Когда Роман повесил трубку, пообещав Ляльке приехать, он понял, что плюс у этого разговора все-таки был: несколько минут он не думал о своей вине перед Машей. Правда, теперь вина стала вдвое больше, и, кажется, с этим он уже поделать ничего не мог. Наверное, это все потому, что он придурок, который умеет только ломать.
Маша, как обычно, сидела с Волковым. Занявший свое место Роман почему-то уставился на препода, хотя собирался повернуться к Маше и поздороваться. Но смотреть на них с Волковым было… Тяжело было. И больно. Пусть Роман и дурак, но он ведь ее любит. Правда любит. И все-таки не верит в то, что Маша смогла бы его обмануть и сделать что-то с ребенком от него. Мысли в голове путались, наскакивали одна на другую, и Роман уже не понимал, чего здесь больше: раскаяния, злости, обиды, недоверия или ревности.
Боковым зрением он уловил, как Маша наклонилась к Волкову, и, не удержавшись, взглянул на их парту. Они сидели голова к голове и смотрели на препода, чтобы не спалиться на болтовне. При этом Волков хмурился, пока Маша что-то ему втолковывала. Картина была привычной до зубовного скрежета. Маша наконец почувствовала его взгляд и повернулась к нему. Не улыбнулась. Впрочем, Роман и не ожидал другого. Сам он улыбаться тоже не стал, но прошептал: «Привет». На миг испугался, что Маша не ответит. Но она тоже прошептала: «Привет» – серьезно и весомо. И этим самым вновь будто заземлила Романа. Он почувствовал себя настоящим. Хотя, наверное, это было дико неправильно – чувствовать себя живым и настоящим только тогда, когда другой человек на тебя смотрит и с тобой говорит.
На перемене Роман направился к ним. Сердце бухало в груди так, будто он готовился сдавать экзамен.
– Привет, – негромко сказал он, ни на кого конкретно не глядя.
Димка протянул ему руку, хотя Роман и был готов в очередной раз получить в нос. Не ладилось у них с Волковым, хоть убей.
– Привет, – не поднимая глаз от своей тетради, отозвалась Маша.
Волков перевел взгляд с Романа на нее и объявил:
– Так, я пошел.
– Завязывай уже травиться, – проворчала Маша.
– Угу, – не оглядываясь, отозвался Волков, на ходу затыкая уши наушниками.
Роман набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и попросил:
– Поговоришь со мной?
Маша молча пересела на стул Волкова, и Роман, приняв приглашение, опустился на ее место. Несколько секунд смотрел на Машины тонкие пальцы, суетливо двигавшие по парте Димкину ручку, а потом накрыл ее руку своей.
– Прости, что я не посоветовался с тобой.
Маша шумно выдохнула и прошептала:
– Я не знаю, как теперь твоему отцу в глаза смотреть.
– Да обычно смотреть. Он… нормально воспринял и…
– Нормально?
Роман вспомнил последний разговор с отцом и едва не поморщился. Но ведь саму новость он и правда воспринял относительно нормально. Вон даже ужин приготовил к их приходу.
– Маша, отец не станет вмешиваться в нашу жизнь. Тебе не нужно с ним вообще пересекаться, если ты этого не хочешь. Мы с ним мало общаемся и…
– Мне стыдно, понимаешь? – Роман перевел взгляд с их рук на Машу. Она выглядела расстроенной. – Как будто я действительно пыталась тебя…
– Не думай об этом, – перебил он. – Потому что я так не думаю.
– Правда? – с надеждой спросила Маша, и Роман очень серьезно кивнул. – Мне еще перед тобой очень стыдно, – шепотом призналась она. – И… я вообще хочу, чтобы этого всего не было.
– Да я бы тоже не отказался, – нервно рассмеялся Роман. – Но оно уже было. Просто давай мы не будем из-за этого ссориться?
Он хотел сказать это ровным тоном, но вышло жалобно.
Маша вздохнула и вытащила свою руку из-под его. Роман понял намек и собрался было отодвинуться, но Маша провела указательным пальцем по его мизинцу, по граням на его кольце.
– Откуда оно у тебя?
– Кольцо? – удивился Роман. – Купил просто.
– А гравировка на нем есть?
Роман почувствовал, что краснеет. Он купил это кольцо, когда ему было пятнадцать и они поссорились с Волковым. И да, гравировка там была. Но показывать изречение Соломона о том, что все проходит, пройдет и это, было сейчас почему-то очень стыдно. Хотя у них вроде как не было секретов. Вернее, Маша так думала. Роман стащил кольцо с пальца и положил на парту перед Машей.
– This too shall pass, – прочитала Маша и усмехнулась. – И что? Проходит?
Роман подумал о том, что с Волковым они так оба до сих пор и не успокоились, и покачал головой.
– Наверное, Соломон жил в каком-то более понятном мире, – пробормотал он.
Маша взяла его за руку и надела кольцо обратно на мизинец. Случись все иначе, она могла бы вскоре надеть на его руку обручальное кольцо. Эта мысль почему-то отозвалась холодком в желудке.
На практику они привычно поехали втроем на машине Романа. Маша сидела на переднем сиденье, но Роман все равно загонялся тем, что так и не мог понять, простила она его по-настоящему или только сделала вид. Волков задумчиво смотрел в окно, и Роман понятия не имел, как сообщить им обоим о том, что вечером он едет к Ляльке, потому что обещал с ней поговорить. Ведь тогда придется рассказать Маше о поцелуе, а Волкову – о Лялькином вопросе про Андрея, тем самым признавшись, что они общаются. А ведь Волков ясно дал понять, что Роману в его доме больше делать нечего и нужно вообще держаться от Ляльки подальше. А как тут держаться, когда у ребенка любовь? О Ляльке Роман думал в последнюю очередь, потому что, если уж быть до конца откровенным, ехать к ней он побаивался, поскольку, как выяснилось, та выросла очень изобретательным ребенком.
То, что в офисе Волкова накрыло приступом аллергии, Роман понял, кажется, еще раньше самого Димки. Почему-то он очень хорошо запомнил тот самый первый раз еще в Англии, когда тетя Аня вызывала Димке экстренную помощь. Роман испугался тогда до одури. Вот и сейчас, когда Волков вдруг стал странно покашливать, при этом упорно игнорируя симптомы со словами: «Все это фигня, само пройдет», Романа накрыло паникой.
Суетящаяся Яна, испуганная Маша, собранный Сергей, оказавшийся единственным человеком, знавшим, что нужно делать, – все это слилось в сознании в какую-то бесконечную картинку, из которой очень хотелось вырваться на свежий воздух, снять чертов галстук и наконец вдохнуть полной грудью. Лишь бы не слышать сиплого дыхания Волкова и не умирать от страха и от стыда, потому что в мозгах что-то переклинило, а в голову полезли подленькие, недостойные мысли, самой яркой из которых была: «Случись подобное с ним, стала бы Маша волноваться так же, как сейчас за Волкова?»
От облегчения, которое испытал Роман, поняв, что не придется никому объяснять причину своей поездки к Волковым, тоже было немного стыдно. Маша проводила их до машины, наскоро чмокнула Романа в щеку, а успевшего сесть в машину Димку – в макушку. Волков что-то сказал ей, и Маша шлепнула его по плечу, а потом, выпрямившись, посмотрела на Романа и прошептала:
– Позвони потом.
Про то, что едет в том числе и к Ляльке, Роман Маше так и не сказал.
Сергей вел машину плавно и осторожно, периодически бросая взгляды в зеркало заднего вида. И хоть он всем своим видом показывал, что все под контролем, дурное волнение никак не отпускало Романа. Димка выглядел гораздо лучше и дышал уже без этого жуткого сипа, но краснота с его лица так и не сошла. А еще он был непривычно тихим. И в этом не было демонстративного игнорирования, которое порой включал Волков, когда начинал молчать рядом с Романом так, что тот буквально врезался в это молчание, как в бетонную стену. Сейчас Димка молчал так, будто его тут не было, и Романа это пугало гораздо сильнее, чем красные аллергические пятна, которые никак не желали проходить до конца.
Роман ерзал на сиденье, не зная, куда деть ноги и руки, пока Волков наконец не повернулся к нему и не спросил:
– Чего суетишься?
– Да ничего, – выдавил Роман. – Просто ты в следующий раз, когда помирать надумаешь, предупреждай хотя бы.
– Пф. Не дождешься, – фыркнул Димка и вдруг неожиданно серьезно добавил: – Мне еще Ляльку нужно пристроить.
– Ты говоришь как миссис Дженкинс. Это соседка моего деда, которая уже года три как пытается меня кому-то пристроить.
– Это до вас еще Полина Викторовна не добралась, – подал голос Сергей. – Вот уж кто видит цель, не видит препятствий.
– И чё? Невесту нашла? – изобразил заинтересованность Димка.
– Я пока держу оборону, – усмехнулся тот.
Волков улыбнулся, и Романа немного отпустило. Он убрал в карман телефон, который сжимал в кулаке, будто тот мог чем-то помочь, и бросил взгляд на расслабленную руку Волкова, лежавшую на сиденье между ними. Димка, в отличие от Романа, колец не носил. В пятнадцать у него были фенечки и желание набить тату, а теперь фенечки на запястье сменились часами, а на видимых участках тела тату не было. Роману вдруг совершенно по-детски захотелось схватить Димку за руку и потребовать, чтобы тот не пугал его так больше, чтобы не вздумал задыхаться и вообще не вздумал делать всякую фигню. Вот только Волков бы, наверное, не понял такого порыва. Да Роман и сам не стал бы. Мало ли что ему там в голову взбрело.
– Есть хотите? – подал голос Сергей.
– Лично я сыт твоими дурацкими уколами. От них башка кружится.
– Зато дышится вон как – полной грудью, – засмеялся Сергей.
– А вот так, чтобы и тут хорошо, и тут, придумать слабо?
– Не ко мне – к фармацевтам.
Перед дверью в Лялькину комнату Роман стоял целых тридцать пять ударов сердца. Он зачем-то считал, убеждая себя в том, что это всего лишь Лялька, девочка, которую он знает всю жизнь. Ну правда, бояться нечего. Вот только в голову лезли тот ее дурацкий поцелуй и собственное озарение о том, что ситуация совершенно вышла из-под его контроля.
Эта новая Лялька смотрела на него испуганно и одновременно нагло. Так, как никогда раньше. Ее хотелось встряхнуть, чтобы она наконец пришла в себя. Вот только Роман не был уверен, что это помогло бы. Все, что говорил ему психолог о Ляльке, выглядело сейчас полной ерундой. Норма влюбляться в друзей старшего брата? Проходит, когда начинается активная социальная жизнь? Сменяется на другое увлечение? Наверное, это сработало бы, если бы Лялька училась в обычной школе, а дома ее встречала бы мама, готовая выслушать и дать совет.