Хотя оба стрелка подчинялись чужой воле, чистый импульс псионической силы заставил их пошатнуться и на миг высунуться из укрытий.
Оба оказались стражами ордо, облаченными в характерные для свиты Гагуача черные комбинезоны. Вряд ли я сумел бы продержать их под контролем дольше нескольких секунд. Разумеется, они ни в чем не были виноваты, но я не мог позволить себе такую роскошь, как милосердие, и, не останавливаясь, выстрелил. Две пули — одна влево, другая вправо. Оба бойца упали на спину, с дырками во лбу.
Мне удалось добраться до конца коридора. Справа виднелась открытая дверь в комнату отдыха, а впереди — лестница вверх. Все ученые разбежались. До моих ушей по-прежнему доносились панические крики. Вешер все так же выл от боли, которой отныне суждено было терзать его до конца жизни.
— Кто ты? — спросил я, перезаряжая оружие; — Кто ты? Где ты?
А кто ты?Я медленно развернулся, всматриваясь в двери и проходы.
— Кто ты? — повторил я, вкладывая немного силы в слова.
Кто ты? Я не ждал тебя. Не предвидел. Кто ты? Назовись.Пси-усилие, вложенное в этот приказ, едва не заставило меня назвать вслух свое имя, но я сдержался. Значит, я все же был не целью, а непредвиденным элементом — фигурой, неожиданно появившейся на доске.
Я тебя знаю. Чую твой разум. Отступник. Знаменитый изгой. Твоя розетта потеряла силу много лет назад.Мой противник обладал мощным разумом. Я давил на него все сильнее и сильнее. Мне было понятно, что он сильнее как псайкер, но сила — не всегда решающий фактор. Я надеялся обыграть его с помощью опыта и отточенной техники. Заставить его ошибиться. Разум незнакомца, похоже, был слишком молодым, чтобы знать всё трюки, которым я успел научиться со временем.
Но пробиться к нему оказалось непросто из-за постоянного движения. Гибкость его псионической структуры раздражала. Он как будто перетекал от одной марионетки к другой — или перелетал, как птичка, порхающая с ветки на ветку, — но при этом делал все очень точно и четко. Это были не просто хаотичные скачки между сознаниями.
Быстрый. Сильный и быстрый.
Я снова попытал удачу. Неизвестный разум ускользнул, но на этот раз мне удалось вырвать несколько слов из его ускользающего подсознания:
«Граэль Охр, Желтый король».
— Граэль Охр. Так тебя зовут?
Нет ответа.
— Желтый король… Король чего?
Нет ответа.
— Желтый обозначает трусость? Не хочешь отвечать?
Я надавил на него еще раз:
— Граэль Охр, скажи мне, кто такой Орфей? Почему это слово так ярко горит в твоем разуме?
Он ударил в ответ. Нестерпимое жжение охватило нервные соединения моего тела и аугметических систем, заставив меня хватать ртом воздух и опереться на стену. Все мои старые раны — все искусственные нейроны, с помощью которых я управлял своими внешними и внутренними имплантами, — наполнились фантомной болью: воспоминанием о ранах и хирургических вмешательствах.
Умно. Он попытался обратить против меня мои же страдания, чтобы вышвырнуть из своей головы.
Он скрылся. Откуда-то продолжали доноситься крики и топот отрядов стражи, бегающих вверх и вниз по узким деревянным лестницам. Я прохромал в комнату для отдыха и запер за собой дверь. Внутри было холодно и неуютно. Никто здесь сегодня не топил. Тусклый серый свет струился из высоких окон. Занавески и гобелены свисали, будто погребальные саваны. У стен стояли какие-то книжные шкафы и потрепанная мебель.
Нужно было присесть. Я изо всех сил пытался унять боль, которой он меня накачал. Этот Граэль Охр, кем бы он на самом деле ни был (а я уверен, что имя, которое я узнал, — всего лишь маска, псионический псевдоним), оказался жестоким и весьма умелым противником. Мне удалось выведать всего несколько слов и тот факт, что он не ожидал столкнуться с другим псайкером на симпозиуме.
Он разжег во мне забытую боль — фантомы всех ранений и травм, которые я когда-либо получал, и речь идет не только о телесных страданиях. Меня практически поглотило чувство утраты и потерь, горькие воспоминания. На миг перед мысленным взором всплыли лица, о которых я уже много лет старался не думать. Убер Эмос, мой давно погибший архивист. Незаменимый Мидас Бетанкор. Фишиг, до самого конца оставшийся верным себе. Тобиас Максилла и его полная притворного блеска жизнь. Елизавета Биквин.
Он пробудил их всех. Граэль Охр вызвал их и заставил терзать мои мысли в течение нескольких минут. Наконец боль стихла.
— Зачем ты пришел?
Я резко обернулся. Он был прямо у меня за спиной. Возможно, он тоже решил скрыться в этой комнате. А может, его привлекла псионическая вспышка. Темный силуэт, замерший у выходящих к морю окон, выглядел так, будто не хотел принимать никакого участия в происходящем.
— Ты узнал меня? — спросил я.
— Ну конечно. Даже когда маскировка еще работала, у меня были подозрения. То, что случилось, как-то связано с тобой? Я про сегодняшний кукольный театр и резню.
— Нет. Сначала мне подумалось, что кто-то решил воспользоваться моим появлением на публике, но, видимо, я переоцениваю себя. Я не был их целью. Имя Граэль Охр тебе что-то говорит?
— Нет.
— А Желтый король?
— Нет.
— Понятно…
Я задумался: не лукавит ли он? Трон его знает. У него не было причины говорить со мной откровенно. Уже много лет не было.
Я отключил иллюзию и показал ему свое настоящее лицо, покрытое шрамами и лишенное возможности выражать эмоции.
— Рад тебя снова увидеть, — сказал я.
Из вокс-динамиков кресла раздался шум, вероятно, означавший сардонический смех. На самом деле я не видел его, а он — меня. Ни один мускул, даже самый маленький, не шевелился на моем неподвижном лице. Ничто не могло сказать, что я действительно рад.
А он был просто креслом — массивная бронированная система жизнеобеспечения на гравитационной подвеске хранила беспомощные органические останки. Он смотрел на меня через оптические датчики и говорил с помощью вокс-системы. Толстые лицевые пластины кресла точно так же не могли передавать эмоции, как и мое лицо.
Похоже, он уже давно не следил за внешностью — на корпусе системы виднелись царапины и вмятины, краска отслаивалась; видимо, его больше не заботил угрожающий вид во время полевых операций.
На боковой поверхности кресла виднелись пятна свежей крови.
— Зачем ты здесь?
— Чтобы встретиться с тобой.
— Грегор, мы не виделись уже очень давно. И я не думал, что увидимся.
— Времена меняются, — ответил я.
— Как и люди. Ни ты, ни я больше не те, кем были когда-то. Мы оба стали отступниками.
— Тебя к этому вынудили обстоятельства.
— И это стоило мне карьеры. И, судя по ответу, тебя обстоятельства ни к чему не вынуждали. Ты и правда тот радикал, каким тебя описывают? Угроза уровня диаболус, за которой гоняются в пяти секторах?
— Кто я такой — неважно…
— Ты ошибаешься, — ответил он. — Но даже если ты невиновен, сейчас не время и не место это доказывать. Твоя репутация уничтожена. Не стоило тебе приходить.
— Я сам решаю, куда мне идти.
— И это всегда оказываются какие-то сомнительные места.
— Я пришел не доказывать свою невиновность, а встретиться с тобой.
— И именно поэтому тебя не должно здесь быть, — сказал он.
Раздалась стрельба. Наверху инквизиторы предприняли очередную попытку выкурить или убить псайкера.
— Ты мог бы все это прекратить. Сокрушить его, — сказал я.
— Нет.
— У тебя самый могучий разум на острове.
— Когда-то был.
— Ты не станешь использовать дар, чтобы восстановить здесь порядок?
— Пусть этим занимаются другие. Гагуач и Корвал прижали убийцу. Осталось всего несколько минут.
— Ни один из них не обладает достаточной силой.
— Но вместе они справятся.
— Так ты больше не используешь силы своего разума? — спросил я.
— Это было условие моего оправдания. Грегор, разбирательство длилось пятнадцать лет. Молох устроил страшный бардак.
— Не такой страшный, как собирался. И ты его остановил.
— Я согласился оставить полевую работу и прекратить использовать псионические способности. Теперь в моем распоряжении только крохотные импульсы, позволяющие управлять креслом и системой жизнеобеспечения. Больше ничего. Совсем. Даже телепатии.
— Почему? Ты же лучший в своем поколении!
— Но мое тело изуродовано, а репутация разрушена. Если взять мой разум и твое тело, то получится собрать почти полного человека. Почти.
Я отвел взгляд. Даже без мимики он понял, что задел меня.
— А ты стал более ранимым, — отметил он. — Я всего лишь пошутил, но тебя это резануло. Раньше ты не обращал внимания на подначки. Неужели ты так стыдишься пути, который выбрал?
Убрав пистолет в кобуру, я снова включил маскировку.
— Я пришел к тебе. Знаю, что прошло уже много лет, но речь идет о важном вопросе. Однако ты изменился, и в разговоре вряд ли есть смысл.
— Мне жаль.
— Я справлюсь с разочарованием.
— Нам нельзя работать сообща, — произнес он. — Нельзя, чтобы нас видели вместе или могли хоть как-то связать.
— Потому что я радикал? Диаболус?
— Потому что после Молоха меня поставили перед выбором, — ответил он. — Уйти от полевой работы и отказаться от псионики — или по поручению Святых ордосов выследить и поймать моего бывшего наставника, еретика Грегора Эйзенхорна.
Я не нашелся с ответом. Ради меня он выбрал заточение в кресле и отказ от способностей.
— А что до сегодняшнего инцидента с псайкером в доме Веков… — продолжил он. — Думаю, все из-за меня. Я нажил немало врагов. Молох, Куллин и остальные работали не в одиночку. Они входили в тайные ордены и братства, которые теперь хотят моей смерти. Но без псионики я им не интересен, поэтому они пытаются провоцировать меня. Уже не в первый раз. Им нужно, чтобы я снова воспользовался даром. В этом случае я снова стану целью, достойной усилий и мести. Все происходящее тут, с этим Граэлем Охром… скоро закончится. Покой восстановится. Уходи, Грегор. Ух