Дыбенко и жена его Коллонтай
Украшен перрон красными и черными полотнищами. Примерзая губами к мундштукам, выбивает оркестр из латунных труб «Интернационал».
Чухнул паром в последний раз паровоз, замер бронепоезд, и в салон-вагоне, склепанном броневыми листами, плавно отворилась дверь.
Чернобородый гигант в бескозырке и бушлате ступил на платформу и, оглядывая встречающих, с удовольствием замедлил взгляд на бескозырке же Щуся.
Оркестр грянул напоследок под удар барабана и смолк. Оцепление с примкнутыми штыками замерло. Махно вольно подошел к гиганту, но ладонь к белой папахе поднес:
— Командующий повстанческой анархической армией свободной республики хлеборобов батько Махно!
— Командир Заднепровской железной пролетарской дивизией комдив Дыбенко!
— Прошу в штаб для встречи и ознакомления с обстановкой, товарищ Дыбенко.
— Да сейчас. Обстановку я уже понял. Зайдемте на минутку ко мне, товарищ Махно… ну, за встречу перед рабочим днем, — повел рукой на вагон.
В салоне Дыбенко треснул в перегородку:
— Саша! У нас гость!
Вышла стройная, в прическе и воротничке, странно сочетая что красивая и немолодая явно… культурная и норовистая барыня. Протянула руку:
— Александра Коллонтай, начальник культпросветотдела дивизии.
— Махно… Нестор Иванович. Командующий повстанческой армией!
Выпили, закусили, закурили. Для вежливости — о политике, о Деникине: присматривались. Расклад был прост: у красных мало сил — у анархистов нет промышленной базы, источника боеприпасов. Деникин — враг общий. Петлюра — сумеет вырезать коммунистов и москалей — примется за республику интернационалистов-анархистов. По пути — докуда?
Уже в своем штабе Махно вежливо велел:
— Товарищ Лепетченко, начальника культпросветотдела позови мне.
Вошла Галина, протянула руку.
— Моя жена.
Дыбенко весело округлил глаза, вспушил подкрученные усики над бородой:
— Я тебя понимаю, товарищ Махно, и очень одобряю ваше боевое сотрудничество!
Проведя инспекцию и утомившись (пили вровень), вечером в том же салон-вагоне, сидя двумя семейными революционными парами, подводили итоги.
— Я твои взгляды уважаю! Сам анархистом был. А сейчас — политический момент сменился. В общем, так. Выше комбрига я тебя сделать не могу — власти не имею. Но это — так, для вида, для формы. Если ты идешь под меня комбригом — все делаешь сам, как раньше, но прислушиваешься к общему руководству фронта. Мы твою самостоятельность не нарушаем. Ты бьешь Деникина — мы тебя снабжаем боеприпасами и вообще поддерживаем. Согласованность действий организовать можно.
— А дальше? — сумрачно спросил Махно.
— Дальше? — приблизился гигант, дыхнул спиртом на жилистого непьянеющего карлика, перешел на шепот: — Ох, Нестор, никто не знает, что дальше. Все под богом ходим, хоть верь в него, хоть нет. Дальше — победим Деникина, победим Петлюру, сядем выпьем и продолжим разговор.
— Договорились, Павел. Приказ пришлешь мне в штаб. — Встал Махно, звякнул шпорами, пожал Коллонтай мягкую душистую ручку. Дыбенко протянутую кисть Галины поцеловал.
— Как красного комбрига — тебя будут рабочие уважать. Пора по городам ударить!
Анархокоммунистическая советская республика
Тула дала винтовки и патроны.
Александровск дал рабочий батальон. Коли махновцы стали Красной Армией — по закону им полагалось денежное довольствие. Условные 150 рублей стремительно мельчающими знаками заменялись посильным денежным содержанием — а кормиться в условиях паралича экономики пролетариям было нечем. Шли служить. В помощь чему ЧК проводила мобилизацию.
Большевистская власть норовила засылать в части комиссаров. Комиссаров терпели, и дисциплина крепилась дополнительно.
Бешеным налетом взяли Умань.
В Мелитополь вошли густыми колоннами — белые откатывались.
Под вопли «ура!», стрельбу и конский скок с клинками — города брали в кино. Взять город — это:
Прикинуть время и маршруты движения разным частям; по одной дороге — столпятся, все сожрут и все загадят.
Обеспечить боеприпасы и продовольствие. И думать, где ночевки наметить — в селе чи в чистом поле. Сухо или дождь? Под телегой спать или в луже?
Разведка засылает под видом торгующих селян, да шукающих родню рабочих, да отбившихся от семьи баб, — разведчиков. Где силы стоят? Где штаб, где казармы, где пулеметы? Что на водокачке, что на колокольне, как укреплена станция, много ли паровозов и вагонов на путях? В то же время — захватывают языков и выбивают сведения. Принимают добровольных осведомителей, натерпевшихся под белыми, — да смекают по ходу, честно ли они пришли, или засланы?
Контрразведка жилы мотает из подозреваемых: откуда взялся? что здесь делаешь? а как удалось тебе увидеть то и это?
Откуда ударим? А где для отвлечения внимания стрельбу поднимем? А в резерв на всякий случай что выделим?
Во всем этом нет особой ученой премудрости. Есть нормальный ум, смекалка, опыт и способность учиться кое-чему по ходу дела. Главная трудность в том, что соображать дома на печке горазд любой — а учесть все в сутолоке беспрерывных докладов, под градом неизбежных неожиданностей, под огнем, в неснимаемой тяжелой ответственности за всех своих людей и за последствия всех своих шагов — вот для этого нужно быть полководцем: хладнокровным, цепким, последовательным и бесстрашным, умеющим гнуть чужие воли в один намеченный жгут, преодолевающим чужие слабости и неумения.
Взяли Мариуполь, прошли по знойным улочкам, обсаженным тенистыми деревьями, под гром оркестра митинговали на площади, разместили раненых в больнице и в школе.
Взяли Бердянск — артиллерийскую базу Деникина!
— Реквизируйте у населения весь гужевой транспорт! Все подводы — под снаряды! Что не увезти — взорвать к чертям! Наша сила — в маневре!
Сутки горели и рвались склады, пацанва подбирала по улицам теплые зазубренные осколки; цветастый фейерверк трещал и рассыпался огненным цветом в ночном небе.
Взяли Екатеринослав! (Будущий Днепропетровск), столица края, цветущий город, жители которого были уже донельзя задерганы войной и частой сменой властей. Цокали копытами конные разъезды, звенели подкованными сапогами по булыжнику патрули, еле держались на затылках лихие папахи.
То было огромное пространство народовластия. (Демократия в изначальном американском смысле, как отчеканил Бенджамен Франклин: «Пространство договоренности вооруженных мужчин».)
В Харькове, Екатеринославе, Александровске (Запорожье), Луганске — всем правили свободные Советы. Стучали типографские машины, отшлепывая тиражи анархических газет. Работали школы и мастерские. Ставили в театрах спектакли отчаянные артисты, сбежавшие от голода и ЧК большевистских столиц.
И взорваны были все тюрьмы. И знаменитый александровский централ, и харьковская пересыльная. (Их восстановят позднее…)
— В нашей республике тюрем не будет! Сам сидел — знаю, шо це таке.
В кратчайшее время — обитатели тюрем или разошлись по домам, или влились в армию, или были пристрелены на месте грабежа, буде такие встречались.
Орден красного знамени
Наркомвоенмор и Председатель Р.В.С.Р. товарищ Троцкий правильно понимал насчет организации армии, которую и создал. По его указанию и настоянию ВЦИК учредил первый советский орден — Красного Знамени. Для красных героев!
Дальше начинается обычная для войны вообще и для всех советских начинаний также вообще история. Орден учредили в сентябре 1918 года. И тут же наградили им товарища Блюхера Василия Константиновича. За вывод из окружения Сводного Уральского отряда и соединение через 1500 км с частями 3-ей армии. Невелика и победа, но первый подвернулся под руку.
Орденом Красного Знамени № 2 наградили члена Р.В.С. 8-й армии Иону Эммануиловича Якира за тяжелую контузию в боях с казаками Краснова. В октябре 18-го.
Подробность же в том, что первую партию орденских знаков товарищ Троцкий получил только в январе 1919-го. И раздраженно телеграфировал из своего знаменитого летучего спецпоезда Председателю ЦИК товарищу Свердлову, что «Орден Красного Знамени невозможен, слишком груб и снабжен таким механизмом для прикрепления на одежду, что носить его практически невозможно. Выдавать его не буду, ибо вызовет общее разочарование». Короче: переделать все, сделать раза в четыре меньше, металл получше, что за бляха носильщика, понимаешь.
Теперь — сцена. Красные выбили Петлюру из Киева, он снова сидит в Виннице. Махно контролирует Донбасс, Азов, красным отгружается уголь и хлеб, Деникин утирается. И к Махно прибывает — лич-но! — командующий фронтом Антонов-Овсеенко. Который конкретно брал Зимний и арестовывал Временное правительство, который в пенсне, но с наганом, легендарный.
Оркестр, караул, встреча, доклад!
И из рук командфронта Махно получает Орден Красного Знамени № 4! И звание красного комдива. Ну — стали уже делать нормальные ордена, а до того награждение прекратили.
На тот момент Махно сделал для Советской России неизмеримо больше, чем Блюхер или Якир. Он контролировал огромную территорию, не давал развернуться наступлению Деникина, отрезая его от стратегически важных районов и угрожая ударить в тыл при продвижении того к Москве. Он обеспечивал хлеб и уголь Москве. И не давал Петлюре распространиться на юго-восток (вместе с Григорьевым, который на тот момент также был красным комбригом).
Его повстанческая армия насчитывала от 30 000 бойцов (если основная масса разойдется до дому) до 200 000, если с винтовочками подойдут все симпатизирующие — порезать бар да пограбить в меру (насколько батько дозволяет) добришка для хозяйства. 100 000 реально стояли под ружьем сейчас.
Артиллерийский парк — 60 полевых орудий: 15 батарей! 700 пулеметных тачанок — только бы патроны были, и сметем кого хочешь. 3 аэроплана и 3 бронепоезда.
Лирическое отступление
Прозрачна и хила ткань беллетристики, чтобы выдержать свинцовую гирю