«Мы тогда приятельствовали с Майком и захотели на лауреатском концерте сделать его песню «Лето», — вспоминал барабанщик «Секрета» Алексей Мурашов. — Автор вышел, и зал закричал так, как будто гол забили».
Поскольку постоянного состава у «Зоопарка» в тот период не было, Майк переключился на многочисленные квартирники. Несколько акустических концертов ему организовывал Павел Краев — в частности, вышеупомянутый сейшн на Петроградской стороне, в одной компании с Цоем и Каспаряном.
«Майк был человеком небогатым, — рассказывал Краев. — И квартирники для него были важным подспорьем. Но он ни разу не звонил мне и не говорил — давай, мол, квартирник сделаем, а то денег нет. В отличие, скажем, от Цоя и даже Башлачёва — те частенько просили подработать. А у Науменко был какой-то чистый интерес. Мне всегда казалось, что главным для него было — оставаться художником внутри себя. Он был хранителем традиций — и жизненных, и музыкальных. Майк старался не зависеть от окружающей среды, и весь мир был в нем, как у йогов».
Крайне важным ключом для дешифровки творчества Майка оказались воспоминания лидера новосибирской группы «Проходной двор» Юрия Наумова. Так случилось, что в конце восьмидесятых мне доводилось устраивать ему несколько квартирников. И тогда, и позднее Наумов с огромным пиететом относился к песням Майка. Даже спустя много лет во время нашего интервью достаточно было включить диктофон, чтобы зафиксировать его мощный и, к сожалению, пессимистичный монолог. Вопросы в этом случае оказались совершенно не нужны.
«Впервые приехав к Майку и увидев, как он живет, я столкнулся с реальным приговором русскому року, — признавался Наумов. — Стало понятно, что это искусство здесь обречено, у него нет никаких шансов, и на этой стране можно ставить крест. Дело в том, что на фоне других артистов Науменко транслировал обреченного гения. Будучи глубоким художником, он, к сожалению, не пестовал этого отношения в слушателях, которых призывал на свои концерты и в итоге делал ставку на какие-то другие вибрации. Поэтому на квартирниках постоянно слышались какие-то непонятные выкрики. Часть псевдодрузей провоцировали Майка на то, чтобы он проявлял некое чувство юмора и кураж, и меня это сильно коробило. Это было не столько ощущение очарованности и упоения от причастности, сколько конкретный момент очень сильной досады».
Любопытно, что не сразу очаровался творчеством Науменко и студент МИФИ Пит Колупаев — человек, сыгравший впоследствии важную роль в продвижении Майка на всесоюзную рок-сцену. В первой половине восьмидесятых Колупаев часто мотался в Питер, закупая у Андрея Тропилло магнитофонные альбомы «Аквариума», «Кино» и «Зоопарка» в оригинальном оформлении — с целью перепродажи среди студенческой аудитории. Как правило, будущий рок-продюсер приторговывал этими желанными пленками в общежитии МИФИ — во время акустических выступлений ленинградских и московских рок-музыкантов.
«Полноценный концерт Науменко я увидел в 1983 году, в огромной квартире где-то на Рижской, — ностальгировал спустя много лет Колупаев. — Меня поразили гигантские размеры комнат и мощные железобетонные стены. Приятели рассказали, что это бывший дом энкаведешников, в котором, по слухам, в 1937 году расстреливали людей. Я помню, что встретился в дверях с каким-то волосатым чуваком. Им оказался Сергей Летов, будущий джазовый музыкант. А билетами там заведовал Илья «Паркетыч» Маркелов, который позже работал у «Зоопарка» на звуке... Первой новой песней, которую Майк предложил публике, был «Уездный город N». Пел он ее крайне монотонно, гнусавым голосом, причем гитара не строила уже с самого начала концерта. Я тогда, каюсь, не выдержал, дослушал до куплета с упоминанием Льва Толстого и ушел на кухню».
Примечательно, что уже тогда Майк стал напрягаться на просьбы слушателей «спеть что-нибудь новенькое». Он начинал кривиться и автоматически включать менторские интонации.
«Обо мне часто ходят совершенно гнусные сплетни, что я не пишу новых песен, — иногда говорил он на квартирниках. — Они неоправданны и не имеют под собой почвы. Новых песен до черта... К сожалению, я не могу сейчас их спеть, потому что многие из них требуют всей группы. Есть вещи, которые рассчитаны на четыре инструмента, а у меня — всего один».
И это было абсолютной правдой. Продолжая караулить деревообрабатывающие мастерские, Науменко буквально за несколько месяцев написал множество новых песен: «Мария», «Салоны», «Я продолжаю забывать», «Вот и все», «Несоответствия», «Иллюзии», «Новый пудель», «Ром и пепси-кола». Венчала эти творения ностальгическая композиция «10 лет назад»: «Ты помнишь, как все было десять лет назад? / Мы могли не спать по двадцать суток подряд / Мы танцевали буги-вуги всю ночь напролет / И знать не знали ни тревог, ни забот / И я любил тебя, и ты любила меня / Скажи, куда ушли те времена?»
Стоит заметить, что с началом ослабления давления на рок-музыку у Майка участились поездки в Москву. В этот период количество квартирных концертов достигло рекордной отметки. Незаметно для окружающих Науменко перерос статус «запрещенного артиста», постепенно становясь живой легендой.
К тому времени магнитоальбомы «Зоопарка» и «Аквариума» заполонили собой практически все регионы — от Калининграда до Владивостока. Вот что писал по этому поводу один из лучших уральских рок-журналов «СЭЛФ» (Челябинск):
«Майк и БГ — реформаторы языка рок-поэзии, привнесшие новые музыкальные интонации и воссоздающие неповторимую ленинградскую атмосферу в музыке. Имея за спиной достаточно богатую как поэтическую (Бродский), так и музыкальную (например, группа «Санкт-Петербург») традицию, они вывели ее на такой уровень, что она стала школой».
В сознании Майка начали происходить важные изменения. Он перестал ощущать себя аутсайдером и кожей чувствовал, как его песни «цепляют» все большее число людей. Количество выступлений плавно переходило в новое качество, и теперь ему удавалось держать аудиторию в течение полутора-двух часов. На смену небольшим салонным тусовкам пришли настоящие рок-сейшены, когда на выступления Майка собиралось не менее 70–80 человек. В воздухе запахло успехом...
Самые удачные московские концерты Науменко были сыграны, по мнению многих, на квартирах у Павла Шепелева в Коптево и у Вадима Суровцева-Бутова в районе метро «Кантемировская». Оба они запечатлены в издании «Часть мира, которого нет», выпущенном в 2010 году «Отделением ВЫХОД». На сейшене у Шепелева Майк вдохновенно исполнил большую часть своих новых песен, а у Суровцева-Бутова (где до этого проходили концерты Гребенщикова, Кинчева, Градского, Башлачёва, Мамонова и Цоя) все композиции записывались на двухкассетник Sharp, а также фиксировались на фото- и видеокамеры. Часть этих материалов получилось сохранить для истории.
В этот период лидеру «Зоопарка» удалось посетить с концертами несколько городов рядом с Москвой — от Дубны до Гжели. Во время одного из таких мероприятий он познакомился с художником Юрием Гараниным, который проводил на «родине подмосковного фарфора» акустические выступления Гребенщикова, Макаревича, Шевчука, Кинчева и группы «Последний шанс». Получив от лидера «Аквариума» условную записку, Гаранин приехал к Майку в Ленинград и убедил его сыграть в Гжели совместный концерт с Сергеем Рыженко.
«В двухкомнатную квартиру набилось полным-полно народа, — вспоминал Гаранин. — В основном это были гжельские художники, и хорошо, что тогда у меня дома почти не было мебели, и всем хватило места. Пели по очереди. Майк — свои песни, а Сережа Рыженко — свои. Я не придавал этим событиям большого значения, и запись выступления впоследствии стер. Чудом остались только две песни и несколько фотографий. Помню, что Майк был прекрасным собеседником и постоянно сыпал анекдотами. Этот концерт и стал началом нашей дружбы».
В это же время достигли расцвета человеческие и творческие отношения Майка и Рыженко. Они сыграли несколько квартирников в Питере и даже написали совместный блюз «Играйте дома!» Сережа Рыженко, имея за плечами богатый опыт выступлений в группе «Последний шанс» и собственный проект «Футбол», в течение нескольких лет играл на скрипке в «Машине времени» и эпизодически записывался с Шевчуком — в частности, на альбоме «Время». Но особенно сильно ему нравилось выступать вместе с лидером «Зоопарка».
«Мы с Майком сильно задружились, и когда я приезжал в Питер, всегда старался либо зайти в гости, либо просто ночевал у него на раскладушке, — рассказывал мне Рыженко. — Происходило это в комнате у Майка с Наташей, либо у Саши Храбунова, или у какой-нибудь их соседки. А когда Майк приезжал в Москву, он старался остановиться у меня. Позднее я всегда говорил, что, наверное, в рок-н-ролле он был моим самым задушевным другом».
Зимой 1986 года Майк с Рыженко приняли участие в одном из самых знаменитых концертов того времени — так называемом «Дне рождения Анжелы». В однокомнатной квартире возле станции метро «Речной вокзал» собрались многочисленные друзья Сергея Каменцева и его супруги Анжелы, заслуженно считавшейся «первой красавицей московского андеграунда».
Это была яркая пара. Сергей Каменцев, будучи программистом-интеллектуалом, организовывал концерты Юрия Шевчука, а на жизнь зарабатывал «самостроком» — шитьем джинсов, модных штанов на байковой подкладке и зимних курток, напоминавших легендарные «аляски». Он реализовывал их на стихийном рынке в Туле — к слову, с немалым коммерческим успехом.
«Все эти самодельные изделия улетали со свистом, — утверждал Сергей Рыженко. — Каменцевы были гениальными маркетологами, и их товар хапали просто мгновенно. За час-другой они — на удивление местных барыг — продавали всю партию, получая в итоге колоссальную прибыль».
Но вернемся к Майку. По воспоминаниям очевидцев, в тот январский вечер 1986 года в квартиру друзей Каменцевых на улице Краснополянской набилось более семидесяти человек. Там было настолько тесно, что очаровательной имениннице пришлось стоять в дверях, поскольку войти в комнату было невозможно. Неудивительно, что в финале концерта обои в квартире от влажности и духоты буквально отваливались от стен.