– Смотри не упади в оболочку, – предостерегает он. – Дотронешься – и она сразу на тебя наденется.
Висящая в соседнем чехле оболочка открывает глаза и устремляет на нас взгляд.
Я с криком отступаю назад. На нас смотрит темнокожая девушка с косичками. На вид она не старше меня.
Поежившись, Дай перебрасывает парочку-другую чехлов через руку.
– Они пустые. Это просто рефлексы, – говорит он.
А мы, между прочим, забираем себе добычу с поверженного корабля. Не знаю, кем мы были раньше, но теперь мы уж точно стали пиратами.
Оболочка темнокожей девушки продолжает наблюдать за мной, лежа у Дая на руках.
Мы грузим чехлы на «Амину Пеннарум» вместе с провизией и прочей добычей, какую нам только удалось найти.
Мы с Милектом поем тихую песню, чтобы освободить оставшийся парус. Осы спиралью улетают вверх. Светает. Под нами океан, белые гребешки волн и корабль Дыхания, который стремительно несется вниз.
Как мне сказали, он распадется на части. В морях и океанах плавает множество обломков магонских кораблей. Они едва заметны или вовсе скрыты от человеческих глаз.
Думаю, натолкнувшись на следы крушения магонских кораблей, дайверы не заметят в них ничего странного. Они примут их останки за обломки обычных кораблей, которыми и так усыпано все морское дно.
– На этом и покончим, – говорит Заль едва слышно, обращаясь ко мне одной. Помимо гнева в ее голосе звучит что-то еще. – Кару улетел. Что сделано, то сделано. Я прощаю тебя. Если он и правда предал меня, значит, он мне не принадлежит. – Ей тяжело дается этот разговор. – Но больше ты меня не ослушаешься. Договорились? Этот раз был последним.
Из-за скорби мои мысли затуманены, в сознании произошел разлом.
– С ложью тоже покончено, – продолжает Заль. – Ты и я – вместе мы выступим против Маганветара. Заправив мне за ухо прядь волос, она ласково шепчет: – Еще не родился ребенок, который был бы таким желанным, как ты.
Ее признание не вызывает у меня никаких чувств. Внутри я умерла.
– Здесь тебя любят, Аза, – говорит она с улыбкой. – Очень любят.
Любят. Я не могу найти утешения в любви Заль. Но я снова на борту «Амины Пеннарум».
Джейсона убили по приказу Маганветара.
Я выхожу на тропу войны.
Глава 25{АЗА}
На небе еще можно разглядеть звезды, а по правому борту уже занимается рассвет, белый, блеклый. В этих краях солнце встает не из-за гор или горизонта: оно поднимается над бесконечными ледяными просторами. Милект что-то насвистывает у меня в груди, а я все думаю о Джейсоне. Мне придется свыкнуться с мыслью, что я больше никогда не увижу его, никогда не возьму за руку. Вообще-то я давно должна была это уяснить. Его лицо возникает у меня перед глазами: сосредоточенно хмурясь, он смотрит куда-то в сторону. Наверное, обдумывает, как добиться очередной цели. Я знала о нем все – в подробностях, по минутам и секундам. Но так было раньше.
Я думала, это я покинула всех.
Я думала, я уйду первой.
Но теперь…
Я тихо подпеваю Милекту, и у меня над головой образуется небольшой вихрь из белого песка. Сотворенный из влажного воздуха, он кружится и шелестит, а затем падает, как снег.
Внизу, будто яичная скорлупа, светится ледяной покров. Мы уже почти на месте. Почти у цели.
Именно для этого я и появилась на свет. И теперь мне ничего не остается, как исполнить свое предназначение.
Между тем я до сих пор чувствую себя не в своей тарелке. Половина моего сердца живет в облаках, а вторая половина осталась на земле. Я и здесь не такая, как все. Похоже, мне нигде нет места.
В поднебесном мире творится столько ужасных вещей! Реки зеленеют, а потом и вовсе становятся коричневыми; ядовитый дым отравляет шквальных китов; земляне едят, а магонцы умирают от голода.
В то время как простые магонские семьи, какой была семья Дая, голодают, маганветарцы прибирают к рукам то немногое, что нам удается собирать с земных полей, да еще посылают своих наемников к невинным жителям земли.
Тише, Аза, успокойся. Не думай об этом.
Остается только одно: начать с чистого листа. Забыть о старых привычках, изменить все.
Я собираюсь спасти не только собственную жизнь, но и весь магонский народ. И теперь я желаю этого больше чем когда-либо.
За бортом показывается шквальный кит из местного стада. Он провожает меня взглядом, не переставая усердно производить снег. Когда мы проносимся мимо, он догоняет нас и принимается тревожно гудеть и свистеть, предупреждая, чтобы мы не мчались так быстро.
Творец снега! свистит шквальный кит. Родное небо! Пой и уходи, пой и улетай! Беспокоить воды – беспокоить дождь! Корабль стой.
К нему присоединяются другие киты, и вот нас окружило целое стадо – самцы, самки, детеныши – и все они настойчиво поют: корабль стой корабль стой. Все это время они продолжают посыпать снегом находящееся под нами северное море. Своей песней они поднимают вьюгу, но мы не обращаем на них внимания.
Я делаю глубокий вдох, стараясь заглушить боль.
Затем, облокотившись на бортик, я смотрю вниз, на толщу льда. Сейчас все это: и море, и небо – принадлежит мне, дочери капитана. Откуда-то издалека доносится протяжный, жалобный птичий крик.
Мне ничего не стоило бы прямо сейчас расплакаться, но тогда мои чернильно-синие слезы сразу же превратились бы в льдинки.
Мои мысли возвращаются к Кару. Может быть, он нашел приют на каком-нибудь корабле, идущем на юг, а может быть, парит в небе один и поет для себя одного. Он свободен, он улетел, и я завидую ему.
У меня перед лицом возникает завеса из мокрого снега. Сквозь нее я вижу, как в воздухе подпрыгивают серебристые небесные рыбки, разбрасывая повсюду льдинки.
Я прижимаю руку к груди. Мне хочется защитить свое сердце: оно болит.
Члены экипажа рассаживаются в шлюпках, покачивающихся в воздухе примерно на уровне борта корабля, и отчаливают.
Они гребут прямо в туман, а мы плывем сквозь серые облака к самому краю неба, где с наступлением ночи меняет свой цвет луна.
Палуба покрыта льдом. Стоит такой жуткий холод, что у меня зуб на зуб не попадает, но все же я не могу заставить себя спуститься на главную палубу. Рядом со мной, точно задеревеневший, сидит Дай.
Я уже никогда не буду прежней. Как же сильно мне его не хватает. Как же сильно.
Я беру Дая за руку и некоторое время смотрю на наши сплетенные пальцы. Затем я начинаю петь, тихо и мягко, а он едва слышно подпевает мне, осторожно усиливая мои ноты. Мы создаем крохотное облачко, и Дай вызывает такую же маленькую грозу. Взглянув на меня, он дует на облачко, и оно улетает за борт, а мы провожаем его взглядом. Он тоже появился на свет именно для этого. И ему тоже ничего не остается, как исполнить свое предназначение.
Под нами, далеко внизу, одна в другую врезаются льдины, а между белоснежными пластами виднеется черный океан.
Раздается еще один скорбный крик, на этот раз откуда-то поблизости.
Неужели это Кару?
Нет, не может быть. Мы не вправе сами выбирать себе кануров. Мой канур – Милект, его закрепили за мной, и у нас прочная связь. Так будет всегда. А если она разорвется, нас обоих ждут немыслимые страдания.
Заль расхаживает по палубе, напевая что-то себе под нос. Все члены экипажа оживлены. Они готовы к действию, им всем не терпится как можно скорее приступить к заданию.
Мы останавливаемся над бывшей угольной шахтой в замерзшей горе из песчаника. Она оборудована всем необходимым для безопасного хранения семян. Страж этой шахты – гора, а ее защита – в уединенности и удаленности этого места.
Об этом хранилище и говорили Дыхание.
Здесь находятся сотни тысяч запечатанных пакетов с семенами. Они стоят на многочисленных рядах полок, почти как книги в библиотеке. В хранилище можно найти замороженные образцы практически всех съедобных растений мира: зерна риса, яблочные косточки, семена брокколи, грецких орехов – да что угодно. В глубинах старой шахты содержатся и разные бобовые культуры. Кто знает, может, именно бобы однажды спасут человечество?
Если верить Заль, там же хранятся и воздушные растения.
Банк семян – это своего рода противоположность Ноева ковчега: вместо животных тут растения, и находятся они не посреди океана, а внутри горы. Это не военный лагерь, здесь нет ни солдат, ни оружия. Семена охраняет камень толщиной в несколько миль.
А я как раз умею превращать камень в воду. Я смогу поднять семена в воздух и перенести на корабль.
Тут я задумываюсь: что же случится, когда камень поддастся и преобразуется? Заль заверяла меня, что мы просто возьмем воздушные растения. Но много ли стоят ее обещания?
Не хочу об этом думать. Чего бы там ни добивалась Заль, я сама себе хозяйка. Добуду растения – и на этом все.
Милект снова начинает петь, на этот раз колыбельную. Преданность.
Интересно, куда подевалась Джик? Кажется, я не видела ее с тех самых пор, как мы сражались с Дыханием. Не знаю, верно ли я поняла ее слова про Кару и сделала ли то, чего она от меня хотела. Вдруг она на меня сердится?
Я снова выглядываю за борт. Большая льдина раскалывается надвое, и между ее частями что-то плывет. Это белый медведь.
До палубы долетают брызги Баренцева моря. О скалы на берегу Западного Шпицбергена с силой разбиваются волны. Где-то неподалеку должен быть крошечный городок с крошечным аэропортом, но мы прибыли с другой стороны, где не видно практически ничего, кроме изогнутой гряды покрытых льдом холмов. А теперь под нами лишь снег и море.
Давно я не оказывалась так близко к земле. Сколько времени прошло с тех пор, как я ее покинула? Кажется, целая вечность. Мне там больше не место. Впрочем, я всегда чувствовала себя там чужой.
На земле мне ни разу не доводилось быть главной. Я не имела власти даже над собственным телом. А здесь я играю важную роль. Здесь мне поручили труднейшую задачу из всех, которая под силу лишь мне одной. Здесь я могу спасти свой народ.