адо… Живя дальше, Вальди Хавкин опасался оглядываться назад: возвращение в прошлое никогда не приносило ему облегчения, а лишь разочарования и тревогу. Он и не оглядывался, и, существуя в Париже сам по себе, жил легко; скользящее время его не захватывало и не увлекало следом за собою.
События большого мира его не волновали: интерес к политике был в нём надёжно атрофирован. Чтение газет привлекало Вальди ещё меньше, чем игра в карты. Наезжавший время от времени из Лондона Джейсон Смит прилежно просвещал его по этой части; Хавкин выслушивал поседевшего консультанта без азарта. Скрытые от досужей публики тайные пружины балканской проблемы и предгрозовые отношения европейских стран, оставлявшие желать лучшего, не будили в независимом пенсионере ни сожаления, ни сочувствия. Нечастые визиты Джейсона, однако же, ничуть не досаждали Вальди, посвящавшего свои одинокие вечера чтению классики, которой так богата французская литература. Читая всё подряд, он открыл для себя Мериме – его хрустальная манера изложения удивительных историй, приправленных щепоткой мистики, приятно будоражила запертую на замок душу Вальди. Это новое увлечение скрашивало однообразие жизни, безмятежность которой, впрочем, не приходилась Хавкину в тягость. Дни перетекали в вечера, вечера – в ночи; часы ползли, а время, подсвеченное изнутри блёстками событий, оставалось неподвижным.
Вот и сегодня, ближе к вечеру, у Вальди назначена была встреча с уведомившим о своём приезде Джейсоном Смитом – здесь неподалёку, в ресторане «Куполь».
Хавкин пришёл первым и сидел, поглядывая на вход. Двустворчатая дверь то и дело распахивалась, пропуская посетителей, – «Куполь» славился своей кухней, от гостей не было отбоя. Зал под высоким куполом гудел от застольных разговоров, и мелькали официанты, лавируя меж тесно составленными столами. И устрицы во льду, на серебряных блюдах, действительно свежо и остро пахли морем.
Смит появился в дверях ничуть не раньше и не позже назначенного часа. Можно было предположить, что последнюю минуту или две он провёл в ожидании у входа в ресторан – чтобы войти в него в назначенный срок, точь-в-точь. Так он был устроен, этот Джейсон Смит, и его необычайная приверженность пунктуальности внушала уважение Вальди Хавкину, хотя малость его и настораживала. Самую малость…
Войдя, Джейсон бегло осмотрел зал, нашёл Хавкина, призывно поднявшего руку, и, расходясь со снующими официантами, стремительно к нему направился. В этой стремительности было что-то необычное для уравновешенного консультанта и настораживающее.
– Знаете новости? – опуская привычные слова привета, спросил Смит. – Видели газеты? Нет, конечно?
– Нет, – пожал плечами Хавкин. – Но что стряслось?
– Запомните этот день, – сказал Джейсон Смит. – В Сараево убит эрцгерцог Фердинанд.
– Убит? – переспросил Хавкин без особой печали. – Как убит?
– Застрелен боевиком, – пояснил Джейсон Смит. – Вам, по старой памяти, это не нужно объяснять…
– Индивидуальный террор? – помолчав, уточнил Хавкин.
– Именно так, – подтвердил Смит.
– Бессмысленно! – сказал Хавкин. – Это не работает.
– Террорист, как видно, полагал иначе, – сказал Джейсон Смит.
Подбежал официант с блокнотиком в руке. Джейсон, не раздумывая и не заглянув в меню, продиктовал заказ, и Вальди машинально кивнул в знак согласия. Официант неодобрительно посмотрел на таких легкомысленных клиентов и, пятясь, как рак, отступил от стола.
– Исполнитель – Гаврило Принцип, студент, – продолжал Джейсон Смит. – Из боевой организации «Чёрная рука».
– Пошлость какая! – сморщил лицо Хавкин. – «Чёрная рука», «Мёртвая голова»… Это же надо придумать!
– У вас было лучше? – разведал Джейсон Смит. – Когда-то?
– Да, лучше, – утвердил Хавкин. – «Народная воля». Здесь есть смысл.
– Пожалуй, – без подъёма согласился Смит. – Хотя у народа, совокупно, нет никакой воли. Воля есть – или нет её – у лидеров… Уж поверьте вы мне, студент стрелял не по воле народа.
– Охотно верю, – сказал Вальди. – Что теперь будет?
– Война, – сказал Джейсон Смит.
Война… Значит, покойный Бхарата Рам был прав, предвещая войну.
Принесли заказ, официант разлил вино по бокалам; белое поле стола расцвело, как клумба.
– Приятного аппетита! – пожелал Смит, и Хавкин ответил:
– Приятного аппетита.
Зал жевал и гудел. Война, первый выстрел которой стукнул этим утром близ Латинского моста, в Сараево, не занимала воображение жующих. Так это устроено, так и должно быть.
– Да, ничего не скажешь… – орудуя специальной вилкой, заметил Джейсон Смит. – Устрицы здесь бесподобные, прямиком из Бретани.
Вальди одобрительно покачал головой над своей тарелкой.
– Кстати, застрелена и София, жена Фердинанда, – сказал Смит. – Оба. В автомобиле.
Из рассказа консультанта перед Хавкиным возникала довольно-таки внятная картина. Покушавшихся было несколько, пять-шесть боевиков, расставленных по ходу движения кортежа эрцгерцога. Первый, крещёный турок, растерялся и прошляпил порученное ему дело. Второй, по примечательному имени Неделько, метнул гранату, угодившую в сложенную крышу кабриолета. Взрывной снаряд отскочил, упал на мостовую, взорвался и искалечил два десятка человек. Отважный Неделько раздавил зубами полученную им накануне ампулу с цианистым калием и для надёжности кинулся в реку. Яд, однако, не сработал, Неделько вырвало, и к тому же утопиться ему не удалось: публика бросилась за террористом вдогон и выловила его из реки. Толпа – эта несомненная выразительница воли народа – накинулась на него со всею яростью; он чудом спасся от смерти… Дослушав до этого места, Вальди отчётливо припомнил, как другая толпа, одесская, сшибла на землю других боевиков, из другой организации, и наверняка бы растерзала покушавшихся, если б подоспевшие жандармы не спасли их из рук народа и не сохранили для висельной петли.
– Балканы – это воспалённое подбрюшье Европы, – доливая вино в бокалы, сказал Джейсон Смит. – Совместное проживание бок о бок разнозначных этносов просто невозможно. А тут вам славяне и турки, и над ними власть австро-венгерской короны ветхого Франца-Иосифа… Собственно, можно было всё это предвидеть.
– А из-за чего тогда весь этот… – Хавкин замешкался, подбирая нужное слово. – По-русски говорят «сыр-бор», но это никак нельзя перевести дословно. Может быть, «балаган», «суматоха». Так из-за чего?
– Из-за чего, вы спрашиваете? – повторил Джейсон Смит. – Молодые люди, под присмотром старших, ищут справедливость и пытаются изменить существующее положение вещей – вот из-за чего. Поиски справедливости? Да на здоровье!
– Ну, прямо-таки «на здоровье!», – с сомнением в голосе пробормотал Вальди.
– Дело в методах, – отрубил Смит. – Террор как вакцина от несправедливости – такой метод вступает в конфликт с интересами государства. Да что я вам рассказываю, вы и сами всё это знаете прекрасно!
– Знал, да забыл, – сухо сказал Вальди. – Другие вакцины меня занимают.
– Сегодняшний теракт не останется без австро-венгерского ответа, – продолжал Смит. – И не только без него… Россия может ввязаться в этот, как вы говорите, балаган – ваш царь отличается непредсказуемостью, а после Цусимы он жаждет военного реванша и убедительной победы. Его вмешательство приведёт к общеевропейской войне, если не шире… Ещё вина! Бургундского! К мясу! – окликнул он официанта, пробегавшего мимо.
– Дикая перспектива, – высказался Хавкин, слушавший внимательно. – И, вы говорите, японцев можно будет винить в том, что Николай вторгнется в Европу?
– Ну, не только! Русский царь не чужд панславянской идее, – промокнув губы салфеткой, сказал Джейсон Смит, – оттого, наверно, что и сам он, и его жена чистокровные немцы. Это, и ещё братская помощь православным сербам – всё нужно учитывать.
– И где же тут несправедливость? – навёл справку Вальди Хавкин.
– Сербским политикам надоело зависеть от австрияков, – терпеливо объяснил Джейсон Смит. – Они хотят собственной власти, они готовы проливать чужую кровь. Сербская военная разведка спускает с цепи «Чёрную руку» и отдаёт приказ: «В атаку!»
– Ах, вон оно что… – легонько побалтывая красное вино в бокале, сказал Хавкин.
– И вот какой-то террорист, недоумок, – повёл рукою с ножом Джейсон, – стреляет в наследника венского престола, и все мы повисаем над пропастью. Время мира кончается, наступает время войны.
Вот так начинаются войны, думал и рассуждал Вальди Хавкин, вполуха слушая рассуждения Джейсона о том, что каштановый мусс в «Куполь» раз от разу становится всё вкусней и лучше. Так начинаются войны, и никто не знает, когда и чем они заканчиваются. Что мы можем сделать? Затянуть маршевую песню? Дезертировать? Отказаться от каштанового мусса? Никого не интересует воля народа во время войны, разве что секретных шпиков, отслеживающих паникёров в хлебных очередях.
– Будут мобилизованы десятки, сотни тысяч солдат, – расслышал он Джейсона Смита. – И всю эту массу придётся прививать от окопных инфекций. Вот тут-то, Вальди, вы, как никто, окажетесь для нас просто незаменимы! Не сомневайтесь, Корона по достоинству оценит ваш вклад в войну.
– А я и не сомневаюсь, – сказал Хавкин. – Значит, вы уверены, Джейсон: начинается?
– Да, – ответил Джейсон Смит, – я уверен. Ещё две-три недели, максимум месяц. Созрело. К концу лета заполыхает. Болгары, турки – все полезут. Так что вам лучше, не откладывая, перебраться в Лондон.
– Вы считаете? – без радости осведомился Хавкин.
– Несомненно, – ответил консультант. – Подписать контракт с военным министерством, подыскать лабораторию. Встретить грядущее во всеоружии!
– А вы? – спросил Вальди. – Во всеоружии?
– А я всегда во всеоружии, – усмехнулся Джейсон Смит. – Разве вы ещё не заметили?
Отъединённая от континента полосой воды, Англия медленно поворачивалась лицом к войне. Из-за Ла-Манша, из Лондона, на боевые схватки лета 1914, сопровождаемые трудновообразимыми потерями в живой силе, британцы смотрели как бы в театральный бинокль: бои между немцами и французами и конное русское вторжение в Европу представлялись им сценическими действиями. Авантюрной драмой оно им представлялось, в которую, на подмостки одной лишь Восточной Пруссии, было вовлечено с обеих сторон без малого полмиллиона солдатских душ.