— И как мне туда добраться? У вас найдется для меня транспорт? — спросил я.
Вагнир рассмеялся:
— Сейчас? Ладно, посмотрим, что можно сделать.
Транспорт ополчения отвез меня к перевалу на «Кентавре» с установленным тентом от дождя и желтыми поплавками для преодоления водных преград. Экипаж был совершенно не рад поездке, но все прикусили языки, понимая, кого они везут. Спустя двенадцать часов тряски по размокшим грунтовым дорогам и затопленным оврагам мы преодолели перевал, затем — металлический мост и наконец оказались в городке под названием Кулбрех.
Пока мы переезжали через старый, начинающий ржаветь мост, я наблюдал, как разряды энергии пляшут на его стойках и опорах.
В Кулбрехе, премерзкой застойной дыре, начался следующий этап моего путешествия. «Кентавр» вернулся на Плацдарм, а я пересел в видавший виды «Карго-8».
— Там людей убивали, слышали? — сказал водитель, пытаясь завязать беседу.
— Да, мне говорили.
Шофер кивнул. Крохотные разряды статики прыгали по костяшкам его пальцев, сжимавших руль.
— Уже четыре трупа, — добавил он.
Могу с уверенностью сказать, что уполномоченный руководитель Джареда Мальдар Зелвин — крепыш, разменявший четвертый десяток, с редеющей шевелюрой и пышными, кустистыми усами — меня восхитил. Недостаток компетентности во многих вопросах он с лихвой восполнял неугасающим оптимизмом. Он лично показал мне свой город, причем явно испытывая при этом невероятную гордость.
Через город протекали двенадцать рек, из-за чего он казался состоящим из мостов, настилов и навесных платформ. Жилые дома громоздились друг на друге, поднимаясь высоко над руслами водных потоков, питаемых дождями. Вода с шумом и плеском неслась к морю по сети каналов. Пока мы ехали через Новый мост, Зелвин с большим удовольствием рассказывал, как пять лет назад затеял его постройку ради блага живущих здесь людей. Эта крупная металлоконструкция соединяла Коммерческий квартал со спальными районами и, судя по всему, стала настоящим подарком для торговцев. Раньше всем, кто работал в Коммерческом квартале, приходилось пользоваться услугами перевозчиков, чтобы перебраться на другой берег. Река, через которую перекинули Новый мост, была одной из самых крупных и мощных в Джареде. Разводная конструкция позволяла проходить торговым и иным судам, курсирующим от морского побережья до городских доков. Внушительное инженерное сооружение, когда мы по нему проезжали, сверкало огнями, порожденными Гоготом. Похоже, Зелвин действительно изо всех сил старался сделать жизнь своих подопечных лучше.
Мы подъехали к светящемуся от разрядов причалу в Коммерческом квартале, вышли из неповоротливой машины, и Зелвин тут же выудил из кармана плаща инфопланшет.
— Все тела нашли в Коммерческом квартале, — сообщил он. — Вот тут на карте отмечены места преступлений. Мне они кажутся случайными.
Мне тоже так показалось, но я промолчал.
— Есть ли данные с мест преступлений? Судебные материалы?
— Их как раз сейчас готовят, — ответил он.
— И теперь у нас четыре жертвы?
— Да, еще два случая после того, как я прислал письмо, — кивнул он.
— Есть ли какая-то закономерность?
— Помимо способа убийства? — уточнил он и покачал головой. — Между жертвами нет никакой связи, кроме района, в котором они работали: грузчик, кладовщик, младший клерк из торговой гильдии и проститутка. Больше мы ничего не обнаружили. Насколько мне известно, они не были знакомы.
— Но у вас есть какая то теория? — спросил я.
Зелвин кивнул:
— Убийца живет где-то в Коммерческом.
— Почему?
— Потому что все убийства произошли, когда Новый мост был поднят. Попасть в район извне было невозможно. Мне кажется, это кто-то из местных.
Я кивнул в свой черед.
— Но это может быть и обычный убийца, верно? Еще не факт, что это дело в компетенции ордо.
— У нас периодически случаются убийства, инквизитор, — ответил Зелвин. — Мои подчиненные с ними разбираются. Но это… уродование трупов, отрезанные уши…
— Что это, по-вашему, значит?
— Что убийца берет трофеи? Культисты часто так делают, насколько мне известно. Могу предположить, что здесь замешан какой-то ритуал. Очень на это похоже.
— Может быть.
— Я думал, что не мне одному пришла в голову такая мысль, — сказал Зелвин.
— Почему?
— Потому что иначе бы вы не приехали.
К вечеру Гогот стал еще сильнее. Когда мы уезжали из Коммерческого квартала, начался дождь. Завыли сирены, предупреждая о том, что пролеты Нового моста сейчас поднимут на гидравлических поршнях. Река бурлила и пенилась.
Я осматривал тела в мерцающем морозном свете помещений городского морга. Методы сохранения тел в округе Джаред не соответствовали стандартам ордо. Трупы хранились в общих холодильниках. Когда их выкатили на каталках, они оказались покрыты ледяной коркой, а уязвимые ткани почернели от холода.
— Прошу прощения, — сказал Зелвин, наблюдавший за моей работой. — Мне бы хотелось, чтобы наше учреждение было… лучше.
— Ничего страшного, — ответил я.
С помощью щупов и шпилек я ковырялся в промерзших телах, собирал образцы и проводил замеры. Особенно жутко выглядели резаные раны. Некоторые из них были настолько глубокими, что казались следами когтей. Они напоминали мне растянутые в радостной улыбке рты, доверху набитые кусочками льда.
— Так это культисты? — спросил Зелвин спустя несколько минут. — У меня здесь культ, с которым нужно разобраться?
— Нет, это охотник, — ответил я.
— Охотник? Что это значит?
— Трофеи обычно берут именно охотники — ухо, палец, прядь волос…
— Но это же ритуал, верно?
— У охотников тоже есть свои ритуалы.
Уполномоченный, похоже, расстроился:
— То есть это не культ?
— Вы разочарованы?
Глава Джареда выдавил из себя слабую улыбку:
— Нет, конечно. Просто я надеялся, что окажусь прав. Мне хотелось вас впечатлить. А если это заурядный серийный маньяк-психопат, то, выходит, я зря потратил ваше время, не разобравшись в ситуации как следует.
— Не говоря уже о том, — язвительно вставил я, — что будь это культисты, то разбираться с ними пришлось бы мне, а не вам, да?
Зелвин покачал головой:
— Мне жаль, что я заставил вас отправиться в это путешествие, сударь.
Я почувствовал себя пристыженным, отложил в сторону щуп, стер замерзшую кровь с перчаток и развернулся к уполномоченному:
— Знаете, мне все равно больше нечем заняться. Поэтому я вам помогу.
— Правда поможете? — весьма удивленно спросил он.
— Конечно. Почему нет?
— Потому что вы… ну, знаете…
— Инквизитор? Инквизиторы не любят серийных убийц так же сильно, как уполномоченные, — сказал я. — Господин Зелвин, у меня есть кое-какие полезные навыки. Думаю, мы сможем поймать это животное.
Он улыбнулся. И это была самая искренняя и теплая улыбка, которую я видел у кого-либо за последние несколько лет.
Я как раз заталкивал последний труп обратно в холодильник, когда в морг вошел офицер ополчения и принялся шептать что-то Зелвину.
Уполномоченный обернулся ко мне, и я почувствовал его боль. Действительно почувствовал. В те времена я еще не до конца научился пользоваться своим псайкерским даром, который в будущем послужит мне верой и правдой и во многом определит ход моей карьеры. Тем не менее эмпатические способности позволили мне ощутить эмоции Зелвина.
— Пока мы работали здесь… — начал он.
— Давайте рассказывайте.
Он глубоко вздохнул:
— Пока мы были здесь, произошло очередное убийство.
— Тело еще на месте?
Он кивнул.
— Посмотрим.
Пришлось подождать пять минут, пока Новый мост опустится и даст нам возможность проехать в Коммерческий квартал. Зелвин попросил одного из ополченцев нас отвезти — его руки слишком тряслись, чтобы управлять транспортом.
Разряды энергии подсвечивали мост. Небо окрасилось в странные цвета, переходящие один в другой. Шел дождь. Река внизу ревела и несла свои мутные воды к далекому морю.
Лана Хоуи работала на верфи двенадцать лет. Ее хорошо знали в кабаках и рюмочных по всему Коммерческому кварталу. Когда-то она пользовалась популярностью — распутная барышня с симпатичным лицом и соблазнительными ногами, — но эти дни остались далеко позади. В месяцы, предшествующие кончине, она зарабатывала себе на хлеб, обслуживая особых клиентов, которых куда больше интересовало то, что она готова им позволить, а не то, как она выглядит.
А теперь Лана Хоуи умерла.
Ее бездыханное тело лежало на первом этаже склада рядом с главным проездом квартала. Труп обнаружил ночной сторож. Худая, может быть, даже чересчур худая, слишком ярко накрашенная, голая, она распростерлась в неловкой позе под ослепительным светом портативных прожекторов. Кровь из глубоких резаных ран собралась в лужу на полу. Левого уха не было.
— Все так же, как и с остальными, — заметил, поежившись, Зелвин.
— Нет, — ответил я, опускаясь на корточки рядом с телом.
— Нет?
— Нет. Она еще…
Я хотел сказать «жива», но это было не так. Она, конечно же, умерла. Но тело еще оставалось теплым, в отличие от промороженных трупов, которые Зелвин показал мне чуть раньше.
— Снова охотник? — спросил уполномоченный.
— Похоже на то. Видите, уха нет?
— Инквизитор Эйзенхорн, почему вы думаете, что это именно охотник?
— Порезы, — ответил я. — Смотрите, какие они глубокие. Такие раны охотник мог нанести, чтобы ускорить разложение. Добыча ему не нужна, и он хочет, чтобы она поскорее сгнила.
Чиновник поджал губы:
— Что вы собираетесь делать, сударь?
— Я собираюсь попросить вас и ваших людей уйти отсюда. Отойдите на шестьдесят метров.
— Зачем?
— Не задавайте мне таких вопросов, уполномоченный.
— Я хочу остаться, — заявил он.
— На свой страх и риск. Но людей уведите.
На поздних этапах карьеры я проводил аутосеансы только в присутствии квалифицированного астротелепата. Подобные мероприятия имеют свою цену. Но в те времена я был молод, упрям и полон энергии и уверенности в себе. Удивительно, что я вообще выжил.