В итоге за трое суток питерские музыканты сыграли в Свердловске четыре раза, причем — в самых неожиданных местах. Предстоящее событие не на шутку взбудоражило местную интеллигенцию — начиная от музыкантов «Трека», «Урфин Джюса» и «Наутилус Помпилиуса» до студентов и театральных эстетов.
«Как раз в конце 1983 года происходили значительные рок-н-рольные наезды, которые буквально встряхивали город, — утверждал позднее звукорежиссер „Наутилуса“ Андрей Макаров. — Вначале к нам приехали Майк Науменко и Виктор Цой. Кто такой Цой, мало кто знал, а Майк, естественно, котировался достаточно высоко. Тогда он был худ и строен. И чему все удивлялись, так это тому, что Майк оказался маленьким. Среднего росточка, вовсе не гигантом. В традиционных своих капельках-очках. Удивил внешностью. В лучшую сторону. И это было неожиданно».
«Все рейсы из Москвы уже прилетели — никакого Майка нет, — вспоминал гитарист „Чайфа“ Владимир Бегунов. — И тут — совершенно непонятно откуда — появились Майк, Вова Синий и какой-то урод неформального вида, явно восточной национальности… Науменко вошел в дверь и сказал: „Ребят, а портвешка нет?“»
Потом были концерты в общежитии архитектурного института, на ступеньках ДК Свердлова и общежитии педагогического института.
«Добрый день, дамы и господа! — манерно начал выступление Майк. — Мы попробуем сыграть для вас наши вещи в акустическом варианте. К несчастью, играть мы будем без своих музыкантов, но, может быть, что-то из этого и получится».
Майк и Цой в ДК Свердлова, декабрь 1983
Фото: Всеволод Арашкевич
Еще в самолете лидеры «Зоопарка» и «Кино» дружески решили, что в Свердловске петь будут по очереди. Тем более что у Цоя появились мощные боевики «Транквилизатор» и «Генерал», а у Науменко — новый рок-н-ролл «Буги-вуги каждый день». Плюс беспроигрышные хиты из альбомов «Сладкая N и другие», «LV» и «Уездный город N».
В ДК Свердлова перфоманс «в две гитары» вскоре переместился в коридор, потому что со ступенек артистов бесцеремонно прогнали. Они сели за стол, за ними подтянулась вся студенческая аудитория, и Майк с Виктором принялись играть дальше. Запись концерта сохранилась на кассете, ее можно найти в интернете, и там отчетливо слышно, как органично музыканты аккомпанируют друг другу.
«Концерт был удивительный, — вспоминал позднее звукорежиссер и драматург Леонид Порохня. — Двое играли на акустических гитарах и пели, вот и все. Майк безостановочно жевал резинку, был благостен, видать, причастился с утра портвешком. Цой же, наоборот, ужасно стеснялся, пел и играл с закрытыми глазами — и открывал их, только когда поворачивался к Майку. То был rock’n’roll. Абсолютный, стопроцентный, настоящий, который двое похмельных молодых людей извлекали из двух простеньких гитар и собственных глоток. То был момент откровения — вдруг стало очевидно, что рок-н-ролл делается просто и весело, прямо на глазах у завороженной публики».
Неудивительно, что, вдоволь напившись портвейна и наевшись уральских пельменей, и Цой и Науменко покидали Свердловск очень довольными. Они увидели, что их песни ловятся «с лету», что их органично воспринимает не только вышколенная тусовка обеих столиц, но и региональная публика. Ни сном, ни духом они не догадывались, что готовит им грядущий «оруэлловский» 1984 год.
Фото из архива Натальи Науменко
ОДИНОКИЕ ГЕРОИ
«У меня есть что-то общее с Джоном Ленноном. Я тоже очень плохо помню все свои тексты»
Зима 1984 года ознаменовала начало еще более жесткого прессинга рок-движения. На смену Андропову пришел новый генсек Черненко, который вскоре заявил: «Не все удовлетворяет нас и в таком популярном искусстве, как эстрадное. Нельзя, например, не видеть, что на волне этой популярности подчас всплывают музыкальные ансамбли с программами сомнительного свойства, что наносит идейный и эстетический ущерб».
На языке партаппарата подобное заявление означало команду «фас!» — и повсеместно началась массовая атака на рок. По стране замелькали так называемые «запретительные списки», и вскоре за решеткой оказались фронтмен Алексей Романов и звукорежиссер Александр Арутюнов из «Воскресения». При попытке перехода государственной границы был задержан лидер «Трубного зова» Валерий Баринов, пропал без вести идеолог «Россиян» Жора Ордановский, судьба которого так и осталась неизвестной.
«В начале 1984 года посадили московского импрессарио „Зоопарка“ Володю Литовку, — вспоминал Илья Смирнов. — Затем прямо на сцене была арестована Жанна Агузарова, после чего концертная деятельность в Москве практически прекратилась. Пытаясь понять, насколько возможно ее возобновление с помощью «импорта» из Питера, мы с художником Юрием Непахаревым, соблюдая все меры конспирации, отправились к Майку на Боровую — в его знаменитую коммуналку в доме, не знавшем ремонта со времен Николая II. Лидер «Зоопарка» был необычайно мрачен. Он честно объяснил, что происходит: к каждой серьезной группе приставлен куратор и теперь все обращения в рок-клуб поступают на два адреса. И, наверное, самое лучшее для нас — на время забыть о существовании на северо-западе СССР города Ленинграда… Пожалуй, никогда еще мы не испытывали такого гнетущего чувства, как в тот вечер, ожидая поезд на Московском вокзале. А Майку предстояло во всем этом жить и сочинять песни».
К тому моменту Науменко уже более полугода существовал без рок-группы, а его приятель Цой тяжело расстался со своим компаньоном Лешей Рыбиным. Последний, уйдя из «Кино», выступал либо с сольными акустическими концертами, либо в тандеме с Сергеем Рыженко и в совместных мероприятиях с Майком. В свою очередь Цой играл квартирные концерты в тандеме с Науменко или в сопровождении нового гитариста «Кино» Юрия Каспаряна.
По воспоминаниям очевидцев, одно из наиболее ярких выступлений Майка и Цоя состоялось вскоре после их поездки в Свердловск — в старом, практически расселенном доме на углу Зоологического переулка и проспекта Добролюбова. Позже этот концерт разошелся на катушках под названием «Сейшен на Петроградской» и предельно точно отразил душную атмосферу зимы 1984 года.
В качестве аккомпаниатора Цой вновь пригласил Каспаряна, а Науменко подготовил несколько свежих композиций: «Гопники», «Хождения», «Отель под названием „Брак“» и «Буги-вуги каждый день», которую Майк и Виктор исполнили дуэтом.
«В квартиру набилось полно народа, поэтому никакого саундчека не было, — утверждал спустя несколько лет звукооператор Игорь Петрученко. — Неожиданно во время исполнения „Гопников“ у меня в наушниках раздалось довольно странное ритмичное потрескивание. Пробежав взглядом по длинному проводу, я обнаружил, что во всем виноват Майк, отбивающий башмаком такт по лежащему рядом микрофонному разъему… Я понял, что Науменко будет так барабанить до конца песни. Пришлось пробираться через всю комнату, наступая на людей, и вынимать из-под майковской ноги этот чертов провод».
Редкий кадр: Леша Рыбин в Москве, и Майк в роли зрителя
Фото: Владимир Иванов
Науменко по-прежнему продолжал грезить об электрических выступлениях и участии в клубных рок-фестивалях. Для этого он активно начал искать замену арестованному Куликову. В частности, вел душевные беседы с Зориным из «Капитального ремонта» и Фаном из «Аквариума», а на акустических «игрищах» тестировал молодого музыканта Наиля Кадырова.
«Зимой состоялся замечательный сейшн Майка с Цоем, а на третьей гитаре играл Кадыров, — рассказывал организатор этого действа Павел Краев. — Табуреток в комнате катастрофически не хватало, и Наиль сидел на перевернутом ведре. Ваня Сидоров записал концерт на магнитофон „Нота“, и где-то в начале вы можете услышать аплодисменты, но при этом Майк говорит Цою: „Это не нам хлопают!“ А хлопали все человеку, вошедшему в комнату с авоськой, полной бутылок водки… После концерта квартира выглядела как после нашествия Мамая: белый линолеум приобрел противоположную окраску, всюду валялись окурки и пепел. После этого Науменко с Цоем сыграли здесь еще раз — Майк, правда, был сильно нетрезв и, кажется, ни в одной песне текст до конца так и не вспомнил».
Цой и Майк на одном из квартирников, 1985
Фото из архива Олега Ковриги
Зато в этот период лидер «Зоопарка» достиг значительных успехов в литературной сфере. Кто-то из приятелей одолжил ему пишущую машинку, и это стало настоящим подарком судьбы. Нежданно-негаданно тридцатилетний ребенок получил в свои руки вожделенную «лампу Аладдина», о которой мечтал давно и безнадежно. Теперь Науменко резко сократил количество визитов к друзьям и увлеченно взялся за переводы. Начал, в частности, с легендарной книги «Космический танцор» рок-критика Пола Синдлера, содержавшей подробную дискографию Марка Болана.
Переводить книги об идеологе T. Rex было для Майка кайфом чистой воды. До этого он читал о нем журнальные материалы, записывая их русскоязычные версии вручную. Теперь же с огромным энтузиазмом осваивал технику работы на печатной машинке, не переставая удивляться всяким деталям — к примеру, почему после запятой в тексте нужно ставить пробел. Этим «научным открытием» он делился со всеми — начиная от жены и заканчивая знакомыми из рок-клуба.
Поскольку английских букв в клавиатуре не было, музыкант от руки вписывал в печатный текст заглавия альбомов и синглов, причем названия пластинок старательно выводил зеленым фломастером, а композиций — авторучкой с черным стержнем. Всю эту кропотливую работу идеолог «Зоопарка» проделывал в первую очередь для себя, и еще три-четыре экземпляра дарились друзьям.
Так случилось, что спустя много лет одна из копий «Космического танцора» причудливым образом оказалась у меня в архиве. На первой странице этого фолианта рукой Науменко размашисто написано: «Марк — это Марк… Удивительный человек, удивительная музыка. Кто знает, откуда она взялась? И куда она ушла…»
Далее Майк замахнулся на перевод внушительной энциклопедии Дейва Марша и Кэвина Стейна под названием The Book of Rock Lists. Неизвестно, сколько месяцев отняла эта глобальная работа, но в законченном виде она сильно впечатляла размерами: более двухсот страниц машинописного текста — естественно, без иллюстраций.