ь ею по чашке из горного хрусталя.
– Мой новый наряд промок из-за пота. Лег-кая шелковая юбка стремительно движется, когда я танцую. Я не найду тени в опавших цветах и деревьях вокруг, но среди кружащихся лепестков я чувствую любовь [154]. – Закончив читать стихотворение, я с нежностью посмотрела на Сюаньлина и кокетливо улыбнулась: – Я не так талантлива, как принц. Наверное, мое неуклюжее сочинение лишь насмешило вас.
В глазах принца Сюаньцина появился озорной блеск. Он скользнул по моему лицу взглядом, и мне показалось, будто по моей щеке провели мягкими перьями. Когда уголки его рта чуть приподнялись в мимолетной улыбке, я вспомнила о редких лучах зимнего солнца, скользящих по снегу и льду.
– Какая красивая фраза: «но среди кружащихся лепестков я чувствую любовь». – Принц перевел взгляд с меня на императора. – Ваньи не только умная и талантливая, но еще и нежно любит своего государя. Брат, а тебе везет в любви. – Сюаньцин поднял чарку с вином и на весь зал сказал: – Я пью за Его Величество и ваньи Чжэнь!
Принц залпом выпил вино и поставил чарку на стол. Сюаньлин выпил вместе с ним, а потом взял меня за руку и прошептал:
– Пей осторожно. После танцев можно запросто поперхнуться.
– Спасибо за заботу, Ваше Величество, – я улыбнулась, глядя на него с любовью, – но я больше не буду пить. Я уже и так пьяна.
– Тогда я выпью за тебя.
Сюаньлин взял мою чарку и залпом опустошил ее. Потом он подозвал евнуха Ли Чана и сказал:
– Запишите стихи, которые сочинили шестой принц и цзеюй Чжэнь, и поместите их в библиотеку.
Ли Чан, будучи умным мужчиной, быстро понял, что на самом деле хотел сказать император. Он поклонился мне и воскликнул:
– Поздравляю, госпожа цзеюй!
Императрица рассмеялась:
– Почему бы сразу не издать указ, что наложнице Чжэнь присваивается титул третьего ранга – цзеюй?
Все присутствующие встали и торжественно подняли бокалы.
– Поздравляем цзеюй с новым титулом! – кричали они вразнобой.
Я смущенно склонила голову, но, увидев на лице Мэйчжуан счастливую улыбку, не удержалась и улыбнулась в ответ.
Гости вновь уселись за столы, и пир пошел своим чередом. Внезапно неподалеку от императорского стола раздались чуть слышные всхлипывания, которые могли в любой момент перейти в рыдания. Я недовольно нахмурилась. Кто посмел плакать на таком важном празднике и портить другим настроение?
Сюаньлин тоже услышал всхлипывания и повернулся в ту сторону. Мы увидели, что наложница Хуа сидит насупившись, а ее глаза блестят от слез. Видимо, она больше не могла сдерживаться. Она всегда считала себя «самой лучшей наложницей во всем гареме» и никогда не проявляла слабость перед другими. И вот настал тот день, когда я увидела всемогущую наложницу Хуа со слезами на глазах. Но даже в таком состоянии она была красива. Ее слезы были похожи на капельки дождя, скатывающиеся с цветов груши. Весь ее облик напоминал о весенней тоске. На мгновение я даже пожалела ее.
Но в глубине души я только порадовалась. Наконец-то!
Императрица недовольно посмотрела на фэй Хуа и спросила:
– Что случилось? Почему ты плачешь? Тебя что-то расстроило?
Хуа вскочила и тут же опустилась на пол в земном поклоне.
– Простите, Ваше Величество! Я не сдержала эмоций и помешала вам праздновать. Надеюсь, вы простите меня.
Сюаньлин посмотрел на нее с прохладой в глазах и равнодушно произнес:
– Фэй Хуа, если тебя кто-то чем-то обидел, то говори прямо.
Императрица пристально посмотрела на императора, словно ее удивил его тон.
– Меня никто не обижал. – Наложница Хуа вытерла слезы и смущенно опустила глаза. – Просто танец цзеюй Чжэнь так меня растрогал, что я не смогла сдержать слез.
– Когда императрица Чуньюань исполняла «Танец встревоженного лебедя», тебя еще не было во дворце. Что же тебя так растрогало? – поинтересовался император.
Прежде чем ответить, наложница Хуа дважды поклонилась до земли и лишь потом сказала:
– В ожидании, когда Ваше Величество вызовет меня, я начала проводить дни за чтением книг и в одной из них увидела стихотворение «Из восточной башни» [155], которое написала наложница Мэй, любимица императора Тан Сюаньцзина. Я не раз вспоминала это стихотворение и прониклась чувствами, которые испытывала наложница Мэй. «Танец встревоженного лебедя» она придумала, когда была любима, а стихотворение «Из восточной башни», когда жила в уединении во дворце Шанъян. Увидев сегодня, как танцует наложница Чжэнь, я вспомнила об этом стихотворении, и мне стало бесконечно жаль наложницу Мэй.
– Ты раньше не интересовалась книгами. Почему вдруг начала читать? – Любопытство Сюаньлина все еще не было удовлетворено.
Наложница Хуа посмотрела ему в глаза и смело ответила:
– Я плохо образованна, Ваше Величество, но я часто слышала, что книги помогают улучшить характер и настроение. А еще знаю, что я не настолько добродетельна и талантлива, как другие наложницы. Если я не буду стремиться к совершенству и работать над характером, мне будет стыдно прислуживать вам, государь.
– Раз уж тебя так сильно впечатлило стихотворение наложницы Мэй, позволь и нам его услышать.
– Как прикажете, – ответила наложница Хуа и со слезами на глазах стала декламировать стих:
– «Яшмовое зеркало покрылось пылью, выветрился аромат из сундука с приданым. Гребень для волос заброшен, одежда из тонкого шелка свободно свисает. Горькое одиночество переполняет дворец, а я погрязла в размышлениях. Вот и осыпались цветы сливы, но я не видела их из-за высоких ворот. Мне трудно забыть про вашу любовь и разорвать крепкие узы. Клянусь, что даже если между нами будут горы и моря, я буду с вами рядом вечно, как солнце и луна».
Когда фэй Хуа дошла до строк «Я скучаю по прежней любви, которую больше не найти, и надеюсь увидеть ее хотя бы во сне. Я в одиночестве встретила столько праздников, что мне стыдно просить о милосердии», она стала подвывать, из-за чего у нее сбилось дыхание, и ей было очень трудно продолжать. Любой, кто увидел бы, как она убивается, не мог бы сдержать сочувствующий вздох.
Первым не выдержал рыданий наложницы принц Жунаня.
– Я знаю, что не имею права что-то советовать, так как наложница Хуа входит в гарем императора, но я хочу напомнить, что она уже давно служит брату-императору и я еще ни разу не слышал, чтобы она серьезно провинилась. Если она сделала что-то не так, то прошу простить ее в память о вашей былой привязанности.
Сюаньлин посмотрел на вздыхающую Хуа и сказал:
– Оказывается, тебе и правда было тяжело. Вставай. – Он замолчал ненадолго, а потом повернулся к Ли Чану: – Она живет слишком далеко. Поселите ее во дворце Шэньдэ, так она будет поближе ко мне.
Фэй Хуа засветилась от счастья и снова зарыдала, несколько раз ударившись лбом об пол в благодарность за милость императора.
Я взяла с тарелки кусочек корня лотоса и положила в рот. Я улыбалась, но не от радости, а от досады. Я знала, что наложница Хуа вернет расположение государя, но не думала, что это произойдет так скоро. Заметив, как побледнела императрица, я поняла, что на самом деле происходит. Оказывается, наложницу Хуа поддерживает принц Жунаня, которому служит отец Хуа. Если так пойдет и дальше, то вскоре она вновь обретет власть над гаремом и станет такой же могущественной, как в былые дни.
Столь печальные события в такой праздник…
Я вспомнила, как прошлой ночью пришла во дворец императора.
У порога меня встретила Фан Жо. Она преградила мне путь и сказала:
– Государь разговаривает с министрами. Пройдите, пожалуйста, в боковую комнату и подождите его там.
Вечером было очень тихо, а боковая комната находилась по соседству с главным залом. Ветер то и дело доносил до меня обрывки фраз.
«Мы ведем войну на юго-западе. Отец наложницы Хуа, Мужун Цзюн, воюет под командованием принца Жунаня. Государь, подумайте трижды, прежде чем что-то решать».
«Даже если фэй Хуа совершила серьезный проступок, она может нам пригодиться. Надо действовать по обстоятельствам».
Действовать по обстоятельствам? Я усмехнулась. Война на юго-западе была серьезной. Неизвестно, когда она закончится. Если генерал Мужун вернется с победой, император обязательно наградит его, а наложница Хуа вздернет нос еще выше.
Но…
Когда министры разошлись, я вошла в зал и подошла к императору. Он лежал на кушетке, прикрыв глаза. Услышав мои шаги, он, не глядя на меня, сказал:
– У меня раскалывается голова. Будь добра, помассируй мне виски.
Я сделала, как мне велели. Во дворце стояла тишина. В воздухе витал сладкий аромат жасмина, который смешивался с горьковатым запахом мятного масла. Я уже знала, что когда Сюаньлин сталкивался с трудностями в политических делах, у него начинала болеть голова, и он для облегчения боли использовал охлаждающее мятное масло.
Нежно поглаживая его виски, я спросила:
– Сылан, ты о чем-то сильно переживаешь?
– Хуаньхуань, ты всегда такая заботливая и внимательная. Может, попробуешь угадать, что меня тревожит?
– Правитель всегда переживает за свою страну, поэтому вас тревожат государственные дела.
– Ты права. Гарем тоже часть нашей страны, поэтому я должен заботиться и о нем.
Я уже догадалась, на что он намекал. Возможно, ему совсем не хотелось делать то, что он должен был сделать, и он надеялся, что я начну его переубеждать.
Прохладный ветер, дувший с озера, приносил с собой кваканье лягушек и теребил подол моей юбки.
– Императрице тяжело управляться с гаремом в одиночку, – сказала я. – Ей необходима помощница, которая возьмет на себя часть ее ноши.
– Кого ты предлагаешь?
– Матушка-наложница Хуа много лет помогала императрице управлять гаремом. К тому же… – Я нерешительно замолчала, но потом продолжила свою мысль: – Она вряд ли как-то связана с тем, что натворила гуйпинь Ли. Если вы слишком долго будете к ней холодны, боюсь, про вас пойдут кривотолки. Что касается ее чрезмерной жажды власти, то вам не стоит беспокоиться, думаю, после наказания она будет намного сдержаннее.