Я подала знак своим служанкам остановиться и не шуметь. Я хотела послушать, чем закончится этот разговор.
– Госпожа, не вините нас за жалобы, – вступила Си. – Вы и сами знаете, что с тех пор, как мы вам служим, не было ни дня, чтобы мы по-настоящему радовались. Мы слышали лишь упреки да издевательские смешки за спиной.
Голос Линжун звучал очень тихо:
– Оказывается, я очень плохая хозяйка, которая не может позаботиться о своих слугах.
Цзюйцин не могла смотреть на то, как унижается ее госпожа, и сказала:
– Госпожа, вы очень хороший человек. Если вы позволите им скандалить, то они вообще перестанут считать вас хозяйкой.
– Даже госпожа с нами не спорит, а ты такая же служанка, как и мы. Почему тогда выступаешь против нас? – недовольно пробурчала Цуй.
Си презрительно усмехнулась:
– Госпожа, вы сами-то считаете себя нашей хозяйкой? Даже не знаю, найдется ли во всем мире такой человек, который искренне назвал бы вас «хозяйкой».
Линжун потеряла дар речи. Она сидела на крыльце с совершенно красным от стыда лицом. А вот Цзюйцин не могла стерпеть грубого отношения к своей госпоже и продолжила спорить с недовольными девицами.
Мой обычно холодный разум охватил огонь ярости. Я презрительно фыркнула и вошла во двор.
И Линжун, и служанки вздрогнули при моем внезапном появлении. Цуй и Си тут же забыли о споре и подбежали, чтобы справиться о моем здоровье. Заискивающе улыбаясь, они протянули руки, чтобы забрать подарки, принесенные Лючжу и Хуаньби.
Я остановила их взмахом руки.
– Разве я могу вас утруждать? Вы ведь еще обидитесь. – Я посмотрела на Цзюйцин и ласково сказала: – Девочка, я слышала, как ты защищала свою хозяйку. Подойди и получи свою награду. Хуаньби, дай ей серебро.
Цзюйцин искренне поблагодарила меня, а Цуй и Си, покрывшись красными пятнами от стыда, сконфуженно стояли в стороне.
– Я так поняла, что вы были бы не прочь стать моими служанками? Вот только служить мне очень нелегко. У вашей хозяйки добрый нрав, поэтому она все вам прощает. У меня же совсем другой характер. Я никогда не прощу слуг, которые не уважают своих господ. – Я мрачно смотрела на сжавшихся от страха служанок, но во мне не было ни капли жалости. – Цзиньси, уведи этих двоих в Управление наказаниями. Скажи, что они больше не могут быть служанками. Лично проследи, чтобы каждую ударили двадцать раз палками, а потом отправили в прачечную. Пусть теперь стирают грязную одежду. – Наглые служанки, услышав мой приказ, упали на колени и стали молить о пощаде. Они рыдали навзрыд и бились лбами о землю, но я не обращала на них никакого внимания. – В следующий раз, когда мы будем возвращаться от императрицы, зайди в Министерство двора и попроси, чтобы госпоже Линжун выделили двух приличных служанок.
Закончив отдавать приказы, я взяла Линжун за руку и повела в дом.
Я всегда была доброжелательна к дворцовым служанкам и очень редко ругалась, но эти две девицы вывели меня из себя. Даже Цзиньси удивилась. Точно не слыша их мольбы и рыдания, она подхватила их под руки и увела.
Я усадила Линжун на кресло и села напротив. Ей было стыдно, она покраснела и избегала моего взгляда.
– Какая же я никчемная! Я не обижусь, если ты надо мной посмеешься, – сказала она, чуть не плача.
– Просто ты слишком добрая, вот они и обнаглели. Слушай, ты что, забыла, что я просила сразу же говорить мне, если у тебя возникнут проблемы со служанками или евнухами? Раньше о тебе заботилась Мэйчжуан, а теперь то же самое буду делать и я.
– Сейчас и так всем тяжело: сестрица Мэйчжуан в опале, у тебя свои заботы, – прошептала Линжун. – Я просто не хотела докучать тебе такими пустяками. Я ведь не бессовестная.
– Мы же с тобой сестры. Ты можешь рассказывать мне обо всем. – Я успокаивающе похлопала Линжун по руке. Мне было тяжело видеть ее в таком состоянии, поэтому я поспешила сменить тему: – А я принесла тебе личи [172]. Помню, как ты два дня назад очень их нахваливала, говорила, что они очень сладкие. Попробуй те, что я принесла с собой, и скажи, они такие же сладкие или нет. А это, – я указала на блюдо, которое держала в руках Лючжу, – пропитанная медом дыня. Ее только-только привезли из Тубо [173]. Я очень хотела угостить тебя ею.
В глазах Линжун заблестели слезы.
– Сестрица, ты так хорошо ко мне относишься. Я правда…
Я крепко сжала ее руку и притворилась сердитой.
– А ну, прекрати так говорить!
Я велела Лючжу разрезать дыню, и мы с Линжун вместе ее попробовали.
Дом, в котором она жила, был небольшим, поэтому во второй половине дня в нем становилось очень жарко. Прошло не так много времени с моего прихода, а моя нательная рубашка уже намокла от пота.
Я очень долго не решалась заговорить о том, о чем Мэйчжуан попросила в записке.
Я блуждала взглядом по комнате и заметила незаконченную вышивку. Оказалось, что Линжун вышивала классический сюжет «Бабочка на цветке», причем вышивала очень искусно, тончайшими стежками. И бабочка, и цветы выглядели как настоящие. Линжун, заметив, как внимательно я разглядываю вышивку, покраснела и попыталась забрать ее.
– А ты стала вышивать гораздо лучше, – похвалила я застеснявшуюся подругу. – Я не вру, ты настоящая мастерица. Надеюсь, ты не откажешься вышить мне мешочек для благовоний?
– Я с радостью вышью для тебя что угодно. – Линжун наконец-то улыбнулась. – Какой рисунок ты хочешь? «Бабочку на цветке»?
Я поджала губы и задумалась.
– Нет, бабочек с цветами я не хочу. Ведь даже если бабочкам нравятся цветы, это не значит, что цветам нравятся бабочки, – пошутила я и рассмеялась.
Линжун сначала растерялась, а потом весело улыбнулась.
– Ты права. Тогда я вышью для тебя бииняо [174] и деревья с переплетенными ветками и корнями [175]. Это будет моим пожеланием вечной любви между тобой и императором. Хорошо?
Наконец-то у меня появилась возможность заговорить о том, что я на самом деле хотела обсудить.
– Линжун, вот ты желаешь мне и императору долгой любви, но неужели ты совсем не хочешь сама почувствовать любовь императора?
Линжун испуганно на меня посмотрела и дрожащим голосом сказала:
– Что ты такое говоришь, сестрица?
Прежде чем продолжить деликатный разговор, я велела всем слугам выйти из комнаты.
– Это я должна тебя спрашивать, что ты творишь. – Я замолчала и пристально посмотрела на растерявшуюся подругу. – Что с тобой случилось во время банкета в Фули?
Линжун отвела взгляд и прошептала:
– Ничего.
Я старалась всем своим видом показать, что желаю ей только добра.
– Ты думаешь, что когда я танцевала, я ничего не слышала? Ты хорошо пела, но не показала даже половины своих умений… Ты сделала это нарочно?
Линжун опустила голову еще ниже и сжалась, как побитый щенок. Мне стало ее так жаль, что я не могла продолжать расспросы. Я и так понимала, что она специально пела хуже обычного, потому что боялась, что привлечет внимание императора. Но было очень обидно, что только я знала, что она может петь гораздо лучше.
– Линжун, думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься?
Я вздохнула и оглядела ее с ног до головы. У Линжун были изящная фигура, чистая белая кожа и очень красивые глаза, точно у испуганного олененка. Когда они наполнялись слезами и блестели сквозь длинные ресницы, только у самого черствого человека не дрогнуло бы сердце. Про таких девушек говорили, что их хочется пожалеть и одарить любовью. Линжун была именно такой: не сказочной красавицей, но очень милой и трогательной.
Линжун заметила, что я ее разглядываю, и покраснела еще больше.
– Сестрица, почему ты так на меня смотришь? У меня что-то на лице? – спросила она и потерла щеку.
Я положила вышивку на стол и аккуратно разгладила.
– Ты хочешь всю жизнь провести за вышивкой? Хочешь, чтобы служанки смеялись над тобой?
Услышав столь жесткий вопрос, Линжун начала теребить носовой платок, то связывая его в узел, то развязывая. Она молчала, склонив голову. Наконец она намотала платок на палец и сказала:
– Вот такая я несчастливая.
– Ты хочешь жить вот так? – Я обвела взглядом небольшую комнату со скромным убранством, а потом прошептала себе под нос: – Не надо было мне так долго болеть в Танли.
Я поднялась, не спеша поправила золотые кисти, свисающие со шпилек, потом взяла Хуаньби под руку и направилась к дверям. У выхода я обернулась к Линжун, которая шла следом, и сказала:
– В это время на улице холодно, поэтому не стоит меня провожать. Лучше иди и ложись отдыхать.
Линжун чуть заметно улыбнулась:
– Будь осторожна по дороге, сестрица.
Я кивнула в ответ, а потом, словно бы только что вспомнила, сказала:
– Кстати, недавно мой брат прислал весточку с границы, где написал, что собирается вернуться домой в следующем году на Праздник фонарей.
Глаза подруги тут же засияли, подобно озерной воде, что сверкает под яркими лучами весеннего солнца. Она в одно мгновение превратилась из испуганной наложницы в невинную девочку.
Теперь я получила доказательство того, что Линжун все еще любит моего брата, и это сильно меня расстроило. Ох, Линжун, Линжун, не вини за то, что я так к тебе жестока. Но тебе будет только хуже, если не перестанешь думать о моем брате.
Я твердо решила, что надо разобраться с этим раз и навсегда. С тяжелым сердцем и улыбкой на лице я сказала:
– Отец написал, что сразу после возвращения брат собирается жениться. Когда у нас появится старшая невестка, будет кому заняться домашними делами. Для семьи Чжэнь свадьба старшего сына – настоящий праздник.
Линжун слегка покачнулась, будто я ударила ее своими словами. Из глаз пропал радостный блеск. Они потухли так же быстро, как опущенный в воду раскаленный уголь.