— Шевелитесь! — донесся голос Нейла.
Они побежали. Драшер задумался, что еще может ждать их там, наверху.
— Посмотри. Что это значит? — спросил магос у Макс, показывая ей пистолет, пока они неслись вверх, перепрыгивая через ступеньку. Затвор был заблокирован в крайнем заднем положении.
— Это значит, что оно пусто, — ответила она и обернулась к наемнику: — Нейл, у нас кончились особые пули.
— Проклятие! — выругался тот.
— Нейл! — крикнула Макс, увидев что-то за его спиной.
Ходячие мертвецы уже поднимались по лестнице следом за ними, с трудом преодолевая ступени. Но один из них двигался по-настоящему быстро, намного превосходя своих собратьев в скорости. Он проталкивался сквозь толпу, стремясь добраться до четверых беглецов.
Гибкая фигура была иссиня-черной и блестела. Макс не сразу поняла, что странный вид врага объясняется тем, что он с ног до головы покрыт отработанным прометием.
Стрикал. Масляная пленка, скрывавшая глаза, подсвечивалась зеленым сиянием, исходившим изнутри и напоминавшим свет от целеуказателя в прорези боевого шлема. Рот мертвой еретички был раскрыт, челюсть моталась из стороны в сторону, и с нее свисали вязкие черные нити слюны, смешанной с прометием.
— Быстрей-быстрей-быстрей! — крикнул Нейл.
Он не был уверен, что им с Вориетом удастся добраться до верха ступеней прежде, чем Стрикал их настигнет. Но даже если они успели бы, у них не имелось ничего, что могло бы ее остановить.
Он продолжил бежать наверх, снова забросив Вориета к себе на плечи. Драшер и Макс уже добрались до вершины и осмотрелись. Ничего. Никаких жутких тварей, которые хотели бы их схватить.
Они обернулись к товарищам.
— Нейл, беги! — крикнул Драшер.
Он разблокировал затвор и направил пистолет на Стрикал в надежде, что Макс ошиблась. Но оружие просто сухо щелкало.
— Давай! Давай! — вопил он.
— Просто уйди с дороги! — проревел в ответ Нейл, изо всех сил стараясь бежать еще быстрее.
Стрикал отделяло от них каких-то два десятка ступеней. Мертвая еретичка, покрытая блестящей масляной пленкой, без устали двигалась к цели.
Макс вытащила лазпистолет.
— Это не поможет! — предупредил Драшер. — Разве ты еще не поняла? Обычное оружие…
— Заткнись! — крикнула маршал.
Она судорожно колдовала над оружием, вытаскивая и снова вставляя силовую ячейку. Резким движением она выдернула один из проводов и загнала батарею обратно в оружие.
Нейл и Вориет как раз добрались до платформы. Драшер схватил их и потащил на себя с такой силой, что все трое рухнули на пол.
Макс развернулась к наступающей Стрикал, чья блестящая черная фигура была всего в нескольких метрах, и успела разглядеть, как масло вытекает изо рта на грудь еретички.
Маршал бросила пистолет на верхнюю ступеньку.
— Всем лечь! — закричала она, отскакивая в сторону.
Драшер услышал тонкий звон. Он становился все громче и настойчивее. Сигнал опасности. Макс перенастроила энергетическую ячейку пистолета на перегрузку и разряд.
Стрикал оставалось пять ступеней до платформы, когда пистолет взорвался, будто маленькая бомба, выпустив весь накопленный заряд в одной вспышке. Этот взрыв уничтожил оружие и три верхние ступени лестницы. Металл разлетелся на части. Поручни изогнулись и перекрутились. Расширяющийся шар света и жара поглотил Стрикал.
Он ей никак не навредил, но зато пары прометия, окутавшие ее облаком, вспыхнули. Теперь, охваченная пламенем, она лишь отдаленно напоминала человека, тем не менее продолжала идти вперед. Однако верхушка лестницы, практически уничтоженная взрывом, начала отрываться от края платформы. В итоге вся конструкция отвалилась и стала медленно и неотвратимо крениться, сбрасывая с себя ходячих мертвецов. Они падали вниз и исчезали во тьме. Некоторые в полете ударялись о шестерни и тяги гудящей машины.
Лестница обломилась у основания и, сорвавшись с опор, улетела вслед за сброшенными вниз мертвецами, ударяясь о стены, изгибаясь и скрежеща.
Стрикал тоже упала, хаотично размахивая руками и ногами.
Словно метеор в ночном небе, она, оставляя за собой огненный след, рассекала тьму, окутавшую нижние уровни башни. За ее падением можно было наблюдать, даже когда все остальные мертвецы скрылись из виду.
Но в итоге исчезла и она, вернувшись туда, откуда пришла, — в самые глубины башни Кештре.
— Трон святый, — выдохнул Драшер, глядя вниз.
Там, в темноте, что-то замерцало и задрожало. Затем появилось свечение, поначалу алое и тусклое, но постепенно становившееся все более ярким и светлым.
Отработанный прометий, столетиями копившийся в основании башни, вспыхнул.
Глава двадцать третьяТерзание
Огонь горел уже какое-то время. Поначалу он был далеко, где-то там, внизу, в темноте, где никто бы не смог его разглядеть. Просто тусклое красное свечение посреди черноты. Казалось, что он никогда не станет сильнее, не разгорится. Казалось, что он просто прогорит и угаснет.
Но огонь обманывал человека с тех самых пор, как был подарен ему богами, — или с тех пор как человек украл его. Разные легенды рассказывают об этом по-разному. Единственное, в чем сходятся все, — пламя склонно к предательству, оно жжет человеческие руки с той секунды, как они впервые к нему прикоснулись. Стоит только решить, что пламя угасло, как оно тут же воскресает и обрушивается всей своей яростью, внезапно оказываясь неостановимым, всепоглощающим и слишком сильным, чтобы с ним бороться.
Так и с этим огнем. Едва заметное свечение обернулось пылающим адом, и словно из ничего за один удар сердца возник ревущий пожар — вездесущий, всепоглощающий и оставляющий после себя лишь пепел.
Жар окутал человека, сжимая его в своих тисках. Его кожа покрылась пузырями и начала отслаиваться, осыпаясь хлопьями, а кости стали плавиться и спекаться друг с другом.
Он по-прежнему слышал постоянный рокот Ткача, уносящийся куда-то в вечность, несмотря на окутавшее все вокруг пламя. Но и механический шум машины, и рев пламени заглушались голосами. Пощелкивающими перешептываниями. Будто триллионы невидимых насекомых одновременно решили затянуть свои песни где-то на задворках разума.
Он не мог больше терпеть. Огонь начал поглощать его тело. Дверь в комнату была открыта, и сквозь нее пробивался солнечный свет. Его лучи, хоть и яркие, казались прохладными по сравнению с пламенем, охватившим его с головы до ног.
Человек поднялся и потянулся к свету. Он поднял свое пылающее тело с грубой койки в попытке схватить пальцами лучи.
— Не двигайтесь, — мягко сказал некто, закутанный в рясу.
— Я горю… — прохрипел человек.
— Это Терзание, — сообщил ему незнакомец. — Мне жаль, но таковы симптомы. Мы пробовали все, что есть в нашем распоряжении, чтобы облегчить муки. Стазисные поля. Ледяные ванны. Наркотики. Искусственная кома. Другие несчастные говорили, что болезнь жжет их даже во снах.
— Это сон? — спросил человек. Его голос шелестел, будто сожженная бумага, разлетающаяся прахом по ветру.
— К сожалению, нет, — ответил незнакомец в рясе. — Лягте обратно. Вы слишком слабы.
— Мне нужно встать, — сказал человек и поднялся на ноги.
Тот, в мантии, протянул руку, чтобы его поддержать.
«Почему же ты не обжигаешься? — подумал человек. — Я же горю, а ты дотрагиваешься до меня, кладешь руку на пылающую плоть. Почему ты не горишь вместе со мной?»
Он заковылял к открытой двери. Человек в рясе поддержал его.
— Я не знаю вашего имени, — сказал он. — Вас к нам доставили уже… в таком состоянии. Документов не было. Сейчас вы заговорили в первый раз за все время.
— Я… Меня зовут… Грегор. Грегор Эйзенхорн.
— Я сделаю все, чтобы вам помочь, Грегор Эйзенхорн, — мягко сказал незнакомец.
Они вышли наружу, на свет. Влажный воздух. Темно-синее небо над головой. Ветер доносил запах моря. За старой каменной оградой виднелись густые зеленые заросли — опушка джунглей, раскинувшихся у основания вулкана вдали. Его очертания казались размытыми из-за жары.
Стрекот насекомых стал громче. Бесчисленные насекомые перекликались в гуще леса за древними стенами.
— Где мы? — спросил Эйзенхорн, щурясь от яркого солнца. — Это все еще Кештре?
— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал незнакомец. Его ряса была ослепительно-белой, а кожа — очень темной. — Никогда не слышал о таком месте. Вы там живете?
— Значит… я опять прошел через складку? Это очередной сумрачный карман?
— Мне жаль, друг мой, но я не понимаю терминов, которые вы используете. Грегор, у вас такой жар, что термометры зашкаливают. Думаю, у вас галлюцинации. Галлюцинации и помутнение рассудка. Вы подхватили болезнь — очень тяжелую, увы. Ее называют Чумой Ульрена. Смешение мыслей — один из ее симптомов. Вам необходимо вернуться в постель.
Эйзенхорн посмотрел на него:
— Ты — один из людей Гоблеки?
— Я не знаю этого имени, Грегор.
— Ты врач? Медике?
— Я забочусь о тех, кто сюда попадает, — ответил незнакомец. — Меня зовут Баптрис.
Эйзенхорн обвел взглядом сад. Его голос привлек внимание трех медсестер в ослепительно белых рясах и накрахмаленных двурогих головных уборах, и они с подозрением косились на него. Сурового вида старик сидел в кресле у стены. Он был обнажен, однако на его груди висел потрепанный патронташ. Левую руку сплошь покрывали давние шрамы. Старик засовывал латунные гильзы в петли патронташа, а затем вынимал их обратно, каждый раз пересчитывая:
— …Шесть, семь, восемь… шесть, семь, восемь.
— Что это за место? — спросил Эйзенхорн.
— Хоспис святого Бастиана.
— На… Цимбал Йота?
— Да, — кивнул Баптрис. — Значит, вам известно, где мы находимся?
— Какой… год? Какой сейчас год, уважаемый?
— Грегор, сейчас третий год Дженовингской кампании и…
Эйзенхорн выдернул свою руку из хватки Баптриса и вышел на лужайку. Как же громко стрекочут эти насекомые!