– Пойдем скорее, я купила твои любимые роллы!
Мама упорхнула в сторону кухни. Роман разулся и, сняв куртку, крикнул:
– Я переоденусь.
В комнате он переоделся в сухую одежду и еще некоторое время стоял у окна, глядя в ночные сумерки. Он очень хотел увидеть маму, он правда дико соскучился. Но вот сейчас она о чем-то рассказывала деду на кухне, Роман слышал ее голос, а выходить не спешил, потому что… чувствовал обиду. Неуместную, почти детскую.
– Роман! – крикнул дед, и он, отлепившись от подоконника, пошел к ним.
Мама много смеялась, а Роман смотрел на нее и думал о том, что она не хотела, чтобы он родился. И отец не хотел. Но если поговорить с отцом на эту тему он хотя бы мог, то с матерью – нет, потому что в их семье ее не принято было расстраивать. Ее нужно было оберегать и боготворить.
Она больше не была блондинкой, и Роман не мог понять, нравится ли ему ее новый цвет волос. А вот ее смех ему по-прежнему нравился, как и рафинированная красота, которую, судя по появлявшимся в Сети фото с бесчисленных светских мероприятий, по-прежнему любили фотографы. Глядя на цветущий мамин вид, Роман понимал, что она явно не переживает из-за развода с отцом. Ему очень хотелось набраться наглости и спросить про Патрика, но все, на что его хватило, – это уточнить, где мама сейчас живет. Оказалось, в их лондонской квартире. Роман хмыкнул; впрочем, комментировать не стал. Да и что он сказал бы? Кто он такой, чтобы кого-то учить, раз отца все устраивает?
Мама почти не сидела на месте. Она порхала по кухне, подходя то к плите, то к раковине, то к окну. Нет, ничего при этом не подавала и не приносила – все делал дед, она просто заполняла собой пространство, как обычно. По этой ее особенности Роман, оказывается, тоже скучал. В его квартире было совсем пусто, как и в квартире отца. Он некстати вспомнил Яну в кухне отца. Попытался сравнить ее с матерью, но это было глупо. Мама выигрывала всегда и у всех.
– О чем задумался? – мама оказалась рядом и потрепала Романа по волосам.
– Зачем ты просила меня приехать? – спросил он.
– Потому что соскучилась, солнышко, – улыбнулась она, но Роман видел, что это не вся правда. – Завтра мы с тобой идем на выставку, которую я открыла неделю назад. О ней такие шикарные отзывы. Еще у нас на гастролях русский балет. Чтобы ты не слишком отвыкал, да? А еще Роббинсы закончили наконец реставрацию дома, который им достался от прадеда. Ждут нас с тобой в гости.
– Я не могу задержаться надолго, – выпалил Роман, когда появилась возможность вставить хоть слово.
– Милый, это все можно успеть за ближайшие три дня.
Дед многозначительно хмыкнул, и Роман решил не спорить.
Около часа ночи мать сообщила, что ей пора.
– Ты не останешься? – вырвалось у Романа.
Они сидели в гостиной, и из приоткрытого окна тянуло сырой прохладой. Мама куталась в цветастое пончо, дед медленно покачивался в бабушкином кресле, а Роман сидел на диване, сжимая в руках вышитую бабушкой подушку.
– Ой, нет, милый. Отец встает в такую рань, ты же знаешь. И вместе с ним встают все, – мама звонко рассмеялась.
Дед никогда не будил Романа, если тому не нужно было вставать к определенному времени, поэтому с матерью он согласиться не мог. С другой стороны, мама всегда чутко спала. С детства Роман знал, что по утрам рядом с родительской спальней нужно ходить молча и на цыпочках.
Мама сбросила пончо, забрала подушку из рук Романа и потянула его с дивана.
– Пойдем, проводишь. А ты отдыхай, – она остановилась рядом с дедом и звонко чмокнула его в седую макушку. Дед улыбнулся и прикрыл глаза.
В прихожей Роман бестолково топтался, пока мама набрасывала кардиган и поправляла перед зеркалом прическу. У него почему-то совсем испортилось настроение. Наверное, потому, что после общения со Стивом и ребятами у него осталось гораздо больше положительных эмоций, чем после общения с мамой. Он даже не мог вспомнить, о чем они с ней говорили. Скорее всего, о какой-то малозначительной ерунде. Вот только поговорив с Машей о какой-нибудь ерунде, он почему-то чувствовал тепло на душе. А сейчас ему было… никак.
– Я завтра вечером за тобой заеду, – мама вновь поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Дальше не провожай.
Но он все равно сунул ноги в кроссовки и вышел на крыльцо, чтобы усадить ее в такси. На улице было холодно, и стоявший без куртки Роман втянул голову в плечи. Мама смотрела на него и улыбалась. Привычно, мягко, красиво. В конце концов, она любила сына так, как умела. Она же не была виновата в том, что ему этого мало.
Роман проводил взглядом красные огоньки такси и вернулся в дом. Спать почему-то не хотелось.
Дед вынимал на кухне посуду из посудомойки.
– Помочь? – спросил Роман, прислонившись виском к дверному косяку.
– Иди спать, сынок, – улыбнулся дед. – А то я завтра встану в несусветную рань, и весь дом проснется со мной.
– Она тебя любит. Просто… ты же ее знаешь, – пробормотал Роман, пытаясь подбодрить деда.
– Тебя тоже, сынок. Все наладится.
Роман подошел к деду со спины и крепко его обнял, обхватив поперек груди.
– Ты классный, – сказал он.
Дед похлопал его по руке, не оборачиваясь, и Роман выскользнул из кухни. В их семье сентиментальные объятия были не в чести. Особенно после смерти английской бабушки.
Роман долго ворочался в кровати, отвыкнув спать без фонового гула Москвы за окном. Хотелось позвонить Димке и рассказать, как классно в школе. Сказать, что его там помнят и любят, про него расспрашивают, но он знал, что не позвонит.
Утром Роман проснулся от приглушенного голоса деда, говорившего с кем-то по телефону. Роман сонно улыбнулся, потому что дед таки его разбудил, – мама была права. Он попробовал уснуть снова, но не получилось. Минут десять он валялся в кровати, оттягивая момент, когда нужно будет вставать. Очень хотелось услышать Машу, но общаться с ней по телефону у него выходило из рук вон плохо. А еще он понимал, что Маша сейчас там с Волковым. Димке Роман все-таки верил, как бы смешно это ни звучало. А вот Маше… не то чтобы не верил, но слова отца о том, что на Романе свет клином не сошелся и что у Маши есть выбор в виде Димки, посеяли в его душе сомнения.
Выбравшись наконец из постели, он оделся, умылся и отправился на поиски деда, который, как оказалось, закончил разговаривать и теперь готовил завтрак. Роман остановился в дверях кухни и несколько минут наблюдал за ним. Дед двигался все так же шустро, как и раньше, и был таким привычным и уютным, что его снова хотелось обнять. А еще он трогательно старался не шуметь: очень аккуратно переставлял посуду и сердито ругался себе под нос, когда тарелки гремели при попытке достать их из шкафа.
– Доброе утро! – сказал Роман, и дед оглянулся с виноватой улыбкой.
– Разбудил тебя?
– Нет. Я сам проснулся. Я в это время уже в универе. Давай помогу.
– Но-но! Никто не будет хозяйничать на моей кухне!
Роман поднял руки, сдаваясь, и уселся за стол. Через пару минут перед ним стояла тарелка с ароматной яичницей и беконом.
– Поехали со мной в Москву, а? – не удержался Роман, принюхавшись к умопомрачительно пахнувшему завтраку.
– А давай лучше ты сюда, а? – дед устроился на стуле напротив него.
– Не могу, – промычал Роман с набитым ртом. – У меня там учеба.
– Учеба… Учиться и тут можно.
То, как это было сказано, вновь насторожило Романа. Он внимательно посмотрел на деда, но тот сделал вид, что не замечает его взгляда.
Они доели в молчании, потому что завтрак был таким вкусным, что отвлекаться от него не хотелось. Потом Роман вымыл посуду и заварил им с дедом свежего чая.
Печенья миссис Дженкинс были все такими же вкусными, и, если бы прямо сейчас Романа спросили, хочет ли он вернуться в Москву, ответ бы у него был однозначным. Ни за что!
Стив прислал сообщение с вопросом о том, когда они встретятся. Роман написал, что через час будет свободен, решив провести этот час с дедом. Просто потому, что хотелось. О матери, будто не сговариваясь, упоминать не стали. Вместо этого дед неожиданно спросил:
– Ну и как ее зовут? – Роман не успел сделать вид, что не понимает вопроса, как дед добавил: – Учебу твою.
– Маша, – ответил он.
Сводить вместе два мира, в одном из которых был его любимый дедушка в родном Энфилде, а во втором любимая – да, любимая – Маша в чужой Москве, было странно.
– Ма-ша, – по слогам произнес дед. – Мария? Как Бутырская?
Роман невольно рассмеялся и кивнул. Иногда он забывал, что дед провел всю свою жизнь в фигурном катании.
– Ну, фото хоть покажи.
Роман достал из кармана джинсов телефон и открыл галерею. Он отыскал то, самое первое, фото Маши, с которого, кажется, началась история их любви. Ну, его-то любви точно. Маша, снятая исподтишка охранником во время разговора с Романом на палубе отцовской яхты, даже сейчас, спустя время, все равно напоминала Роману героиню Остин. Он очень любил это фото, несмотря на то что, глядя на него, вспоминал Юлу, по просьбе которой оно и было сделано. Деду он, разумеется, ни за что не расскажет историю о том, что его тогдашняя девушка заказала слежку. И даже не станет говорить, что в тот вечер они разговаривали с Машей в первый раз. Все это было неважно.
Роман протянул деду телефон. Тот нацепил на нос очки, до этого висевшие на шее на кожаном ремешке, и принялся изучать экран, а потом хмыкнул, и Роман почувствовал, что краснеет. Он сцепил кисти в замок и прижал их к губам, глядя на деда и думая о том, что с детства очень любил его таким, когда тот вроде бы серьезный, но глаза при этом улыбаются.
– Красивая, – сказал дед и не стал спрашивать, почему Роман показал ему это невнятное, сделанное ночью фото. Все-таки дед понимал его как никто. – Давно вы вместе?
Роман убрал руки на колени и пожал плечами.
– Чуть больше месяца.
– А кислый чего? – спросил дед, откладывая телефон.
– Да не кислый. Просто… Скажи, а ты бабушку, ну… любил?