– Ради тебя мы прибегли к услугам одного из них, но я даже не могу придумать второго столь же важного повода. При встрече с любым служебным кораблем ты должна будешь укрыться в трюме, а мы все должны будем отрицать, что ты находишься на борту. Это приказ капитана.
Я украдкой поглядываю на Заль. Она не смотрит в нашу сторону. Вот она встает за штурвал. До сих пор у меня не было возможности разглядеть это громадное колесо с ручками и спицами. Оно имеет форму солнца с лучами. Вращая штурвал, Заль управляет ходом корабля.
– Но куда мы держим курс? – спрашиваю я снова.
– От тебя требуется смотреть, а не разговаривать, – говорит Дай с легкой усмешкой.
Сначала я не могу понять, на что именно я должна смотреть. Затем один из магонцев начинает петь вместе со своим кануром. Их песня приводит в движение расположенный на корме подъемный кран.
Песня другого магонца разжигает в небольшой чаше огонь и поджаривает на нем зерно. Он разделяет кушанье со своим кануром.
Выпусти меня, стонет Милект. Он сердито хлопает крыльями и стукается о стенки моего легкого. Я канур, а не матрос. Я для этого не предназначен. Я должен петь, а не молча стоять в стороне.
У меня нет времени слушать его жалобы, а вот научиться разжигать костер одним только голосом я не прочь.
– А мне обязательно его выпускать? – спрашиваю я у Дая.
– Нет, не обязательно, – говорит он с ухмылкой. – Но, скорее всего, тебе захочется это сделать. Они царапаются.
Похоже, он прав. Я ощущаю, как крошечные лапки Милекта скребутся о стенки моего легкого.
Желчь комом подступает к горлу.
– Как города держатся в небе? – спрашиваю я в попытке отвлечься. – На чем они держатся?
Дай вздыхает.
– Тебе разве известно, как все устроено в поднебесном мире? Почему небо у них голубое? Что освещает их комнаты по ночам? Знают ли утопленники, за счет чего летают их самолеты? Можешь ли ты объяснить мне, как они держатся в воздухе?
А он находчивый. Но неужели он думает, что я не смогу ответить на его вопросы? Пожалуй, нам есть о чем поговорить. Я бы с удовольствием разъяснила ему парочку-другую подобных загадок. Я уже готовлюсь к словесной дуэли.
Я расскажу тебе, как устроены самолеты, если ты расскажешь мне, как устроен ваш мир.
Но как только я открываю рот, чтобы это сказать, он фыркает и начинает смеяться.
– Даже если бы я говорил сотню лет подряд, я все равно не смог бы рассказать тебе всего, Аза Рэй Куэл. Когда-то магонцы контактировали с утопленниками. Даже самые бедные магонские города, чьи жители сейчас умирают от голода, утопленники называли раем. А нас они называли ангелами, а некоторые даже считали нас богами.
Немного помолчав, он спрашивает:
– Ты когда-нибудь драила палубу?
– Нет. У нас, знаешь ли, не было судна, потому что жили мы не на побережье. А еще я всю жизнь болела. Так что… э-э-э… драить палубу мне не доводилось.
Дай протягивает мне ведро со шваброй. Но стоит мне только потянуться за ними, как он берет высокую ноту, и через секунду птица, живущая у него в груди, начинает ему подпевать.
Швабра поднимается в воздух и протирает участок палубы.
Дай замолкает – и швабра падает.
– Твоя задача – вымыть всю палубу без помощи рук.
Я заглядываю в ведро: в мыльной воде плавает жесткая щетка.
– Э-э-э, – говорю я.
– Ты тратишь мое время. Вчера вечером я гонял по небу сверхновые. Уж со шваброй-то ты должна справиться.
Милект оживляется и начинает топтаться у меня в груди. Он готов. А я в полной растерянности.
– Я не… я не могу просто взять и запеть, – говорю я. Почему Дай не понимает? Раньше мне едва хватало воздуха для того, чтобы говорить, а о пении не могло быть и речи.
– И учиться ты, судя по всему, не желаешь, – говорит он. – Хорошо. Скреби как утопленница, пока не передумаешь.
Я вздыхаю. Подозреваю, что в следующий раз мне поручат мыть туалеты. Можно считать, что с палубой мне еще повезло. И вот я засучиваю рукава и становлюсь на колени. Милект вопит у меня в груди:
Выпусти меня! Я пою, а не чищу.
– Ну и пой, – говорю я ему. И ничего страшного, что я разговариваю с птицей, которая сидит у меня в грудной клетке.
Я принимаюсь за работу. Но драить палубу не так-то просто, когда повсюду как ни в чем не бывало творятся чудеса.
У меня на глазах матрос-ростра расправляет свои зеленые крылья и поднимается в воздух с сетью, сделанной из материала, похожего на толстую паутину. Он закидывает сеть в небо, и туда набивается множество мотыльков. Он скармливает улов нашему голодному гроту.
В другом конце палубы магонец песней распускает один из парусов. Тот отряхивается от воды, подобно выбравшемуся из речки животному.
Ростры упражняются в бросании лассо и плетении узлов. Их движения отточены и грациозны. Кого, интересно, они собираются здесь арканить?
У меня над головой светит солнце, а под кораблем идет небольшой дождик. Его вызвало стадо шквальных китов, плывущее у борта корабля. Я искоса поглядываю на них, не переставая скрести. Детеныши играют друг с другом и толкают своих матерей. Малыши поют свои собственные песни: простые, протяжные, зачарованные, сотканные в основном из счастья.
Солнышко, поют они. Солнышко. Блестит. Пей солнечный свет.
Фонтаны дождя с силой бьют из дыхал матерей, и китята мечутся туда-сюда, как дети, играющие с поливалкой.
У них есть матери, которым они доверяют, и небо, которое они понимают.
Как я им завидую.
Глава 13{ДЖЕЙСОН}
Тема моего исследования: управление воздушным движением. Я уже взломал пару-тройку систем и теперь, сгорбившись у компьютера, изучаю имеющиеся данные. Я мог бы просто слушать разговоры авиадиспетчеров в надежде наткнуться во всем этом шуме на что-то полезное. Именно так ученые годами выслеживали гигантского кальмара: по сути, от них требовалось лишь засунуть в воду микрофон и терпеливо ждать.
Но, к счастью, теперь искать информацию стало намного проще.
С помощью одного неофициального приложения я сканирую записи авиапереговоров на предмет ключевых слов. Меня интересуют все коммуникации в различных городских и сельских аэропортах за последние три недели.
В дверях комнаты появляется Кэрол. Она стоит там минуты три, молча наблюдая за тем, как я прокручиваю страницу за страницей.
У меня нет сил на светские беседы, но если я хотя бы изредка не буду отвлекаться от мыслей о человеке, которого они считают погибшим, и не буду уделять им хотя бы капельку внимания, мамы меня прикончат. Так что я говорю ей «привет».
– Тебе нужно вернуться к учебе, дружок.
– Я и так вернулся, – говорю я.
И это чистая правда. Время от времени я появляюсь в школе и сдаю кое-какие тесты, хотя мне официально разрешили сидеть дома и горевать. А еще я накопил освобождения от занятий по болезни, так что в случае чего смогу, не опасаясь серьезных последствий, пропустить пару недель. Да и в школе, наверное, только рады моему отсутствию.
– Тебе нужно начать ходить на занятия. Вот что я имела в виду.
– Самообразование.
Она только закатывает глаза.
– Без изобретателей-самоучек у нас вообще не было бы прогресса, – упорствую я. – Благодаря людям, которые не доучились до старших классов, мы сейчас умеем летать.
– Ты не они, ты мой ребенок, – говорит она. В дверях показывается Ева. Как можно небрежнее я кладу бумаги поверх кое-какого предмета, лежащего у меня на столе.
Кэрол, как обычно, обводит мою комнату унылым взглядом. О том, что часть вещей я храню в складском помещении, она не знает. Да ей и не нужно об этом знать. Просто некоторые товары я закупаю оптом.
Я не знаю, где сейчас Аза и чем она занимается. Я знаю только, где она была три недели назад, когда умирала, держа меня за руку. И где она была несколько дней спустя, когда с неба донесся ее голос.
Она жива. Аза жива.
Я уверен в этом так же твердо, как в том, что меня зовут Джейсон Кервин.
Мне просто нужно найти ее. Изучив направления ветровых течений, я проложил на карте маршрут, сначала схематично, потом более подробно.
По данным метеорологических спутников и зондов, с запада на восток через всю страну движется весьма необычный грозовой фронт.
Насколько я могу судить, он все еще находится над сушей. У меня есть подробная синоптическая карта и специальная программа, моделирующая движение воздушных потоков в трехмерном пространстве. Я здорово продвинулся, но моей заслуги в этом практически нет. Вот был бы я профессиональным программистом или специалистом в какой-нибудь смежной области – да кем угодно, только не школьником… Но у меня хотя бы есть связи.
Да и деньги, вырученные за приспособление для застилания кровати и спрей для сухой чистки одежды, пришлись как нельзя кстати. Опереться мне особо не на что, и я даже не знаю, что буду делать дальше, но мне удалось раскопать множество отрывочных сведений о летающих кораблях, странных погодных явлениях и прочих необъяснимых вещах. Есть у меня еще кое-какие данные, добытые ну совсем незаконным путем. Из баз данных официальных учреждений и правительственных организаций.
– Ты должен проститься с Азой, – говорит Кэрол. Она берет Еву за руку.
– Это необходимо, малыш, – говорит Ева.
Они выступают единым фронтом. Это меня пугает.
– Нет, НЕ должен, – говорю я, кажется, в тысячный раз. Я был готов к ее смерти – насколько человек вообще может подготовиться к смерти. Но к этому я не был готов.
Корабль. В. Небе.
Мамам я про него, разумеется, рассказывать не стал – я же не идиот. После трехсекундного раздумья они посадили бы меня в машину и отвезли прямиком в детскую больницу (как это ни позорно, до восемнадцатилетнего возраста о больнице для взрослых можно и не заикаться) на прием к психиатру. Так что Кэрол и Еве о корабле лучше не знать.
Я сказал им только одно: я работаю над проектом. Судя по выражению их лиц, они всерьез подумывают запретить мне пользоваться интернетом. К таким крайним мерам они прибегали лишь однажды, когда мне было девять и я лихорадочно штудировал двадцатитомный Оксфордский словарь. Мамы неодобрительно отнеслись к этому занятию.