дыдущий вечер был бурным, Науменко подтягивался туда к восьми утра, но «живительной влаги» брал немного — у него были стилистические претензии к качеству продукта. Зато в девять часов открывались «правильные» точки, где можно было затариться холодным и свежим пивом — теперь уже в «промышленных масштабах».
«Майк очень любил ходить в мебельный магазин на улице Марата, где был кондитерский отдел, — вспоминает Сергей Рыженко. — После Москвы меня в нем особенно поражали демократичные цены. К примеру, пиво продавалось там на разлив — но по минимальным расценкам, из которых еще и вычитались 12 копеек — стоимость посуды. Видимо, эта точка общественного питания предназначалась в основном для страждущих пролетариев, у которых утром, по дороге на работу, непременно «горели трубы». Обязательным условием в этом святом месте являлось правило «покупки конфеток» — как говорится, вместо закуски. И оттуда мы выходили уже совершенно белыми людьми, свежими и окрыленными».
Ближе к вечеру у Майка наступало время напитков покрепче — от «чпока» (водки с пепси-колой) до самогона, который Науменко приобретал у знакомых музыкантов по месту их проживания. Проблема приема пищи при таком плотном графике уходила на второй план и принципиального значения не имела.
Показательным эпизодом того периода можно считать спонтанную поездку Майка вместе с Панкером и Наташей Науменко за город, к одному из дальних знакомых.
«Как-то летом мы взяли билеты и поехали в Великие Луки, — рассказывал мне Игорь «Панкер» Гудков. — Вот там я на Майка страшно разозлился, поскольку понял, что он уже не справляется со своими желаниями. Когда мы с Наташей отправились на рыбалку, он вытащил из моей сумки и выпил всю водку, которую мы привезли. Потом стал рассказывать, что пойдет к цыганам и купит новую. Стало понятно, что алкоголь у него встал в жизни на первое место. И я поехал к Фану советоваться — надо, мол, с Майком что-то делать. А Файнштейн жарит котлеты, поворачивается ко мне и говорит: «Панкер, ну вот вылечим мы его... А что дальше-то будет?» И тут я сник и понял, что это — пиздец».
Однако пиздец, вопреки всякой логике, случился совершенно в другом месте. Ранним утром 15 августа на трассе под Ригой «Москвич» с ленинградскими номерами на полной скорости вылетел на встречную полосу и врезался в рейсовый автобус. За рулем автомобиля сидел Виктор Цой. Смерть наступила мгновенно.
Здесь необходимо заметить, что отношения между Науменко и Цоем в конце восьмидесятых не отличались особой теплотой. Последние совместные концерты они сыграли еще в 1986 году, а затем их пути-дороги разошлись.
Музыканты «Кино» после выхода альбома «Группа крови» круто ушли в отрыв, выпуская пластинки в Америке и Франции. Как упоминалось выше, Цой стал настоящей кинозвездой, а новый директор «Кино» Юрий Айзеншпис быстро поднял группу на стадионный уровень. Не выдержав искушения славой, бывший купчинский резчик по дереву резко изменился. Он переехал жить в Москву, завел новых друзей, а к бывшим коллегам по ленинградскому рок-клубу стал относиться с плохо скрываемым сарказмом. Однажды Виктор Робертович выдал «гениальное» двустишие: «Травка зеленеет, солнышко блестит, около «Сайгона» пьяный Майк лежит».
Возможно, шутка была не совсем удачной, но она разлетелась по Ленинграду со скоростью звука. Поэтому неудивительно, что, узнав о гибели Цоя, Науменко с нескрываемой злостью заявил: «Доигрался хуй на скрипке!» Эту фразу позднее мне несколько раз повторил Борис Мазин, и у меня нет оснований ему не верить.
Вскоре после этих печальных событий лидеру «Зоопарка» позвонил музыкальный журналист Александр Житинский. Они приятельствовали много лет, и Науменко не смог отказать в просьбе маститому литератору — написать несколько слов о Цое.
В итоге Майк написал правду — все то, что он думал и чувствовал по данному поводу.
«Цой очень умело использовал людей. Он всегда знал, как заводить нужные знакомства, и был весьма холоден и расчетлив в отношениях. Мне не нравилось то, как он изменился в последние годы. Вероятно, это болезнь, которой переболели многие рок-музыканты. Деньги, девочки, стадионы — и ты начинаешь забывать старых приятелей, держишь нос вверх и мнишь себя суперкрутым. Что же, не он первый и не он последний».
Естественно, после таких слов Майк долго размышлял, стоит ли ему принимать участие в большом сборном концерте памяти Цоя. К этому времени из датской командировки вернулся Кирилов, и «Зоопарк» в очередной раз воскрес из пепла. Музыканты провели всего две репетиции в домашних условиях, но выступили в СКК им. Ленина очень сильно. В интернете сохранилась запись концерта, на котором Майк неожиданно исполнил две новые композиции: «120 минут» и «Час Быка».
«Час Быка» — одна из самых страшных песен Майка, наравне с такими шедеврами, как «Выстрелы» и «Седьмое небо». Не покидает ощущение, что поэт словно предчувствовал свою смерть. Новую песню он представил такими словами: «Если вы следите за японским гороскопом, то весь наш 24-часовой цикл времени укладывается во время разных животных, как и по годам. И вот есть такое очень неприятное время, где-то с четырех до шести утра. Эта песня — именно про это время».
...Сдуру приходят
липкие мысли...
Один мой друг умер
именно в это время.
Небо похоже
на блевотину Бога...
Я хотел бы знать,
о чем он думал.
Иногда так нужно
с кем-то поговорить,
Но кто станет с тобой
говорить в пять утра?
Иногда так важно
с кем-то поговорить,
Но кто будет говорить
с тобой в Час Быка?!
Сегодня над городом
подняли флаг.
Почему?.. Я написал
новую песню.
Сегодня вечером
в городе будет салют.
Почему сегодня я выжил
в Час Быка?!
Через несколько дней «Зоопарк» отправился на гастроли в Мурманск. В интернете есть видеозапись: полупустой зал, опять старые композиции и никаких «120 минут» и «Часа Быка». Как будто совсем недавно эти песни исполняли не они, а другая группа. Неудивительно, что особого энтузиазма ни на сцене, ни в зале не наблюдалось.
После концерта местное телевидение решило взять у гостей небольшое интервью. Майк тогда часто любил говорить о том, что «музыканты дохнут, как мухи». Возможно, поэтому Валера Кирилов, грустно глядя в камеру, произнес: «Башлачёв... Цой... Кто следующий?» Но даже в самом страшном сне барабанщику «Зоопарка» не могло привидеться, что жить Майку оставалось меньше года.
Слабый тигр
Очень давно Майк вместе с Цоем хором завидовали Марку Болану: «Какая прекрасная рок-н-ролльная смерть! Музыкант должен погибнуть молодым. И лучше всего — на сцене». Глупые мальчишки! Они забыли, что люди, связавшие свою жизнь со Словом, должны с этим словом обращаться очень осторожно. Слишком часто поэты пророчат себе беду. Или знают судьбу...
В конце 1990 года Илью Куликова снова арестовали, причем на этот раз он попался на краже мяса с комбината. Басист «Зоопарка» вписался в эту авантюру от полной безысходности: у него рос маленький сын Родион, а полки продуктовых магазинов в тот год были угрожающе пусты. В итоге неловкого воришку взяли «с поличным» прямо на месте преступления — при переброске сумки с мясом через заводской забор. По сей день никто так и не понял, что это было: классическая «подстава» или неудачное стечение обстоятельств.
Майк отреагировал на произошедшее с мрачной иронией — мол, «в моей группе никогда не будут играть расхитители социалистической собственности». В итоге «Зоопарк», едва успевший дать осенью несколько концертов, в очередной раз развалился.
«В последнее время популярность «Зоопарка» падает, — писал Саша Старцев в энциклопедии «Рок-музыка в СССР». — Вызвано это, в первую очередь, отсутствием новых записей (последний альбом — 1984), а также тем, что новый материал уступает песням начала восьмидесятых годов».
И были в этом наблюдении редактора «Рокси» некая сермяжная правда и мистическая закономерность. Целых десять лет Михаил Науменко склеивал из осколков разбитую чашку, искренне пытаясь выдать ее за новую. А в итоге основательно растратил здоровье, подхватил вирус лени и потерял интерес к занятиям музыкой. Возможно, в немалой степени на него подействовал пресловутый дух времени — начиная от атаки поп-музыки на Дворцы спорта («Мираж», «Ласковый май», Женя Белоусов) и заканчивая общей нестабильностью в стране.
«Когда мы работали полуподпольно, были полные стадионы, — заявил Майк в одном из интервью. — А теперь наступило некоторое пресыщение. Вроде все можно и дышать стало легче, но интерес несколько упал».
И эту пессимистическую тенденцию не заметить было невозможно. Про изменение настроения у Майка и ухудшение его самочувствия существуют различные мнения. Кто-то из друзей видел причину в том, что немногим ранее Науменко крайне неудачно упал с велосипеда. Не без последствий, разумеется. Гоша Шапошников вспоминает, как его приятель Вова Синий («Братья по разуму») сдуру угостил Майка папироской «с наполнителем». В тот момент Науменко безмятежно раскачивался, сидя в кресле, но после затяжки его «повело». Он упал на спину, сильно ударившись затылком об пол — по одной из версий, именно с этого случая и начались все проблемы со здоровьем.
Панкер трактует ход событий тех лет по-своему:
«Майк был немножко похуистом. Помню, как он со смехом рассказывал, что с утра пошел чистить зубы и вдруг раз — лежит на полу. Падая, ударился лицом о раковину и разбил себе губы. А потом у него начала отниматься рука. И я понимаю, что это был микроинсульт, что он тогда с бодуна встал и пошел зубы чистить...»
Как бы там ни было, правая рука у Науменко функционировала теперь весьма условно. Он еще мог не без усилий держать сигарету, но брать аккорды на гитаре ему уже было сложно. В беседах со мной Сергей Рыженко вспоминал, что на фестивале в Череповце он обратил внимание на странные пятна на руках у Майка, похожие на синяки. На встревоженный вопрос боевого друга Науменко внезапно огрызнулся: «Да так, фигня какая-то... Что-то там с сосудами». И тактичный Рыженко моментально прекратил задавать вопросы, сохранив внутри тяжелое «ощущение грядущей беды».