Мери сделала глоток. Так можно простить эту несчастную историю или нет? Могла ли она вонзить зубы в уже надкушенный кусок пирога, простить такое унижение? На решение потребовались секунды. Мери Уитни знала, что существует только один способ преуспевать. Ты должна сконцентрировать всю свою энергию. Все амбиции должны быть устремлены в одном-едииственном направлении. У тебя могут быть и другие интересы. Но они не должны иметь значение. Она тяжело вздохнула.
— Как я рада видеть тебя, — ответила она наконец. — А теперь, если вы не возражаете, мы сейчас все собираемся садиться за стол, поэтому нужно торопиться. Могу поклясться, что вы вдвоем наработали отличный аппетит.
Она улыбнулась ледяной улыбкой, возвращаясь к своей привычной манере. Впрочем, у нее еще может появиться возможность как следует сквитаться с ними попозже. Ведь в конце концов они оба сидят за ее столом.
21
— Привет, вот мы и встретились снова.
Он пришел к столу рано, в надежде, что и она придет тоже пораньше, ему не хотелось, чтобы их вторую встречу разбавляли посторонние.
— Питер Стайн! Ну, привет! Какое чудесное совпадение. Из всех людей на свете уж тебя я меньше всех ожидала встретить в Палм-Бич.
Они стояли, лицом к лицу, по разные стороны стола.
Он глядел на нее, медленно пил ее. Времени на это не будет, когда начнется беседа. Он почему-то знал, что это потребует всей его концентрации. Она была еще красивей, чем вспоминалось ему. Он старался догадаться, почему. Дело было не только в превосходном расположении ее черт. Причиной была ее энергия. Казалось, что ее окружают кипящие, бурлящие пузырьки. Он хотел подумать «лучистая», однако это было вовсе не так. Она была трогательной. Она была «девушкой из соседней двери», если тебе действительно повезет. Ты просто не сможешь не заметить ее. Иногда такие встречались. Может, дело в какой-то невидимой ауре? Феромонах? Или это искусная смесь сигналов тела, одежды и жестов, которая свидетельствовала о повышенной уверенности в себе, целеустремленности и душевном здоровье, что и притягивало его в ней. Она стояла, положив руки на спинку золоченого стула, и улыбалась ему. Она была довольна, что видит его. Это было очевидно. И она была широко распахнута для всего, что может случиться. Все в ней говорило об этом — улыбка, вырез ее черного миниплатья для коктейлей, камелия, небрежно приколотая к лифу.
— Палм-Бич одно из моих самых любимых мест.
Его робкая полуулыбка сказала, что он говорил наполовину саркастически.
Она впитывала его в себя. Боже, он был привлекателен. Тут не только скалистая красота. Дело было в его поведении. Он держал себя на грани робости; казалось, это выбрано им намеренно, чтобы создать чувство беспокойства. Это выбивало вас из равновесия, но в то же самое время это и удерживало вас на цыпочках. Его острые, глубоко посаженные глаза подчеркивали неустроенность души, в то время как кудрявые волосы, спутанные и едва ли когда-нибудь расчесывавшиеся, добавляли впечатление опасной анархии. Какая доля из ее чувств была подсознательно набрана из его репутации, из воспоминаний об его выступлении на книжной ярмарке в Майами, из «Пулитцера», который сидел на его плече, словно невидимый попугай? Сказать было трудно, однако ей хотелось знать. Вскоре она это выяснит. Боже, его глаза были удивительными. Погоди-ка! Они напомнили ей кого-то. Но кого?
Он наклонился и взял со стула карточку с именем, зажав между большим и указательным пальцами, словно ее можно было испачкать.
— Ты притянула меня к себе, — сказал он. — И еще кого-то по имени Стенфорд Вандербилт.
Его голос был ровным, но в нем послышался намек на насмешку, когда он произнес имя Вандербилта. Он ухитрился сделать вид, что смеется над миром, над людьми, пришедшими на прием, и над тем, кто ухитрился иметь такое имя, как Стенфорд Вандербилт.
— Я училась в школе вместе со Стенфордом, — улыбнулась Криста. — Он очень величественный. — Она засмеялась, чтобы показать, что не слишком-то впечатлила величественность Вандербилта, что ее больше интересовали успехи в литературе, которые представлял Питер. «Не беспокойся, я буду разговаривать с тобой», таков был ее подтекст.
— Да, звучит величественно, правда? — сказал Питер.
Что это? Признак неуверенности в себе? — подумала Криста. Вандербилты не ладят со Стайнами. Как и, в целом, люди, которые ходили в школу вместе с Вандербилтами, хотя они и могли быть готовы посмеяться над «величественностью» Вандербилта. На земле существовали группы людей, которых совершенно не впечатляла мощная интеллектуальная репутация. К таким группам относилась и ВАСП — «белые англо-саксонские протестанты». Криста обошла вокруг стола. Она тоже подняла карточку.
— Боже, ты сидишь рядом с Лайзой Родригес.
— Той самой Лайзой Родригес?
— О да, мягкий вариант. — Она засмеялась, поддразнивая его. Он не будет чувствовать себя уютно рядом с любимицей масс. Ее замечание очень тонко высветило это.
Он тут же подхватил ее тон. Его глаза сверкнули один раз, затем снова перескочили в состояние чуть менее беззаботного спокойствия. Боже, он был чувствителен. Она вовсе не хотела уколоть его.
Это была всего лишь ее манера говорить разные благоглупости, легкая болтовня высшего класса во время приемов. Однако это подчеркивало, что она все знала заранее. Беседа с Питером Стайном окажется сложным делом. Уже сейчас это показалось Кристе в некотором роде опасным удовольствием.
— Окруженный моделями, — сказал он. Был ли здесь малейший намек на неодобрение, скрывавшееся в его последних словах?
— Большая разница с интеллектуалами?
— На самом деле большинство моих друзей рыбаки, — сказал он. Потом поглядел на нее, все еще улыбаясь, но только чуть-чуть. «Рыбаки», казалось служили козырной картой против Вандербилта и моделей.
— Рыбаки? Это звучит крайне любопытно, — сказала Криста, поддерживая тему.
Оба сознавали, что их беседа текла сама собой. Никто не управлял ею. Оба, казалось, были рады пустить ее на самотек, и все же чувствовалось беспокойство с обеих сторон. Они очень хотели понравиться друг другу, добавить глубины во взаимную притягательность. Получится ли это?
Криста обошла вокруг стола, читая имена своих будущих соседей по трапезе.
— Энн Винтур, редактор из «Вога». Для меня. Ее муж, профессор Шеффер. Он детский психиатр в Колумбийском. Для тебя. Мери Уитни. Думаю, для меня. И Роб Санд. Твой. Он аквалангист и теннисный профи, что, как я полагаю, не на миллион миль удалено от рыбаков.
— Так мы сидим друг напротив друга за столом, так? — Питер Стайн улыбался ее игре. Она не боялась его. И это было приятно. И она была очень, очень симпатичной, бойкой, напористой и все-таки чуть-чуть лукавой.
— Только если ты хочешь, чтобы так было. — Она ободряюще улыбнулась. Он стойко выдержал ее взгляд. Не отвел глаза. Большинство не смогли бы справиться с этим. — Так где же я могла видеть эти глаза прежде? — думала Криста.
— Вот и чудесно, — сказала Мери Уитни, появляясь у стола с гладким Стенфордом Вандербилтом на буксире. — Вы уже встретились. Двое моих самых лучших друзей. А теперь тебе нужно показать Питеру, как наслаждаться жизнью, Криста. А тебе, Питер, нужно показать Кристе, как стать немного более милосердной. Она только что довела меня до инфаркта при совершении сделки.
Она уселась, схватила льняную салфетку и энергично потрясла ею.
— Где все? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Я думаю, Лайза и Роб все еще осматривают дом, — предположила Криста.
— О, я нашла их. Они приводят себя в порядок.
— Что ты думаешь о своей новой «девочке от Уитни»? — спросила Криста, удивляясь, какого черта Мери имела в виду, сказав «приводят себя в порядок». Ее желудок пару раз перевернулся.
— Я думаю, что у нее ужасающее будущее на теннисном корте.
О, Господи! Конечно же нет! Цел ли контракт?
Мери прочитала ее мысли.
— Не беспокойся, дорогая. Сделка совершена. Однако ты не станешь возражать, если я потребую включения в контракт условий договора на тридцати страницах, а? Ах, вот и Шефферы.
Энн Винтур, холодная, с лицом феи, редакторша журнала «Вог» и паладин в области моды, бочком подошла к столу, ее супруг сел рядом. Питер Шеффер читал «Детскую игру». Он прямо направился к Питеру Стайну.
— А вот, наконец, и дети, — провозгласила Мери Уитни.
Появились Лайза и Роб. Они выглядели не столько вычищенными, сколько вымытыми. Криста бросилась к ним.
— Лайза, ты встретилась с Мери. Как чудесно! Роб, ты хорошо смотрел за моей звездой? — Она произнесла это быстро, прекрасно чувствуя те течения, что бурлили вокруг стола. С другой его стороны Питер Стайн глядел на нее, и она это видела.
— Давайте-ка все присядем и закусим, — предложила Мери Уитни.
Она решительно уселась на место. Все проделали то же самое.
Официанты налетели с шампанским.
— Что за удовольствие, — произнесла Мери Уитни и издала такой мрачный смех, какой никогда еще не звучал за столом.
— Я почувствовал плохие вибрации, — сказал Питер Кристе. Он даже не потрудился понизить голос.
— Да нет, — возразила Криста, сознавая, что цвет ее щек разоблачал ее ложь. — Лайза новая сотрудница в моем модельном агентстве, и мы собираемся работать для Мери Уитни. Все просто восхитительно.
Вот это было правдой.
Он поглядел на нее. Его брови выгнулись другой.
— Звучит ужасающе, — сказал он с намеком на улыбку.
— Да-а, о'кей, действительно. — Криста тоже улыбнулась. Он был востер, как нож. Мало что ускользает мимо него незамеченным. Интересно, отчего? Благодаря его писательскому таланту или его собственной натуре?
— Что ужасающе? — рявкнула Мери Уитни.
— Работать на тебя, как мне кажется, — ответил Питер, абсолютно не смущенный агрессивностью в голосе хозяйки. Криста снова поглядела на него. Он не был запуганным человеком. Он сам привык пугать. Она всегда предпочитала мужчин с мягкой душой. Но ведь никакие законы не запрещают менять свои вкусы.