Он пожал плечами:
— Если только Хорус изображен на пикте до своего падения.
— Думаете, снимок был сделан после?
— Но разве не еще более поучительно было бы, останься лицо магистра войны таким после того, как Хаос поглотил его душу? Великий Враг умеет хорошо скрывать свою природу:
— Вы говорили, что пикт — это не главное, — сказал я, меняя тему.
— Если верить каталогу, то к пикту прилагаются какие-то записи. Рассыпающиеся от старости документы, составленные ее рукой, описывающие и сам пикт, и обстоятельства, в которых он был сделан.
— Вы их видели?
Карил покачал головой:
— Их увидит только покупатель. Но мне довелось кое-что услышать о них.
На самом деле мне тоже. Отчасти это и стало причиной моего визита. Поговаривали, что в этих записях содержится откровение. Что там есть текст, написанный почерком Киилер, в котором она утверждала, что Хорус остается человеком, а не искаженным демоническим чудовищем. Также в них говорилось, что в те времена Император отрицал свою божественность. Он официально провозгласил это и старательно подавлял любые попытки заявить о противоположном. Владыка Людей хотел, чтобы подобные учения подвергались запретам и гонениям.
Итак, судя по записям, Император не считал себя богом, но Киилер и ее сподвижники создали основу для зарождения имперской веры вопреки четко выраженному желанию Повелителя Человечества.
Это была какая-то очень странная ересь, и я не до конца понимал, кто же в ней, собственно, еретик — то ли Киилер, то ли сам Император.
— Мы никогда не узнаем правды, — сказал я.
— Но она содержится в записях, — возразил Карил.
— Там содержится опасность, — поправил я. — Ибо правда — относительное понятие, а люди сами решают, как ею воспользоваться. Если кто-нибудь, предположим, решит восстать против Имперской Истины, он сумеет использовать пикт и записи столь почитаемого и надежного источника в качестве опоры для нового учения.
— Чтобы подорвать веру и отказать Императору в божественности?
— Да, такое нетрудно представить.
— И, вероятно, именно поэтому Инквизиция прибыла сюда… Чтобы прибрать к рукам снимок и исключить такую возможность.
— Я не говорил, зачем сюда пришел.
— А я и не про вас.
Осторожным кивком он указал на женщину в дальнем конце зала, беседовавшую с кем-то из гостей.
— Халанор Куртец, — произнес Карил. — Из Ордо Еретикус. По крайней мере, мне так говорили.
— Если бы Ордо Еретикус был нужен снимок Киилер, то они бы взяли дворец штурмом, перебили всех и потом разбомбили это место с орбиты.
— Возможно, — пожал он плечами. — Если, конечно, им не захотелось бы сначала узнать, кто еще будет заинтересован в происходящем, каких людей эта реликвия заставит выбраться на свет.
Он был прав. Я тоже так думал. Несмотря на то, что аукцион был частным, он служил первостатейной приманкой. Даже не сходя с места, я видел, как минимум шестерых человек, входивших в списки разыскиваемых ордосами: ренегаты, еретики и рецидивисты, которых удалось выманить соблазнительной возможностью заполучить поистине бесценную реликвию. Если бы я руководил операцией Ордо Еретикус, то не стал бы спешить, внедрил своих агентов и подождал начала торгов, а затем одним ударом сумел бы и захватить еретический снимок, и прикончить с десяток опаснейших врагов Империума, а также, с помощью пыток и допросов, возможно, нашел бы выход на большинство культов в субсекторе.
В некотором роде за этим-то я и пришел. Мне не нужен был снимок Киилер. Да, я хотел его увидеть, но не обладать им. Это была слишком опасная вещь. Я пришел посмотреть, кого это изображение может привлечь.
На самом деле меня интересовал всего один человек.
И, похоже, я ее отыскал. Карил и его зоркие аугметические глаза мне в этом помогли. Халанор Куртец. Никакой она не инквизитор. Оптические сканеры и псионическое распознавание выдали достаточную вероятность совпадения личностей. Маскировка, грим, омолаживающие процедуры — все эти вещи позволяли скрыть немало.
Но я мог с большой степенью уверенности утверждать, что Халанор Куртец — не кто иной, как архиеретичка Лилеан Чейс.
Когнитэ, старейший и опаснейший из культов Хаоса в истории, присутствовал на торгах в лице своего легендарного и крайне скрытного лидера. Только нечто наподобие снимка Хоруса Луперкаля, сделанного Киилер, могло вытащить ее из укрытия.
Мой долгий и кровавый труд был близок к завершению.
За полчаса до начала торгов меня вызвали к Медонэ.
Он ждал в изолированной комнате. Его глашатай, все так же жутко улыбаясь, приветствовал меня у двери и проводил внутрь.
Медонэ Пожиратель перестал быть человеком в нормальном понимании этого слова много лет назад. Аппетит поглотил его. Бледная туша, настоящая гора плоти, весившая более девяти тонн, возлежала на конструкции из суспензорных опор и балок. Конечности скрывались где-то в глубине жировых складок. Целая армия рабов старательно втирала в кожу увлажняющие масла — этот процесс не останавливался ни на секунду. Бесконечная процессия сервиторов несла подносы с пищей, которую подхватывали летающие кибердроны и уносили наверх.
Лицо разглядеть было почти невозможно — просто точка где-то на вершине этой живой горы, оплетенной металлоконструкциями.
— Мой дражайший инквизитор Эйзенхорн, — произнес он через глашатая, — я бы хотел с вами поговорить. У меня есть подозрение, что не все сегодня пройдет гладко. И я бы желал получить гарантии того, что вы не собираетесь арестовывать меня.
— Медонэ, вы организовали аукцион, — ответил я. — Мне кажется, в этом нет ничего противозаконного.
— Подтвердите гарантию, пожалуйста.
— Подтверждаю. Но, простите, если у вас было ощущение, что аукцион пройдет неспокойно, зачем вы его все-гаки организовали?
— Я и не собирался, — улыбаясь, произнес глашатай, — Я собирался организовать частную сделку по продаже снимка. Закрытую. Но не сложилось.
— В каком смысле? — спросил я.
Псионический дар позволил мне заметить легкую дрожь в мыслях Медонэ, вызнанную страхом или смятением. Между мыслительным процессом человека-горы и речью глашатая возникла бесконечно крохотная задержка, которая позволила мне проскользнуть в его разум.
— Я решил, что аукцион — более удачная идея, — произнес глашатай.
«Меня заставили организовать торги против воли», — подумал Медонэ.
Я отскочил в сторону.
Лазерные лучи, яркие, как сердце звезды, опалили землю там, где я стоял.
Медонэ вынудили провести этот разговор с глазу на глаз. Я обругал себя за то, что с самого начала не догадался, что человек, настолько стыдившийся своего физического состояния, что использовал аватару для общения, никогда бы не стал ни с кем встречаться лично.
Я тяжело перекатился, случайно сбив при этом глашатая с ног. Ловушкой оказались два сервочерепа, спикировавших из-под крыши. Их лазерное оружие уже разогревалось для второго залпа. Луч опалил пол за моей спиной. Еще один попал в начавшего подниматься глашатая, мгновенно выпотрошив беднягу. Он, судорожно хватая ртом воздух, упал ничком, забрызгав пол кровью и ошметками внутренностей.
Сверху, оттуда, где находился настоящий рот Медонэ, раздался вопль боли от псионической отдачи.
Я высвободил свои ментальные силы и контратаковал гудящие сервочерепа. Затем яростным псионическим ударом вывел из строя механизмы управления и оборвал телепатический импульс, позволявший оператору управлять машинами-убийцами. Один, будто метеор, рухнул на пол и взорвался. Второй, разогнавшись, просвистел у меня над плечом и, лишенный управления, врезался в стену.
С антигравитационных подвесов Медонэ посыпались искры. Мой удар выжег и их системы тоже.
В помещение ворвались трое. Все они были членами свиты Халанор Куртец — массивные, сильные и быстрые бойцы.
И, кроме того, защищенные от псионического воздействия.
Я потянулся за оружием, но первый противник уже добрался на расстояние удара. Он оказался вооружен изогнутым кинжалом, и первый удар мне удалось заблокировать. Я кувырнулся назад, перебросил неприятеля через себя, успел подняться на ноги быстрее него и, как только он начал выпрямляться, тут же снова сбил его подсечкой.
Обернувшись, я выхватил из кобуры свой «Тронсвассе» и пристрелил двух других нападавших. Ударив в цель, снаряды отбросили бойцов назад.
Первый противник попытался захватить меня сзади за горло и утащить на землю. Только рукоять моего пистолета не дала ему воткнуть кинжал мне в лицо. Я ударил локтем назад, но не попал. Мой враг был явно сильнее обычного человека — вероятно, за счет аугметических имплантов. Это был специально созданный убийца, телохранитель или головорез Когнитэ.
Много лет назад меня покалечили. Мои ноги и нижняя часть спины с тех пор зажаты в тяжелый металлический экзоскелет, только поэтому я еще могу передвигаться. Я с силой опустил закованный в сталь ботинок на стопу противника и раздробил ее.
Он зашипел от боли и слегка ослабил хватку. Я снова ударил локтем.
Как только он отшатнулся, я тут же развернулся и нанес удар рукоятью «Тронсвассе» прямо ему в макушку. Головорез завалился на бок с расколотым черепом и струйками крови, вытекающими из ушей.
Раздались новые выстрелы. Еще несколько людей Куртец ворвались в помещение. Они открыли огонь из автопистолетов и короткоствольных лазерных винтовок.
Я, отстреливаясь, бросился в укрытие, расталкивая молчаливых свидетелей происходящего — сервиторов с подносами, полными изысканных лакомств. Системы управления киборгов отключились, и теперь они могли лишь смотреть своими пустыми глазами на разворачивающуюся перед ними бойню. Я врезался в двоих из них, и они упали, рассыпая яства по полу. Залп твердотельных снарядов и лазерных лучей, выпущенных моими неудавшимися убийцами, ударил по ним и еще сильнее проредил строй замерших безвольных существ. Тарелки разлетались на куски, и бесценные деликатесы сыпались на пол.