В условиях обострявшегося конфликта представители Центральной рады всё равно решили сепаратно договориться с державами Четверного союза. Их дипломаты, несмотря на свои предыдущие заявления, были к этому вполне готовы. Уже 21 декабря (3 января) Чернин писал, что если русские не возобновят переговоры, «мы снесёмся с украинцами»[119]. Поняв значение украинского фактора в переговорах, австро-германская сторона стала провоцировать Украину на провозглашение независимости, чтобы иметь возможность заключить с ней сепаратный мир. Формулировалось это как требование к Украине определиться со своим статусом. При этом статус независимого государства должен был найти международное признание как раз в договоре с Четверным союзом[120]. Юридический круг замыкался — немцы толкали Украину к независимости от России, чтобы установить над ней протекторат.
В день Учредительного собрания, 5 (18) января 1918 г. генерал Гофман предъявил советской делегации карту, на которой была начерчена линия немецкой сферы влияния, почти совпадающая с линией фронта. К западу от неё Германия сама позаботится о «самоопределении» Польши, Литвы и Курляндии.
Кратковременная революционная волна в Европе в январе сыграла с большевиками злую шутку, породив в них новые надежды на затягивание переговоров. «Любая новость, даже самая незначительная, о тех или иных признаках революционного возмущения за рубежом восторженно подхватывалась большевистской прессой в Петрограде…»[121] Новости из дома оказали влияние и на позицию дипломатов Четверного союза. О. Чернин признавал: «катастрофа, вызванная недостатком снабжения, стоит прямо у двери»[122].
Но решающее слово по-прежнему принадлежало немецким генералам, а они не намерены были упускать «плоды победы». Позиция германской военной элиты была авантюристична, так как затягивание мира перед лицом острого продовольственного кризиса, да ещё и когда русские предлагали честный мир, было чревато революцией. Но генералы были готовы рисковать, и не только из-за Прибалтики. Ставкой в игре стало украинское продовольствие.
Переговоры представителей Центральной рады и Четверного союза стали спасением для тех и других. Немцам нужно было как можно скорее завершить переговоры в Бресте и получить доступ к продовольственным ресурсам, а Рада стремилась отгородиться от большевиков (в том числе украинских) немецкими штыками.
Украинцы произвели хорошее впечатление на партнёров в Бресте: «Они значительно менее революционно настроены, они гораздо более интересуются своей родиной и гораздо меньше — социализмом»[123], — писал О. Чернин. Однако сближение с украинцами немцы проводили не ради их патриотизма, а ради продовольствия и обнаружившейся глубокой бреши в российском дипломатическом фронте.
Первоначально казалось, что отношения сторон партнёрские. Украинцы во главе с В. Голубовичем могли торговаться, и зашли в этом вопросе довольно далеко — прежде всего за счёт России. Они требовали признания границ Украины, включающих Северный Кавказ и даже анклав в Сибири.
Не забывали украинские делегаты и об украинцах к западу от фронта. Они требовали воссоединения с нэнькой Украиной Галиции и спорных с поляками Холмщины и Подлесья. Чернин напомнил украинцам о том, что Австро-Венгрия придерживается принципа «невмешательства одного государства во внутреннюю политику другого»[124]. Но в итоге всё же пришлось согласиться на создание автономной Галиции в составе Австро-Венгрии и обещать заставить поляков потесниться в спорных регионах. Хлеб нужен был срочно.
Стачки в Вене и Берлине стали сильным козырем не только в руках большевиков, но также и украинцев, которые, по выражению О. Чернина, «вылупляются очень быстро» и уже просто стали диктовать условия[125]. Р. Кюльман писал в Берлин: «украинцы хитры, скрытны и абсолютно не знают меры в своих требованиях»[126].
3 (16) января австро-венгерские дипломаты согласовали выгодные для Украины условия — новое государство получало территории восточнее Буга и южнее линии Брест-Литовск — Пинск. Секретным приложением гарантировалось автономия Восточной Галиции в составе Австро-Венгрии (это приложение австро-венгерская сторона позднее возьмёт назад, когда правительство Украины станет марионеточным).
Сведения о немецко-украинских консультациях стали поступать к Троцкому уже 22 декабря (4 января) из немецкой прессы. 6 (19) января немцы уже откровенно «засветили» переговоры с Украиной, что сделало необратимым и конфликт Центральной рады и большевиков. Голубович уже официально разорвал дипломатический блок с Россией. Это трагически сказалось на судьбе Рады, так как снимало издержки на пути вооружённого конфликта с советской стороной.
Переговоры в Бресте вышли на финишную прямую. «В результате дискуссий, которые состоялись во время перерыва в переговорах 23–24 января (4–5 февраля) между германским командованием, с одной стороны, и правительствами Германии и Австро-Венгрии, с другой, последние согласились ускорить подписание сепаратного договора с Украиной и, как только это будет сделано, вручить Троцкому ультиматум — иными словами, свернуть мирную конференцию в Брест-Литовске в недельный срок. Условия ультиматума, который Кюльман должен был представить Троцкому, были таковы: либо Троцкий принимает предложенные ему мирные условия, либо военные действия возобновляются»[127].
Выдвигая свой план провозгласить прекращение войны без подписания мира («ни мира, ни войны»), Троцкий стремился, помимо прочего, опередить немецко-украинское соглашение, так как Рада «ведёт явно изменническую политику»[128].
Столкнувшись с расширением сферы советского влияния на Украине, Центральная рада 9 (22) января 1918 г. в своём IV Универсале всё же провозгласила независимость Украинской народной республики. Но национальная идея оказалась слабым мобилизующим фактором в условиях обострившихся социальных проблем и в развернувшейся борьбе социалистических проектов. Авторитет Рады стремительно падал. Массы украинцев не бросились её защищать.
18 (31) января был принят украинский закон о социализации земли, ликвидировавший частное землевладение и передававший землю крестьянам. Он был основан на той же идее социализации земли, что и советский закон, принятый несколькими днями позднее. Но крестьянство уже было раздражено учреждениями Рады, так как в соответствии с её указаниями земельные комитеты описывали имущество имений, а крестьяне стремились просто его разобрать по хозяйствам. Для предотвращения разгрома имении уездные земельные управы вызывали войска[129].
В сравнении с последующим законодательством гетманата аграрный закон Рады больше устраивал крестьян, что и обеспечит сторонникам УНР массовую поддержку сразу после ухода немцев в ноябре-декабре 1918 г. Но пока Центральная рада была слишком умеренной, чтобы крестьяне были готовы сражаться против неё с большевиками, которые также несли с собой радикальную агарную реформу. А вот рабочие явно предпочитали большевиков, что стало решающим фактором во время борьбы в городах.
В условиях начинающегося военного конфликта существовавшее во многих городах двоевластие становилось нетерпимым. Обе стороны попытались разоружить противника, что привело к серии столкновений и восстаний, которые существенно сократили территорию, хотя бы отчасти контролируемую Центральной радой. Большевики с помощью войск Антонова-Овсеенко взяли власть в Полтаве (6 января) и Екатеринославе (28 декабря). Сторонники советской власти победили в Александровске (2 января), в Одессе (14–16 января) и Николаеве (23 января).
Это «триумфальное шествие советской власти» по Украине не было простым результатом вторжения красной армии извне — как правило власть брали местные сторонники советской власти с помощью тыловых частей, в которых служили и этнические украинцы, и представители других национальностей. Но, оказавшись на территории Украины, они автоматически стали её гражданами, и их политический выбор оказался не в пользу УНР. При этом значительная часть населения востока и юга нынешней Украины тогда не считали себя частью украинского государства. Не случайно 17 января была провозглашена Одесская советская республика, а 30 января была провозглашена Донецко-Криворожская республика — игра в «свою Украину» на востоке уже была не нужна.
В наши дни войну украинских националистов и красных на Украине называют «агрессией России». Но в колоннах красных шли и жители Украины. Они поднимали восстания за власть Советов. На обширных пространствах, которые новопровозглашённое государство считало своими, большинство населения, особенно в городах, не говорило по-украински. Претензии на эти территории сама по себе была агрессивна, попытка создать на такой многонациональной территории государство с преимущественными правами украиноязычного населения вела к гражданской войне между жителями Украины. Для Махно, как для большинства жителей восточной Украины, а то и Киева или Одессы, где большинство говорило по-русски, украинское государство не было своим. Для них война против Центральной Рады и других властей, созданных украинскими националистами, была войной против попытки разделить живую ткань народов, против затяжки с социальными преобразованиями. Хотя в своём универсале Центральная Рада провозгласила право крестьян на землю, она задерживала аграрную реформу, как и временное правительство. Позднее украинские атаманы легко переходили из-под жевто-блакитных прапоров под червонные и обратно. Повстанцев интересовала не государственность, а её содержание. Что она даст селянину? Центральна Рада дала р