[158]. Но даже им я не до конца доволен.
Я приподнялась и осторожно поцеловала его глаза.
– Я не хочу, чтобы вы ценили меня только за красоту, – прошептала я.
– Хуаньхуань, я ценю не твою красоту, а чувства.
– Сылан, я очень рада это слышать.
Большое бронзовое зеркало было украшено многочисленными человеческими образами, цветами и птицами. Здесь были и сидящие парами в гнезде соловьи; и лотосы, растущие по два цветка на одном стебле [159]; и мастерски вырезанные лица, например Цуй Инъин с Чжан Шэном [160] из «Западного флигеля» и любящие друг друга Мэн Гуан и Лян Хун [161]. Позолота и гравировка не могли скрыть наши чувства. В зеркале отражалась пара возлюбленных, которые не могли насмотреться друг на друга.
Сюаньлин взял со столика тушь для бровей и сказал:
– Хуаньхуань, у тебя стерлась краска с бровей.
Я рассмеялась и пошутила:
– Неужели вы хотите почувствовать себя Чжан Чаном [162] и нарисовать мне брови?
Сюаньлин таинственно улыбнулся. Он был так сосредоточен, словно бы занимался государственно важным делом. Уверенными движениями он в два счета нарисовал мне брови. Когда я повернулась к зеркалу, я увидела, что они напоминают горы. «Синева далеких гор» [163] – так называлась эта форма бровей. При этом они были чуть светлее, чем я обычно рисовала, словно бы горы виднелись сквозь дымку.
От природы у меня и так были тонкие и длинные брови, поэтому я редко использовала форму гор. Чаще всего я рисовала брови, напоминающие ивовые листья. Но я все равно была счастлива, ведь эти «горы» были нарисованы Сюаньлином. Мое счастье было безмерно, душа ликовала! Я повертела лицом влево-вправо и подумала, что мне идут такие брови.
Я повернулась к императору и радостно улыбнулась.
– Я редко рисую себе брови-горы, поэтому не ожидала, что мне это так идет! – Я выбрала налобное украшение, сделанное в виде красной полупрозрачной бусины величиной с фасолину, и приклеила его между бровей. Когда я покрутила головой, бусинка засверкала. – Красиво?
– Для меня ты всегда самая красивая, – сказал Сюаньлин и снова меня поцеловал.
– Сылан, почему мне кажется, что вы уже не раз рисовали брови?
– Какая же ты у меня капризная! – Император не стал отвечать на мой вопрос. Приподняв мой подбородок, он прошептал: – Разве не говорится: «Если брови не накрашены, может ли муж обнять свою жену»? [164]
Я рассмеялась и оттолкнула его руку.
– Сылан, вы так часто говорите невпопад.
Он успокаивающе погладил меня по спине и спросил:
– Ты не хочешь есть? Давай я прикажу накрывать ужин?
– Хорошо. Давайте поужинаем, а потом вместе проведаем сестрицу Мэйчжуан?
– Я сделаю все, что ты попросишь, – ответил император, прожигая меня обожающим взглядом.
Глава 27Дикий рис и прохлада
К тому времени как мы поужинали, совсем стемнело. На улице подул ночной ветер, а на небе засияли первые звезды. Воздух наполнился приятным ароматом лотосов. Громко зашелестели на ветру высаженные по берегам озера дикий рис, горец, камыш и аир. По водной глади плавали несколько уток, а рядом с берегом что-то искал в зарослях белый журавль. Долгожданный ветер дарил измучившимся от жары жителям Тайпина легкую прохладу.
До дворца Юйжунь было недалеко, поэтому мы с Сюаньлином не стали брать с собой много слуг. Мы не спеша шли, держась за руки, по выстроенной вдоль берега галерее. Нам было весело, мы срывали на ходу цветы, болтали и смеялись.
Стоило нам войти во двор, как до нас донесся щебет девичьих голосов. Видимо, во дворце было много гостей. Я отступила на два шага, как того требовали правила, и пропустила императора вперед. Оказалось, что к Мэйчжуан пришли императрица и все наложницы, приехавшие в Тайпин. Среди них были и фэй Хуа, фэй Цюэ, гуйпинь Синь и цзеюй Цао. Когда мы вошли, гостьи разговаривали с хозяйкой, но как только они увидели императора, все сразу же поднялись, чтобы поприветствовать его низким поклоном.
Мэйчжуан тоже хотела подняться, но Сюаньлин жестом приказал ей остаться на месте.
– Я же говорил, что тебе не надо приветствовать меня по всем правилам, – мягко сказал он, после чего подал руку императрице и помог ей подняться. – Вот так сюрприз! Я не ожидал увидеть здесь весь цвет моего гарема.
Императрица ласково улыбнулась Сюаньлину.
– Жунхуа Шэнь в положении, поэтому я, как глава гарема, должна о ней заботиться. Это моя обязанность как императрицы.
Остальные наложницы почти хором сказали:
– А мы берем пример с нашей императрицы.
Император одобрительно кивнул.
Не считая меня, наложницы Хуа и наложницы Цао, остальные девушки уже несколько дней не видели государя. Поэтому, случайно повстречав его, они как завороженные следили за каждым его движением.
Наложница Хуа недобро покосилась на меня. С милой улыбкой она обратилась к императору:
– Ваше Величество, вы уже отужинали? Ко мне приехала новая кухарка из Сыюэ. Она очень вкусно готовит.
Сюаньлин не стал раздумывать над ответом:
– Я только что поужинал в павильоне Ифу. Давай в другой день.
Наложница Хуа улыбнулась, но уже не так радостно, как до ответа императора.
– Видимо, у цзеюй Чжэнь тоже очень хорошая кухарка, раз сам император остался у нее на ужин.
Мэйчжуан дружелюбно кивнула мне, императрица выглядела все такой же спокойной и радушной, наложница Цао сделала вид, что не услышала эти слова, а вот остальные посмотрели на меня с неприязнью.
Наложница Хуа не собиралась отсиживаться в сторонке. Она хотела сделать так, чтобы наложницы недолюбливали меня!
– Матушка Хуа, император все еще не может забыть тот суп с женьшенем и фазаном. – Я не привыкла отступать и решила атаковать в ответ. – Раз уж у тебя появилась новая кухарка, я уверена, что император теперь будет постоянно думать о тебе и о том, чтобы прийти к тебе во дворец.
Как только я это сказала, наложницы забыли про меня и уставились на фэй Хуа. Их не сильно волновало, с кем государь поужинал единожды. Для них было важнее знать, о ком император чаще всего думает. Именно к этой девушке будет приковано их пристальное внимание, именно к ней они и будут ревновать.
Хуа покраснела и нервно закашляла.
– Я не разговаривала с тобой больше месяца, – сказала она мне, – но ты все так же легко находишь нужные слова.
Я слегка склонила голову, принимая двусмысленную похвалу, и мельком посмотрела на Сюаньлина. Не отводя от него взгляда, я бросила в сторону:
– А у матушки-наложницы все те же прекрасные манеры.
Хуа хотела что-то сказать в ответ, но не решилась. Император сухо улыбнулся и окинул ее таким же холодным взглядом, какой был у вырезанных изо льда фигур.
– Наложница Чжэнь – очень умная и находчивая девушка. Она еще слишком юна, поэтому любит играть и шутить. Неужели тебе хочется с ней поспорить? – Сюаньлин скользнул равнодушным взглядом по красивому лицу Хуа и отвернулся.
Наложница Хуа задрожала, почувствовав на себе ледяной взгляд императора.
– Я очень люблю цзеюй Чжэнь за ее острый ум, поэтому мне нравится перебрасываться с ней шутливыми фразами.
Сюаньлин вновь посмотрел на Хуа, но уже добрее.
– Ты рядом со мной уже много лет и поэтому прекрасно меня понимаешь.
Пока мы разговаривали, дворцовые служанки успели принести свежие фрукты. Мы уселись и следующие пару часов провели за приятным разговором.
В ту ночь у Сюаньлина было хорошее настроение. Он внимательно слушал сидящую рядом императрицу и старался не обидеть ее ни словом, ни делом. Когда мы начали расходиться, император счел уместным уйти вместе с императрицей, а не со мной, потому что за нами следили несколько пар ревнивых глаз.
Когда Сюаньлин сказал, что отправится во дворец императрицы, все покорно это приняли и встали, чтобы проводить их.
Стоило нам выйти из дворца Юйжунь, как среди бамбуковых зарослей промелькнула чья-то тень. Ее тут же заметила гуйпинь Синь, которая славилась острым зрением, и испуганно ойкнула.
– Кто там крадется, как вор?! – крикнул Сюаньлин.
Один из евнухов тут же бросился вперед, схватил прятавшегося в зарослях человека и осветил его лицо фонарем. Оказалось, что это была младшая служанка Мэйчжуан Фулин. Когда ее схватили за шиворот, она задрожала от страха и выронила из ослабевших рук узелок, сделанный из простыни. Он упал на землю и раскрылся. Внутри оказалась одежда из дорогой ткани. Она выглядела знакомо, видимо, это была одежда Мэйчжуан.
Сюаньлин слегка качнул головой, но даже этого жеста хватило, чтобы Ли Чан понял, что от него требуется.
Старший евнух подошел к лежащей на земле одежде, приподнял ее, внимательно разглядывая, а потом повернулся к Фулин.
– Что это такое? Хотела украсть вещи хозяйки и сбежать? – рассерженно сказал Ли Чан и велел двум рослых евнухам скрутить испуганную девушку.
Фулин заметно побледнела, но, к моему удивлению, молчала, плотно сжав губы, и даже не пыталась оправдаться.
Мэйчжуан всегда рьяно заботилась о чистоте своего имени и хорошей репутации. Узнав про столь постыдный поступок служанки, она почувствовала себя опозоренной перед императором и вышла из себя.
– Сейчас же уведите эту никчемную девку! Видеть ее не желаю! – закричала она.
Сюаньлин взял ее под руку и спокойно сказал:
– Ты же в положении. Тебе нельзя злиться.
Когда Фулин заставили встать на колени, она наконец-то сквозь слезы заговорила:
– Госпожа! Госпожа, помогите мне!
Мэйчжуан обвела взглядом свидетелей ее позора и отмахнулась от служанки рукой.
– Думаешь, я прощу тебя после того, что ты сделала? – Она притопнула ногой. – Уведите ее! Уведите сейчас же!