Несмотря на немалый гнев, Скумс пребывал в людском обличье. Это был высокий сорокатрехлетний мужчина, узкоплечий и очень худой. Из одежды на нем был только длинный, до пят, домашний халат, на ногах — мягкие туфли. Зрелище, открывшееся взору менялы, было столь неожиданным, что Скумс буквально остолбенел на пороге своей спальни. И онемел к тому же.
В коридоре почему-то обретались все его слуги. Трое из них в зверином обличье и без малейших признаков жизни лежали в лужах крови. Остальные восемь были живы, они пребывали в людском обличье, но были кем-то или чем-то до полусмерти перепуганы. К тому же одни, трясясь от страха, вязали других, таких же трясущихся.
— Что тут такое? — смог наконец спросить меняла у явно свихнувшихся слуг.
— А ничего особенного. Просто за мной был должок, и я решил расплатиться побыстрее. — Мах с холодной усмешкой на лице и с окровавленным мечом в руке вдруг возник прямо перед Скумсом.
Ноги у менялы обмякли, и он обеими руками схватился за дверной косяк.
— Вот этот, — Мах повел мечом, указывая на один из трупов, — подкрался ко мне сзади и ударил по голове. Уверяю вас, это было чрезвычайно неприятно. А эти вот двое, — Мах указал на два других трупа, — помогли первому связать меня и подвесить в подвале… Я был оскорблен и позволил себе разобрался с наглецами. Надеюсь, ты, господин Скумс, не в претензии?
— О, что вы… — торопливо залепетал Скумс. — Как вы могли подумать такое… Разумеется, эти мерзавцы тяжко перед вами провинились и получили по заслугам. Ни о каких претензиях и речи быть не может!
— Хотел бы и я вот так же, без претензий, — усмехнулся Мах, — но… Видишь ли, любезнейший Скумс, этих ребят я убил не сразу, а прежде с каждым немного потолковал. И вот ведь какое совпадение: они до последнего вздоха уверяли меня, будто били, вязали и подвешивали меня по твоему приказу. Что ты на это скажешь?
— Чт-то в-вы от м-меня хот-тите? — пробормотал меняла. — В-вы м-меня уб… уб…
— Если будешь хорошо себя вести и честно ответишь на все вопросы, то твое «уб», так уж и быть, я отложу, — пообещал Мах. — Ну а если заартачишься…
— Так чего же ты ждешь? Спрашивай! — потребовал оживший на глазах меняла.
Молодой рыцарь хищно оскалился и поинтересовался:
— Для начала объясни, зачем ты велел оглушить меня? Мы заключили сделку, я честно с тобой расплатился… Да, ты продешевил, но сделка есть сделка. Ты ведь меняла, а не разбойник. Зачем же все эти фокусы с большой дороги?
— Ты прав, сделка есть сделка, — понурив голову, согласился меняла. — Разумеется, обидно было, что так продешевил, но ты снова прав: я меняла, а не разбойник. Я дорожу своей репутацией, а если кто-то вдруг прослышит, что Скумс силой отбирает у своих клиентов кошельки, от меня все отвернутся и о любимом деле придется забыть.
— Но почему же твои люди напали на меня? — снова спросил Мах.
— Потому что ты вне закона, — спокойно пояснил меняла.
— Что-о? — Мах обомлел от изумления. — Но ведь меня же пустили в крепость!
— А при чем здесь крепость? Ты заплатил — тебя и пустили. Скорее всего, когда ты входил в ворота, стражи еще не знали, что за тебя обещана награда. И ты, заплатив пошлину, стал для них неприкосновенен. Я же аккурат перед твоим визитом получил известие из очень надежного источника, что один из кланов курасов готов отдать за убийцу трех их родичей аж десять пятнадцативедерных бочек воды. Описание убийцы было скупым и сводилось к тому, что он носит меч и прекрасно им владеет. А если учесть, что оборотни в подавляющем большинстве предпочитают обходиться собственными зубами и когтями, то меч становится весьма важной приметой. К тому же подружку твою описали довольно подробно. И когда вы переступили мой порог, я вас тут же узнал… Десять пятнадцативедерных бочек воды — это целое состояние, вырученного за них золота мне бы с лихвой хватило на безбедную старость. И никто никогда не посмел бы даже пикнуть по поводу твоего пухлого кошелька, поскольку оборотень-дезертир — вне закона. Приказывая вас связать, я почти ничем не рисковал, зато приобретал очень многое. Мои слуги сработали великолепно: тебя ловко ударили, быстро скрутили и надежно подвесили. Оставалось послать гонца к курасам, передать им тебя и потребовать награды… Как ты освободился, ума не приложу!
— Не напрягайся, мозги сломаешь, — посоветовал Мах. — Ладно, со мной все ясно. Гонца ты, надо полагать, уже послал, и скоро курасы с водичкой пожалуют. То-то они обрадуются, когда ты скажешь, что пленника нет… Ну, из этого тебе выпутываться, а ты мужик ушлый. Меня же вот что еще интересует: куда ты подевал мою спутницу?
— Как куда? Продал, конечно. Что еще делать с беглой рабыней.
— То есть как это — продал?! — Меч Маха взметнулся к шее оборотня. — Ты бы, дядя, со мной не шутил. Твоя поганая жизнь висит на волоске, смотри не порви его ненароком… Говори, гад, где ты прячешь Лулу. Ну!
— Я ее п-продал, — не отрывая взгляда от клинка, повторил меняла.
— А как же курасы, обмен, вода?
— Курасам нужен только убийца, то есть ты. Им дела нет до сбежавшей рабыни, — торопливо пояснил Скумс.
Видно было, что он не врет. Мах опустил меч.
— Ну ты и ловкач, — проворчал рыцарь. — Когда же ты успел-то? И кому?
— Часов пять тому назад, — признался меняла, отирая со лба холодный пот. — Она приглянулась одному из Бритоголовых. У них там, на Бескрайней пустоши, с женщинами туговато…
— Погоди… Так ты что же, разбойнику, что ли, ее продал? — удивился рыцарь.
— Ну да, — охотно сознался Скумс. — Разбойники — лучшие мои покупатели! Понимаешь, многие женщины не выдерживают тягот кочевой жизни и быстро умирают, вот они и скупают всех более или менее симпатичных девушек. Золота у ребят немерено — недавно их клан на новую золотую жилу наткнулся. Я за твою подругу выторговал аж пятьдесят золотых. Теперь, понятное дело, все эти деньги твои.
— Ладно, с тобой все ясно, — брезгливо поморщился Мах. — Давай сюда мое золото.
Скумс беспомощно развел руки в стороны и пояснил:
— Оно в кабинете, в железном сундуке.
— Так чего же ты стоишь?! — рявкнул Мах. — Дворня твоя уже крепко повязана, нам тут больше делать нечего. Веди. И смотри у меня, чтоб без шуточек!
Несмотря на грозное предупреждение Маха, Скумс без шуточек не обошелся. На полпути к кабинету, когда они поднимались по лестнице на второй этаж, Скумс вдруг рванул, преодолев оставшиеся десять ступеней всего за три прыжка, после чего длинными скачками понесся по коридору, молясь, чтобы дверь кабинета оказалась не заперта.
Меняле повезло: он как вихрь ворвался в кабинет, мгновенно захлопнул дверь за собой и закрылся на все запоры. Лишь после этого оборотень позволил себе расслабиться, вытер со лба крупные капли пота, развернулся и… заорал во весь голос!
— Заткнись! — грозно приказал Мах. Благодаря своему призраку он ни на шаг не отстал от беглеца. — Предупреждал ведь: без шуточек! Не послушался ты доброго совета; теперь вот придется тебя наказывать.
Скумс послушно заткнулся. Но ненадолго — уже через пару секунд он начал энергично оправдываться:
— Я не хотел, само собой получилось. Не губите! Все отдам, ничего не утаю!
— А что у тебя есть, чего нет у меня? — усмехнулся Мах. — Золото? Так у меня своего хватает: семьдесят восемь монет в кошельке, да еще полсотни, которые ты выручил за Лулу. Мне от тебя нужна была Книга Мудрости курасов, так ты мне ее уже продал. Что же еще такого-эдакого ты не утаишь?
— Я вам четырехколесник подарю! — пообещал меняла, гордо выпятив грудь.
— Что еще за четырехколесник? И какой мне от него прок? — вяло поинтересовался Мах.
— Ну как же! Огромный прок! — заверил Скумс и пустился в торопливые объяснения: — Вот, к примеру, захочется вам покинуть крепость… А вам непременно захочется, скоро за вами начнется такая охота, что вы часу на месте не просидите… Я не знаю, куда вы направитесь, не мое это дело, да и не важно… Важно, что пешком, под палящим солнцем, каждую минуту по колено проваливаясь в раскаленный песок, путешествовать неприятно, а вот на четырехколеснике… Это курасы изобрели, чтобы ездить по пескам на большие расстояния. Даже при безветрии четырехколесник едет раз в десять быстрее пешего путника, а при попутном ветре — раз в двадцать, а то и в тридцать. На четырехколесниках курасы привозят в крепости воду и продовольствие, на них же отвозят в свои стойбища воинов-оборотней… Управлять им просто: есть руль, за который можно держаться хоть правой, хоть левой рукой, а еще — пара педалей, чтобы ехать в безветрие. Есть небольшая мачта с парусом, это для попутного ветра, и парус очень быстро сворачивается и разворачивается с помощью всего двух веревочек. Я подарю вам свой четырехколесник, только не лишайте меня жизни! Пожалуйста!
— Четырехколесник, говоришь? — задумчиво переспросил молодой рыцарь и после долгой паузы, во время которой слышалась лишь дробь зубов перепуганного менялы, промолвил: — Похоже, вещь и вправду полезная…
— Ну, так как?.. — едва слышно пролепетал мертвенно-бледный Скумс.
— Ладно… Конечно, доброта меня погубит, но… уговорил, — смилостивился Мах. — Я принимаю твой четырехколесник как компенсацию за некоторые… гм… неудобства, пережитые в твоем доме. Ну и где ты его прячешь?
Оживающий на глазах Скумс торопливо затараторил:
— Он у меня во дворе, в специальном сарайчике… О, вы не пожалеете! Это замечательно полезная вещь!.. Пойдемте, я вас сию минуту провожу!
— Эй, эй, приятель, не так быстро, — усмехнулся Мах. — Неужели забыл, зачем мы поднялись в твой кабинет? Ну так я не гордый, могу напомнить. С четверть часа назад тебе хотелось вернуть мне мои деньги и отдать купленную мною книгу. У тебя есть пять минут, чтобы удовлетворить это свое желание… Тсс! Как следует подумай, прежде чем открыть рот. Имей в виду: мне надоело играть с тобой в догонялки, и если ты сейчас вдруг вспомнишь, что забыл внизу ключ, я тебя все-таки убью.
Меняла не обманул, управлять четырехколесником и впрямь оказалось просто. Усевшись на место рулевого, Мах под присмотром Скумса сделал на нем пару кругов по просторному двору менялы и полностью овладел всеми потребными премудростями. Затем Мах осведомился, в какую сторону нужно ехать, чтобы попасть на Бескрайнюю пустошь, и далеко ли она от крепости.