За окном яблоневые ветви были украшены красноватыми точками бутонов, готовыми вот-вот распуститься, а мои щеки украшал румянец смущения от того, что я грелась в объятиях Сюаньлина. Это был теплый день, наполненный счастьем.
Занавески в Инсиньтане недавно заменили, и теперь окна украшал тонкий шелк цвета прояснившегося неба после недавнего дождя. Это был дар от ткацкого управления в Цзяннине. Занавески были полупрозрачные, как дымок от благовоний. Когда в окна дул весенний ветер, он приподнимал ткань, и ее изгиб напоминал улыбку смущенной девушки. Шелест листьев за окном напоминал сладкое перешептывание влюбленных. Шепот доносился издалека, словно бы из другого мира, но мне казалось, что он зовет меня. Хоть я и была смелой девушкой, не боящейся нарушать правила, сейчас я была сама не своя: руки ослабли, тело меня не слушалось, в голове была абсолютная пустота. А вот сердце наполнялось радостью, хлынувшей как горячий и сладкий поток. Это ощущение пьянило. Хотелось закрыть глаза и навсегда остаться в его объятиях.
Глава 13И пролился над ней первый дождь государевых милостей [83]
Как только император покинул дворец Танли, ко мне подошла Цзиньси и прошептала на ухо:
– Я слышала, что в придворной канцелярии уже подготовили табличку с зеленой верхушкой [84] и вашим именем. Думаю, что через несколько дней император пригласит вас к себе, чтобы разделить ложе. – Лицо Цзиньси осветила радостная улыбка. Служанка вежливо присела и сказала: – Поздравляю, госпожа.
Мои щеки тут же залились румянцем стыда.
– Не говори глупостей, – отчитала я Цзиньси.
Во дворе дул приятный ветер, который приподнимал полы моей юбки, снова превращая их в крылья огромной бабочки. Я засунула пальцы за пояс, размышляя о том, что мне делать дальше.
– Цзиньси, а я не должна пойти к императрице и осведомиться о ее здоровье?
– Вы пока не обязаны посещать императрицу, так как император еще не вызывал вас к себе. Не стоит к ней ходить, чтобы не вызвать ненароком ненужную путаницу, – тихонько ответила служанка. – Но раз канцелярия уже все подготовила, то матушка-императрица наверняка обо всем знает и будет ожидать вас на следующий день после вашей первой ночи с Его Величеством.
– Хорошо. – Я кивнула и поежилась из-за холодного порыва ветра. – Пошли внутрь, тут слишком дует.
В последующие несколько дней император заходил ко мне, чтобы поговорить, попробовать новый чай или обсудить стихи, но он ни разу не упоминал, что хочет разделить со мной ложе. Я тоже об этом не говорила, делая вид, что ни о чем не догадываюсь.
И вот наступило утро, когда я проснулась и почувствовала сильный цветочный аромат. Мне показалось, что это запах цветущей яблони, но вряд ли только что распустившиеся цветы могут пахнуть так сильно. Я решила, что мне показалось и что это всего лишь аромат благовоний. Усевшись напротив зеркала, чтобы умыться и причесаться, я как бы вскользь спросила у Хуаньби:
– У нас во дворе, случаем, не расцвела яблоня?
Хуаньби рассмеялась:
– Госпожа, вы у нас такая сообразительная. Вы поняли, что яблоня зацвела, даже не выходя на улицу, а ведь цветы и правда распустились. Я заметила это рано утром.
– Неужели? Я ведь просто так спросила. Тогда надо обязательно пойти и полюбоваться на цветы.
Закончив с утренними процедурами, я поспешила во двор. Яблоня была вся в цвету. Ее маленькие цветочки напоминали хлопья снега, пусть снег и был слегка розоватый, полупрозрачный и даже немного светящийся. Неожиданно в этот момент любования меня наполнило предчувствие радости. Я рассмеялась и сказала:
– Не зря мы каждый день зажигали красные свечи. Благодаря им яблоня зацвела быстрее.
Вечером я сидела без дела у окна. На улице сгущались сумеречные тени, а воздух наполнял опьяняющий аромат яблони.
Евнух появился неожиданно. Он вошел поспешным, но твердым шагом и тут же провозгласил высочайший указ:
– Император повелевает удостоить пинь Вань чести искупаться в бассейне Чудесной Росы. Ее должна сопровождать старшая служанка дворца Танли Цуй Цзиньси.
Я поблагодарила за оказанную милость и переглянулась с Цзиньси. Мы обе понимали, что это значило: вскоре мы с императором окажемся в одной постели.
Евнух, закончив с чтением указа, повернулся к Цзиньси и очень вежливо сказал:
– Прошу служанку Цуй поскорее подготовить младшую хозяйку. Паланкин ждет за воротами дворца.
Бассейн Чудесной Росы был сделан из хэтяньского белого нефрита. Вода поступала из горячего источника Мэйшань, находящегося рядом с дворцовым садом, и по утрам бассейн пополняли утренней росой. Она стекала в большую нефритовую тарелку, которую соорудили по приказу императора У из династии Хань, мечтавшего о бессмертии. Он называл росу Влагой Небожителей, из-за этого бассейн и получил свое название. Купаться в бассейне Чудесной Росы позволялось только тем наложницам, к которым император относился особенно тепло.
Бассейн Чудесной Росы был разделен на три ванны: для императора, императрицы и наложниц. Ванна, в которой купался государь, называлась «Лотос». Она была украшена головой дракона из белого нефрита, а дно было разрисовано орнаментом из лотосов. Ванна для императрицы носила название «Пион», и ее украшениями служили фигурка феникса, выполненная из яшмы, и пышные кусты пионов, выгравированные на дне. Наложницам разрешалось купаться в ванне под названием «Яблоня». Ее украшали три сапфировые фигурки чудесной птицы Луань-няо.
Дворец, в котором находился бассейн Чудесной Росы, был наполнен дымом от многочисленных благовоний, успокаивающих дух, от чего казалось, что по комнатам дворца расползается туман. Внутри было очень тихо, не раздавалось ни единого резкого звука. Лишь чуть слышимый плеск воды разбавлял окружающую тишину.
Переплетающиеся ветви цветущей яблони украшали ванну из белого нефрита, прозрачной, как лунный свет. Тут и там мерцали огоньки свечей, отражающиеся от водной поверхности, разноцветные отблески напоминали мерцание звезд и радугу, пересекающую небо. Когда по воде проходила зыбь, в ней отражались яркие яблоневые цветы, украшающие дно.
На моих губах появилась улыбка, когда я вспомнила про только что распустившиеся яблони во дворце Танли. Увидев и здесь знакомые цветы, я немного успокоилась. Яблоневые цветы стали символом тепла и доброты, которые наполняли дворец Танли, поэтому было радостно увидеть их здесь, в незнакомом для меня месте.
Когда размягченная кожа коснулась твердого и теплого орнамента, во мне проснулся страх и в то же время вместе с ним и предвкушение неизведанного. Крошечные лепестки, выполненные из нефрита, вызывали во мне нетерпение и заставляли мое сердце метаться между спокойствием и возбуждением. Теплая вода обволакивала со всех сторон, и я чувствовала себя словно в нежных объятиях, которые пытались успокоить мое мечущееся сердце. Горячий воздух согревал мою душу, позволяя на время забыть о переживаниях и о том, где я находилась.
Вдруг я заметила краем глаза тень, мелькнувшую за полупрозрачной занавеской. Если это не служанка и евнух и не Цзиньси, которая стояла рядом со мной, то кто же это мог быть? Кто мог так тихо сюда зайти? Я повернулась к тени, и ее силуэт показался мне хорошо знакомым. Я запаниковала: я не могла появиться перед ним полностью обнаженной. Но он не стал входить, поэтому я немного успокоилась. Цзиньси накинула на меня халат для купания из тонкой белой ткани, который тут же облепил мою влажную кожу.
– Ваше Величество, – я окликнула непрошеного посетителя. – Вы научились этому у императора Чэна из династии Хань? [85] Простите, но вашей наложнице далеко до Чжао Хэдэ.
Услышав мои слова, служанки, стоящие за занавеской, тут же ее раскрыли, а потом встали на колени. Передо мной оказался Сюаньлин. Он стоял, заложив руки за спину, и улыбался. Но улыбка мгновенно уступила место сурово нахмуренным бровям:
– А ты смелая, раз решила сравнивать меня с другим императором.
Я нисколько его не испугалась. Вежливо присев, я сказала:
– Наш император не только умен и талантлив, но еще и великодушен, как никто другой в мире. Разве можно сравнивать его с императором Чэном? Мне кажется, что если бы император Чэн повстречался с вами, он сам упал бы перед вами на колени.
Сюаньлин сохранял невозмутимый вид, но в его голосе не было обвиняющих ноток, ему было весело:
– Я понимаю, что это лесть, однако мне все равно приятно слышать такие слова. Но откуда ты знаешь о моем уме и талантах, если все время находишься на территории гарема, а в гареме запрещено обсуждать мои дела?
Я скромно склонила голову:
– Ваша наложница не выходит из гарема, поэтому ничего не знает о ваших государственных делах. Дело в том, что вы, государь, владеете всем миром. Среди ваших наложниц есть те, кто прелестнее Хэдэ, и те, кто добродетельнее наложницы Бань [86]. Поэтому я и сделала такое умозаключение.
– Какой острый язычок у моей дорогой Вань! – Император взмахом руки велел мне выпрямиться, а потом нежно прикоснулся к моему виску. – Моя Вань так прекрасна, что самой Чжао Хэдэ было бы стыдно показаться рядом с ней.
Я немного отступила от императора и смело посмотрела ему в глаза:
– Я не осмелюсь сравнивать себя с Чжао Хэдэ. Я лучше посоревнуюсь в добродетельных поступках с наложницей Бань.
Только я это сказала, как тут же прикусила язык, вспомнив, что наложница Бань оказалась в немилости у императора и до конца жизни ухаживала за вдовствующей императрицей. Солнце радости, которое только что светило у меня на душе, стало заволакивать тучами переживаний.
– Мне невероятно повезло, что у меня есть наложница потрясающей красоты и с мудрым сердцем! – Теплота, с которой Сюаньлин мне улыбнулся, согрела мою душу.