стене больше не было.
– Ты иди. Я в порядке, – пробормотала наконец Лялька.
Ей очень хотелось побыть одной, потому что она по-прежнему боялась разреветься, а дрожавший в полуметре брат никак не способствовал успокоению.
Димка встал с кровати и посмотрел на нее сверху вниз, растрепанный, испуганный.
– Иди. Все правда хорошо. Меня просто бабочка раздражала.
Димка помотал головой, и Лялька пояснила:
– На часах. Летала по кругу, летала. Бесила.
– Понятно, – протянул Димка. – А у меня машинка на стрелке по кругу катается.
– Хочешь, и ее сломаем?
– Не, – Димка снова помотал головой. – Там и так батарейка села.
– Спокойной ночи, – слабо улыбнулась Лялька.
Димка наклонился и чмокнул ее в макушку.
– Если захочешь что-то сломать, зови. Я присоединюсь, – неловко пробормотал он.
– Ты клевый, – вновь улыбнулась Лялька.
Димка не улыбнулся в ответ, просто молча направился к двери.
Лялька смотрела на его сведенные лопатки и, кажется, начинала чуть лучше понимать его стиль жизни. Наверное, зависать в клубах – вариант. Ее, правда, все равно не пустили бы, да и она умерла бы в толпе от страха, но для Димки это явно был его личный способ существовать.
– Дим, – позвала она, и брат обернулся. – Подари мне такие же часы.
– С бабочкой? – уточнил Димка, устало навалившись плечом на дверной косяк.
– Ага.
Димка все-таки был клевым. Он ни слова не сказал о том, что предыдущая бабочка упокоилась в мусорке, потому что бесила. Он просто кивнул и, выйдя, тихонько прикрыл дверь.
Лялька подошла к столу и взяла в руки телефон.
LastGreen прислал ей: «У меня будет свободна вторая половина дня в четверг».
И еще: «Если ты не из Москвы, можем пересечься с твоей стороны города».
«С твоей стороны города» звучало так, будто целых полгорода принадлежали ей.
«Я только что разбила вдребезги настенные часы», – зачем-то написала Лялька.
«Испугала брата и дядю».
«Я хожу к психологу каждую неделю».
«И у меня нет своей половины города».
«Меня вообще нет».
Галочки под ее сообщениями тут же окрасились, отмечая их прочитанными.
«О! У нас уже столько тем для беседы».
«Зачем тебе это? – спросила Лялька. – Ты меня совсем не знаешь».
«Вот и еще одна тема. Накидывай. Будем обсуждать до ночи».
Лялька против воли улыбнулась.
«Ты похож на маньяка».
«В письмах или в реале?»
Лялька вспомнила его смешные уши.
«В письмах».
«Круто. Это мы тоже обсудим».
Лялька перечитала всю переписку заново.
«Ну так что?» – спросил LastGreen через две минуты.
Андрей тоже был настойчив, когда хотел получить ответ в их переписке. А потом запихнул ее в машину, связал руки скотчем и заклеил рот.
«Я подумаю», – ответила Лялька.
«Спокойной ночи)))))», – прислал LastGreen, и Лялька медленно, по букве, набрала: «Спокойной ночи».
Глава 20
Ищешь добрые знаки в любой улыбке случайной.
Первое, что увидел Роман, войдя в кабинет, – Машино лицо. Ее щеки были малиновыми с каким-то странным синеватым оттенком. На фоне бледных лба и носа это смотрелось пугающе. Роман сглотнул и взял Машу за руку.
– Присаживайтесь, – указала ему доктор на соседний с Машей стул.
Роман послушно сел и вновь посмотрел на Машу. Она выглядела испуганной до смерти, и он тоже против воли начал впадать в панику. Он хотел быть храбрым, правда хотел. Но, кажется, у него не получалось. Во всяком случае, внутренне.
– Как ты? – прошептал он.
Маша пожала плечами и неуверенно улыбнулась.
– У нас же все хорошо, да? С ребенком все хорошо?
Роман повернулся к доктору. Та смотрела на него так, будто он сморозил редкую ерунду. Романа, признаться, начинал бесить этот снисходительный взгляд. Он вдруг понял, с чем не сталкивался в Англии никогда. Вот с такими снисходительно-насмешливыми взглядами. Незнакомые люди там не делали вид, что им есть до тебя дело. Они всегда были нейтрально вежливы. Ну, кроме всяких придурков, на которых можно было случайно нарваться в Лондоне. А за неполный год, проведенный в Москве, Роман с лихвой хлебнул вот этой раздражающей привычки посторонних взрослых людей демонстрировать тебе, что ты идиот. Так могли посмотреть продавцы в магазинах в ответ на совершенно невинный вопрос о том, где что стоит; так смотрела на него парикмахер в салоне, когда он пришел туда впервые и не смог внятно объяснить, что именно хочет. Так смотрела Машина мама, так смотрела вот эта доктор. Даже отец тут без конца на него так смотрел.
Роман медленно выдохнул, убеждая себя в том, что это местный колорит. И это можно выдержать. Ерунда.
– Маша, сама расскажешь? Или лучше я?