Вся боль ушла.
— Я не мог… — начал он. — Я не могу тобой так управлять. Никогда не мог. Мне нужны месяцы, чтобы вытащить тебя, и постоянное усилие, чтобы держать в узде. Мне нужно напрягать разум до предела, просто чтобы ты был спокоен. Я не звал тебя. И даже если бы позвал в приступе безумия, то не смог бы удержать.
— Теперь можешь, Грегор.
— Нет.
— Но ведь да! — рассмеялся Черубаэль. — И мне это на самом деле нравится. Больше нет никакой борьбы. Этой постоянной борьбы между нами, со всей болью и переживаниями. Все. Ты зовешь, и я прихожу. Теперь это работает так. Я даже не могу попытаться сопротивляться. И меня это устраивает.
— Это все иллюзия, — сказал себе Эйзенхорн. — Это просто… очередная стадия Терзания. Еще один трюк…
Черубаэль оглянулся. Цепь зазвенела.
— С кем ты разговариваешь? — спросил он.
Эйзенхорн посмотрел на демонхоста:
— Это все не настоящее. Тебя здесь нет. И меня тоже. Я тебя не звал, и я совершенно уверен, что не сумел бы тебя контролировать. Мои псионические способности выгорели. Я должен умирать. Это, наверное, последние иллюзии Терзания.
— Нет, ты не умер, — произнес Черубаэль. — Не умираешь. И это не галлюцинации. Ты просто тут. Ты всегда стремился сюда и наконец пришел. Я впечатлен. Нет, правда. И я не часто говорю это людям.
— Сюда?.. — переспросил инквизитор.
— Можно рассмотреть вопрос физически и метафизически. Полагаю, ты сам решишь, что важнее. Физически — это Город Праха внутри города Квин-Мэб на Санкуре, субсектор Ангелус. Год пятисотый. Плюс-минус год. А вот метафизически… ну, тут все зависит от тебя.
— Санкур?
— Да, да. Ужаснейшее место, как по мне, но выбираю не я. Теперь ты заказываешь музыку. Ты ведь… ты хотел попасть сюда, верно?
— Да, — кивнул Эйзенхорн. — Я… Я не знаю.
— Тебя попросили сюда отправиться, — сказал Черубаэль. — Эта твоя неприкасаемая, ну, как ее там звали?
— Елизавета.
— Да, Е-ли-за-ве-та. Она тебя очень вежливо попросила.
— Это было Терзание, принявшее ее форму.
— В любом случае она попросила вежливо. Об услуге. О последнем деле. Спасти ее дочь. И я полагаю, этим-то мы и займемся. Ты все для нее сделаешь.
Демонхост заметил, что Эйзенхорн разглядывает призрачный город.
— Или ты передумал, а, Грегор? Все еще борешься с искушением? Последний рывок, чтобы свернуть шею врагу?
— Я не знаю. Не знаю, было ли хоть что-то из этого правдой.
— Похоже, у тебя есть выбор. Поступить правильно или правильно. Я знаю, что звучит не очень похоже на выбор, но ты меня понял. Сделать большое дело, которое имеет значение, или маленькое, которое зачтется.
— Разве я не могу сделать оба?
— Я не знаю, — пожал плечами Черубаэль. — А ты можешь?
Эйзенхорн не ответил.
— Думаю, — подытожил демонхост, — все сводится к тому, что важнее. Для тебя. Обязательства перед… ты знаешь… не люблю называть Его по имени. Давай назовем Его Гниющим богом-королем. Или обязательства перед теми, кто на тебя рассчитывал. Лично на тебя. Давай назовем их еще одним словом, которое я не люблю, — друзьями.
— У меня нет друзей, — возразил Эйзенхорн.
— Нет, у тебя нет, и мне это всегда в тебе нравилось. Но… Как бы это сказать. У друзей есть ты. Эти люди подружились с тобой на свою голову. Прикипели. Они оставались с тобой. Были преданны, несмотря ни на что. Ты просто никогда не отвечал им взаимностью. Что странно, ибо преданность — твоя сильная сторона.
— Эти две вещи всегда конфликтовали друг с другом, — сказал Эйзенхорн.
— И?..
— Я хочу сделать все правильно. Всегда хотел. И обрек себя этим на проклятие.
— И что теперь?
— Я выбираю оба варианта. И это значит, что начинать нужно не здесь.
Черубаэль вздохнул:
— То есть мы не останемся?
— Я — нет. Нужно кое-что закончить, Мне придется… вернуться по своим стопам.
— Мне тебя отнести?
— Не стоит.
— Ну, — сказал демонхост, — тогда я тебя подожду.
— Серьезно?
— Да, как послушный мальчик. Ты же этого хочешь. Значит, так я и поступлю. Буду ждать здесь, пока ты не вернешься. Увидимся через… ой… примерно через двадцать лет.
Эйзенхорн посмотрел на демонхоста и покачал головой.
— Иди уже. — Черубаэль вяло помахал рукой. — Удачи и все такое. Друзья ведь так говорят, да?
— Почему… — спросил инквизитор, — Почему ты со мной так вежлив?
— Ну, потому что… — замялся демонхост. — Пожалуйста, никому не рассказывай, но сейчас ты меня пугаешь до полнейшей усрачки.
Эйзенхорн улыбнулся.
— Так, стой, — сказал Черубаэль. — Я думал, ты так больше не умеешь.
— Я тоже.
Грегор поднял руку.
Огонь взметнулся вверх.
Глава двадцать четвертаяЧто бы ни случилось вчера
Давинч нетвердой походкой подошел к товарищу и оперся на его плечо.
— Ты сумел? — спросил он, едва шевеля опухшими губами.
— Сумел, — ответил Гоблека.
Двое агентов Когнитэ смотрели на Эйзенхорна, который скорчился перед ними у поручня, замерев в неудобной полулежачей-полусидячей позе. Глаза инквизитора были закрыты, а пустой шприц медленно выскальзывал из обмякших пальцев.
— Ничего не происходит, — сказал Давинч.
— Мне показалось, я слышал его крик, — произнес Гоблека.
— Да, я тоже, — кивнул Давинч. — Он шел из его разума, а не из легких. Горан, почему он не…
— Просто подожди.
— Чего? — спросил Давинч.
Они переглянулись. Оба головореза прекрасно знали стандартную симптоматику. Они множество раз фиксировали ее у разных подопытных. После приема антигена человек начинал корчиться в жестоком припадке, который мог длиться несколько часов или дней. Кожа шла пузырями и отслаивалась. Иногда — целиком. Даже им было непросто на это смотреть.
После безумной агонии каждый из подопытных замирал и успокаивался на несколько мгновений, после чего наступала смерть. Никто не выжил, кроме Сарка. И первая инъекция для магоса закончилась шестью часами судорог, воплей и кровотечения.
Но Эйзенхорн просто впал в ступор. Прошло двадцать пять секунд с момента, когда Гоблека воткнул шприц в шею инквизитора, но тот по-прежнему молчал и не двигался.
— Не сработало, — сказал Давинч. — Думаю, мы его убили.
Гоблека присел на корточки и поднес ухо ко рту Эйзенхорна.
— Он еще дышит.
— Это ненадолго, — покачал головой Давинч. — Ты вколол ему полную дозу, а он и без того был слаб…
— Но не здесь, — перебил Гоблека, постукивая указательным пальцем по виску.
Давинча это не убедило.
— Я думаю, проблема в том, что слухи о его знаменитой железной воле — не просто болтовня, — начал он, подбирая аптечку и принимаясь стирать кровь с лица стерильной салфеткой. Каждое прикосновение к разбитому лицу заставляло его морщиться от боли. — Он, наверное, пытался сопротивляться. Бороться. Но нельзя бороться с антигеном. Из-за сопротивления все становится только хуже. И ты его сжег. Мозг умер. То, что ты сейчас видишь, — только рефлексы. Тело медленно угасает.
Давинч внезапно отскочил в сторону и вскрикнул.
Эйзенхорн качнулся вперед и опустился на четвереньки. Он по-прежнему не открывал глаз, а с лица потоками стекал пот. Инквизитор пытался подняться, но из-за наручников у него ничего не получалось.
— Давай поставим его на ноги, — приказал Гоблека.
Они с трудом справились с задачей. И пока Давинч удерживал Эйзенхорна в вертикальном положении, Гоблека отвесил инквизитору несколько пощечин.
— Просыпайся! Слышишь меня?
Веки пленника задрожали.
— Эйзенхорн? — прошептал Гоблека. Он пальцами открыл правый глаз инквизитора, ожидая увидеть красный от лопнувших сосудов белок или что-то похуже.
— Духи великой тьмы… — ошарашенно прошептал он и рассмеялся.
— Что? — спросил Давинч. — Что там такое? Гоблека, что там?
Бородатый Когнитэ развернул голову Эйзенхорна так, чтобы напарнику было видно.
— Вот же… — прошептал тот.
Глаза Эйзенхорна светились фиолетовым светом.
— Вориету нужно отдохнуть, — заявил Драшер.
— Времени нет, — бросил Нейл.
— Ему нужен отдых, — продолжал настаивать магос.
— Я и сам это знаю, — ответил Нейл, — но времени нет.
Макс перегнулась через перила и глянула вниз.
— Пожар сильный, — сообщила она.
Воздух вокруг уже помутнел от грязного черного удушливого дыма. Далеко внизу раскинулось настоящее озеро яростного химического пламени, которое уже начало заполнять башню густым токсичным смогом.
— И Ткачу, скорее всего, конец, — добавила маршал.
— Это да, — подтвердил Нейл. — Но нам нужно найти выход. Еще десять минут, и здесь станет нечем дышать. Кроме того, огонь скоро пойдет вверх.
— Я могу идти, — подал голос Вориет.
Драшер был абсолютно уверен, что дознаватель лжет. Каждый раз, когда тот, наглотавшись дыма, кашлял, это приводило к вспышке боли в раздробленных костях. Он казался ходячим мертвецом.
Нейл обхватил Вориета за талию и начал подъем по очередной лестнице. Макс и Драшер переглянулись и двинулись следом. Они чувствовали, как снизу поднимается жар. Ступени привели их на очередной технический мостик, в конце которого была очередная металлическая лестница на верхний уровень. Гудящие механизмы Ткача рисовали странные круги и кольца в медленно поднимающихся клубах дыма. Это напоминало рябь на поверхности воды.
— Думаешь, он погиб? — спросила Макс у Драшера.
— Эйзенхорн?
— Ага.
— Ты слышала крик, — пожал плечами магос.
— Я его почувствовала, — ответила маршал. — Не уверена, хочу ли знать, что они с ним сделали, чтобы он так кричал.
Нейл остановился и посмотрел вверх. Зловещий свет по-прежнему мерцал над головами, но из-за дыма казался тусклее.
— Еще несколько уровней, — сказал наемник. — На главной платформе был выход в основную часть крепости. Мы с магосом так сюда попали. Думаю, это наш единственный путь обратно. Сможешь дойти, Дарра?