Она повторила для себя, что скажет Кристе. Лучше всего будет сказать все прямо. Криста не принадлежала к числу доморощенных драматических актрис. Мона просто передаст посылку и скажет, что решила вернуться к Джонни в «Эль», и прости-прощай, никаких рыданий… Да, этого, пожалуй, достаточно… Боже, сейчас она не отказалась бы от хорошей порции кокаина.
Где же Криста? Лучше бы она пришла. Это то, что требуется Джонни, а его лучше не раздражать. Она поглядела сквозь стеклянные двери на толпу. Вон та, справа вдалеке, походила на Кристу. Не так много женщин на земле могут похвастаться сходством с ней.
Питер Стайн положил дрожащую руку на плечо Кристы и резко повернул ее к себе. Ее глаза широко открылись, когда она увидела его перед собой.
— Поцелуй меня, — прошипел он.
— Не хочу…
Он прижал свои губы к ее губам, прежде чем она успела договорить. Это был поцелуй дикаря. Губы царапали ее, а глаза вращались, как орудийные башни, когда он с силой запрокинул ее голову. Толпа смотрела на него, некоторые улыбались, другие удивлялись, а третьи даже и не замечали. Он крепко обхватил ее руками, чтобы она не смогла вырваться, а в голове бешено крутились мысли, когда он старался сообразить, что сказать ей за оставшиеся в его распоряжении секунды.
Он чуть отодвинулся от нее, и его рот находился в паре сантиметров от нее.
— Ну!..
— Криста, Криста. Не задавай вопросов. Поверь мне. Поверь мне. Обещай это. Ты в опасности. За нами слежка.
— Что ты еще…
— Кого ты встречаешь?
— Мону.
— Ты еще не встретилась с ней?
— Нет, она сейчас придет. Я вижу ее…
— Какая она? Быстро! Опиши ее.
— Черная, в дурацкой шляпе.
— Она принесет тебе коробку? Чемодан? Что?
— Да. Она принесет фотоаппараты для Билла Бреддока. А что? В чем дело?
Питер повернул ее так, чтобы его тело оказалось между Кристой и стеклянной дверью.
— Криста. Я очень люблю тебя. Делай, что скажу. Обещай.
— Питер, ты не можешь просто войти в мою жизнь и… — Она смутилась и засмеялась. Опасность? Слежка? Черт побери, она просто встречает модель в аэропорту, и вот столкнулась с Питером Стайном, мужчиной, которого не в состоянии выбросить из головы. А она еще гадала, увидит ли когда-нибудь его опять, и вот он говорит о любви и целует ее на глазах у всего Майами.
— Это провокация с наркотиками, — тебя подставляют, — прошептал он. — Отправляйся прямо на улицу. Слышишь? Не разговаривай с Моной. Не гляди на нее. Иди прямо в контору своего адвоката и жди там. Сиди в его приемной до тех пор, пока не получишь известия от меня. Поддерживай связь со своей конторой. Сообщи им, где ты. Делай это немедленно, ладно? Иди, Криста. Иди. — Он оттолкнул ее от себя.
Потом посмотрел через плечо. Черная красавица в нелепой шляпе входила в двери. Это и должна быть Мона. Прямо рядом с ней шел парень. Потом Питер увидел другого, в десяти футах от него, возле загородки. Тот заметил Мону, и его глаза забегали от Моны к Кристе, от Кристы к Моне.
— Иди, Криста, — сказал Питер.
Наконец, она подчинилась ему. Поняла все по его глазам, где засел страх, озабоченность и приказание повиноваться. Повернулась и быстро пошла прочь, не оглядываясь. Дверь на улицу захлопнулась за ней, и он увидел, как она останавливает проезжавшее мимо желтое такси. Недоумение разлилось по лицу парня, стоявшего у загородки. Он шагнул вслед за Кристой. Потом шагнул к Моне. В нерешительности двинулся к Питеру.
Мозг Питера работал с предельной четкостью. Он видел все с остротой наблюдателя. Мона шарила взглядом по толпе. Это же делал и тощий человечек, стоявший рядом.
Питер подошел к ней.
— Мона!
— Да? А где Криста? Она с тобой?
Парень, что шел рядом с ней, остановился. Он обратился в слух.
— Ты привезла фотоаппараты для Бреддока? — громко спросил Питер.
— Да, они здесь. Я должна передать их Кристе. Где она? И кто ты такой?
— Она просила сообщить тебе, чтобы ты сама везла их к Бреддоку из аэропорта. — Голос Питера дрожал. Он почти кричал.
— Эй, остынь, детка. Я не глухая, сладкий мой. Слушай, мне было сказано…
— Криста передает, чтобы ты отвезла их Бреддоку из аэропорта, — прокричал Питер. Его лицо побелело. Кулаки сжались. Коричневая коробка была в руке у Моны.
У нее она и осталась, когда все произошло. Неизвестно откуда взявшееся дуло пистолета уткнулось в спину Питера. Он почувствовал его между лопатками. Рука поднялась сзади него, и пальцы обхватили его шею в районе сонной артерии. В паре дюймов от его глаз промаячил полицейский знак.
— Не двигаться. Полиция.
Питер застыл. Перед собой, за маячившим возле лица знаком, он увидел все остальное. Человек, стоявший рядом с Моной, тоже достал оружие. Оно нацелилось на ее грудную клетку. А посылка, обернутая коричневой бумагой, находилась уже на полпути от Моны к офицеру из Агентства по борьбе с наркотиками, из ДЕА.
— Вы арестованы, — пробормотал он. — Вы имеете право отказаться от показаний…
52
— Где Криста? — спросил Роб.
— Криста не смогла остаться, — ответила Мери.
— Так все и планировалось?
— Так все случилось, дорогой.
Робу не понравился такой оборот событий. Он приехал, чтобы встретиться с Кристой, потому что она попросила его об этом. А теперь он оказался один на один с Мери Уитни и не ожидал ничего хорошего от такой встречи.
— Давай выйдем к бассейну и посидим там. День такой замечательный, — предложила Мери. Она направилась к французским дверям, следуя привычному принципу, что ее желание является одновременно приказом.
Роб секунду медлил. Ему пришлось решать. Можно уйти. Сразу. Но это будет невежливо. И он не узнает, что она хотела сказать. Может, это будут в некотором роде извинения, и гордой Мери Уитни легче произнести их на тайной встрече, устроенной Кристой. Да, это очень даже просто может быть. Криста не стала бы действовать с таким макиавеллизмом, если бы не руководствовалась самыми чистыми мотивами.
— Ладно, — сказал он не без энтузиазма и неторопливо вышел вслед за ней на солнечный свет.
— Я не видела тебя, — сказала Мери, поворачивая к нему на ходу голову, — с того неудачного маленького эпизода на пляже, когда у меня произошел нервный срыв… да, я полагаю, это подходящее слово… из-за тебя и Лайзы.
Роб промолчал. Они подошли к зонтику «Санта Барбара». Мери села в кресло. Роб нерешительно присел на краешек лежака.
— Видимо… я должна как-то извиниться перед тобой за это.
Он улыбнулся. Не самое великодушное в мире извинение, но для Мери Уитни оно вероятно оказалось таким же болезненным, как удаление зуба.
— Все нормально… — начал он было.
— Нет. Нет, не все, — возразила Мери. — Отнюдь не все нормально. На самом деле… все ненормально.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — казалось, опешил Роб.
— Я хочу сказать, — проговорила Мери Уитни, — что ты выбрал себе не ту женщину.
Она улыбнулась, но улыбка получилась далеко не приятной.
Роб чуть не разинул рот. Просто невероятно!
— С какой я женщиной сейчас? И с кем должен быть? — спросил он без обиняков.
— Почему, скажи на милость, все нужно произносить вслух? Ты сейчас с Родригес. А нужно бы быть со мной, — заявила Мери с шутливым раздражением.
Он рассмеялся ее невероятной самонадеянности. Кто такая эта женщина? Она что, с луны свалилась?
— Мери, я хочу сказать… мы тогда занимались этим, правда? Это все в прошлом. Это было безумием, глупостью, вот чем. Я серьезно это говорю. Ты мне нравишься, я уважаю тебя и восхищаюсь твоим талантом и всем, чего ты добилась, но только…
— Только тебе не нравится трахаться со мной, — сказала Мери. Ее голос звучал громко, слишком громко. А рот был маленьким, слишком маленьким.
Роб подскочил и всплеснул руками. Потом рассмеялся, и в его смехе послышалась безнадежность.
— Сядь, Роб, — приказала Мери Уитни. В ее голосе прозвучала невероятная сила. Горечь ее последнего замечания уже исчезла. В мозгу у Роба зазвучали сигналы тревоги. Впервые за все время он начал сомневаться в том, нормальна ли Мери Уитни.
— Мне нужно, чтобы ты меня выслушал, — сказала она, и спокойная, ледяная улыбка появилась у нее на лице. — Существует древнее изречение-клише о том, что все имеет свою цену. Я верю в это. Порой мне кажется, что это единственная вещь на земле, в которую я верю. Даже тебя, Роб… даже тебя можно купить.
Он закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы вся эта сцена исчезла прочь. Все могло стать лишь еще хуже. Проблемы, которые возникнут в эти минуты, могут пронестись шоковыми волнами через всю его жизнь, через жизни Лайзы, Кристы, всех остальных.
— Да, Роб, закрой глаза, но слушай и дальше. Сейчас о самом важном. И думай. Я купила тебя в ту ночь, ведь так? Ты трахнул меня, чтобы спасти чужие жизни; у нас все позади, одни лишь сальные воспоминания, а дети остались в живых… Где-то далеко отсюда они смеются, плачут, живут, не умирают, потому что ты сдал мне в аренду своего толстяка, тогда, в задней части моей машины. Теперь это уже кое-что, не правда ли, Роб? Сколько жиголо смогли спасти детские жизни? Настоящее достижение. Ты должен гордиться собой.
— Осторожней, Мери, — сказал Роб. В нем поднимался гнев, вытесняя ошеломленность, гнев на то, что кто-то, да к тому же женщина, мог вести себя подобным образом.
— Я всегда осторожна, даже когда беззаботна, дражайший мой. Вот почему мне всегда удается идти своим путем.
Он заглянул ей в глаза, стараясь понять, что же происходит в ее душе. Перед ним сидела новая Мери Уитни. Он уже видел бесцеремонную, пресытившуюся Мери Уитни, готовую постоянно развенчивать помпезность окружающего. И видел подраненную Мери Уитни, неспособную на людях справиться со своими чувствами, взять их под контроль. Обе порой бывали неудобными, однако он всегда находил им оправдание, как эксцентричным особам, которые, в глубине души, хотя и были испорченными, но не собирались приносить никому вреда. А теперь он был далеко не уверен, что его анализ Мери, как и оценка, делавшаяся другими людьми, были корректными. Что-то жуткое всплывало из ее глубин. Даже что-то очень жуткое.