По словам Джерома, Джермейн подбежал к Кеннету. «Слушай, парень, ты должен убедить Майкла».
«Но… как? – беспомощно спросил тот. – Как мне это сделать?» Он выглядел озадаченным.
«Чувак, я не знаю, – ответил Джермейн. Его брови были нахмурены, похоже, он пытался что-то быстро придумать. – Но ты должен. Если придется, плачь, неважно. Просто сделай это, чувак. Сделай это».
Чой поднял трубку.
«Майкл, пожалуйста, моя страна хочет, чтобы вы приехали и выступили», – сказал он на ломаном английском.
Возникла пауза. Очевидно, певец объяснял, почему не хочет участвовать в туре.
«Но, пожалуйста, я прошу вас».
Еще одна пауза.
Внезапно Кеннет заплакал. «Но, Майкл, если вы не приедете в Корею, у меня не останется выбора, кроме как убить себя, – сказал он театральным тоном. – Я серьезно». Через несколько мгновений Кеннет уже безудержно рыдал.
Джермейн взглянул на него и упал на колени, смеясь. Ему пришлось закрыть рот рукой, чтобы подавить смех. Затем Джером тоже упал на пол, истерически хохоча.
Кеннет не обращал внимания на них обоих. «Понимаете, такова моя миссия, – продолжал он. – Моя миссия – привезти вас, великого Майкла Джексона, в Корею, чтобы вы выступили перед всеми жителями страны. Я должен увидеть вас. Пожалуйста, я умоляю вас. Майкл, пожалуйста. Пожалуйста».
Наконец тот согласился встретиться с Чоем. Он никогда не мог устоять перед плачущим мужчиной.
По словам Джерома, после того как Кеннет поговорил по телефону, его поведение сразу же изменилось, и он начал танцевать. «Боже мой, я не могу поверить, – кричал он. – Я говорил с Майклом Джексоном по телефону. Боже мой!»
Тем временем, поскольку две недели, в течение которых Кэтрин должна была убедить Майкла подписать контракт, истекли, у нее не было другого выбора, кроме как вернуть миллион долларов.
Джозеф был расстроен, когда узнал, что у нее есть деньги, и еще больше разозлился, когда узнал, что она их вернула. «Мы могли бы использовать эти средства, Кэти, – сказал он сердито. – Боже мой! Мир сходит с ума, если моя собственная жена имеет миллион долларов и не говорит мне».
Вскоре Джером Говард прекратил работать на супругов Джексон: «Я обнаружил, что Кеннет Чой встречался с Джозефом и Кэтрин за моей спиной, заключая побочные сделки. Когда я узнал, то сразу уволился».
Прошло двадцать лет с тех пор, как семья переехала из Гэри в Лос-Анджелес в поисках славы и богатства. Все они стали вести привилегированный образ жизни. Однако в процессе, казалось, потеряли всякое представление о реальности. Никто из них не знал, когда остановиться, они хотели все больше и больше. Когда корейцы поняли, как манипулировать настолько неутолимой жадностью, новая зависимость от мунитов захватила всю семью, как рак, распространяющийся по всему телу.
Муниты подарили Джозефу Rolls-Royce Corniche, позже он получит более пятидесяти тысяч долларов, потому что, в конце концов, являлся отцом Майкла Джексона и, как считалось, должен был иметь какое-то влияние на него.
Затем Кэтрин получила тридцать пять тысяч долларов как мать певца.
Потом Джермейну достался внедорожник «Рейндж Ровер», потому что брат, как считалось, имел наибольшее влияние на Майкла. (Он отдал автомобиль Хейзел в процессе развода.)
Сам певец получил шестьдесят тысяч долларов и дорогие произведения искусства, потому что он был ключевой фигурой в этой истории. Однако вряд ли подобного было достаточно, поэтому корейцы прислали белый Rolls-Royce Corniche, который Майкл с радостью принял. Почему бы и нет? Если они были настолько глупы, чтобы подарить его, подумал артист, то он достаточно умен, чтобы принять подарок. Он даже не был уверен, откуда взялся автомобиль. «Что это за люди и почему они дарят мне машину?» – спросил он Джона Бранка.
Другие получали тысячи долларов только потому, что знали Джексона и, как можно было надеяться, оказывали на него какое-то воздействие. Джером Говард говорил: «Для мунитов это был так называемый стартовый капитал, средства, которые они должны были потратить, чтобы приблизиться к Майклу». Даже телохранитель Майкла, Билл Брэй, заработал полмиллиона долларов, и сегодня никто даже не помнит, почему и как.
Каждый был достаточно жаден, чтобы получить все, что мог, прежде чем корейцы наконец поняли, что шансы на участие Майкла Джексона в концертах равны нулю. Кульминацией этого театра абсурда стал случай, когда одна из подружек Билла Брэя пришла к Кеннету Чою и сказала: «Послушай, ты. Мой парень контролирует Майкла Джексона, а я контролирую своего парня. Поэтому если ты хочешь, чтобы тур в Корее состоялся, то тебе лучше дать мне кое-что».
«Ну и чего ты хочешь?» – спросил Кеннет в надеже, что, может быть, она могла бы сделать то, что до сих пор ни у кого не получилось. Она явно задумалась: «Как насчет того „Мерседеса 560 SEL”, который вы припарковали у дороги?»
«Он твой», – сказал Чой и протянул ей ключи.
В итоге он добился долгожданной встречи с певцом. Кэтрин взяла его с собой на церемонию награждения Soul Train Awards, где Майкл был одним из почетных гостей. Когда женщина представила менеджера своему сыну, тот упал на колени и поцеловал руку артиста. «Вы нужны моему народу, – сказал он Джексону. – Вы должны выступить в Корее. Япония нападала на нашу страну два раза, и вы два раза выступали в Японии и даже держали японского ребенка на руках».
«О, господи, – Майкл выглядел озадаченным. – Кто вы? Мама, кто этот человек?»
«А что такое? Перед тобой тот, о ком я тебе рассказывала, – с нетерпением пояснила Кэтрин. – Кеннет организует концерты в Корее».
Судя по выражению лица, певец не имел ни малейшего представления, о ком говорит его мать и почему мужчина стоит на коленях перед ним.
«Моему народу нужно увидеть вас, – продолжал Чой. – Вы герой, вы святой для людей». Затем он достал видеокамеру и начал снимать Майкла. «Нет, подождите! – воскликнул артист, спрятав руками лицо. – Стоп! Это та штука с воссоединением? Вы здесь для этого?»
«Да, Майкл, – подтвердила Кэтрин. – Да! Это он. Кеннет Чой». Ее переполняло волнение.
«Но я не веду никаких дел со своей семьей, – отрезал Джексон, повернувшись к Кеннету. – И прекрати записывать меня на пленку. Прекрати, я сказал!»
К июню 1989 года, после почти шести месяцев давления, Майкл подписал контракт на выступление в Корее, четыре концерта должны были состояться в августе. «Я больше не могу, – сказал он, объясняя свое решение. – Люди будут сводить меня с ума, пока не получат то, что хотят. Так что давайте просто дадим концерты и покончим со всем».
Однако он должен был спеть только четыре песни, а также попурри с братьями, отвечающими за остальную часть шоу.
«Я делаю это для Кэтрин», – отзывался артист о корейской сделке.
Семья была в восторге. Наконец Майкл согласился принять участие в проекте «Джексон – Муни». Никто не получил деньги в качестве вознаграждения, так как мужчина сам принял решение. «Он должен был получить миллион долларов, – сказал Джон Бранка, – за то, что сдался в руки корейцев». (До первого издания этой книги в 1991 году Майкл даже не знал, что вознаграждение было предложено тем членам семьи, которые могли бы обеспечить его участие.)
Удивительно, но, учитывая все, что произошло за последние полгода, когда договор был заключен и настало время передать обещанные миллионы поп-звезде, преподобный Мун решил, что оговоренная сумма слишком высока. По словам Джерома Говарда, религиозный деятель хотел, чтобы выплаты снизили: сначала до 8 миллионов долларов, потом до 7, потом до 5, затем 4,5 и, наконец, до 2,5 миллионов долларов. В конце концов сделка развалилась полностью.
В результате на Джексона подала в суд компания Segye Times Inc., финансируемая преподобным Муном. Он требовал, чтобы его деньги и все подарки вернули. В иске также фигурировали Джозеф, Кэтрин, Джером Говард, Джермейн Джексон и Билл Брэй.
Майкл в свою очередь подал иск против Segye Times Inc. на 8 миллионов долларов, заявив, что не вернет ни одного из подарков и не потерпит, чтобы кто-то другой вернул свои.
Среди участников проекта «Джексон – Муни», конечно, не было согласия в том, кто несет ответственность за произошедшее, но большинство помощников Джексона убеждены в том, что подобного никогда бы не случилось, если бы Фрэнк Дилео все еще был менеджером артиста. В конце концов, в прошлом Фрэнк перехватывал многие сделки, связанные с семьей Майкла, еще до того, как они доходили до финальной стадии.
Даже Джон Бранка не смог бы защитить клиента от фиаско, потому что к моменту, когда Майкл обратился к нему за советом, он уже принял решение подписать документы. Кроме того, по некоторым наблюдениям, певец, теперь казавшийся еще более параноидальным, чем когда-либо, начал терять доверие и к Джону.
«Я даже не знаю, как все произошло и как я в это ввязался, – сказал Майкл тогда. – Все, что я знаю, – то, что продолжал говорить: «Нет, нет, нет, нет». Но моя семья не принимала отказа. Посмотрите, что произошло в результате. Меня от всего этого тошнит. Просто тошнит».
Драма Ла Тойи
Летом 1989 года, после того как проект «Джексон – Муни» прекратил существование, семья Джексонов приготовилась к новым неприятностям со стороны тридцатитрехлетней Ла Тойи. Они узнали, что девушка пишет собственную книгу, которая не будет похожа на опубликованную Майклом. Ла Тойя угрожала, что расскажет «всю правду о неблагополучной семье». (Кажется, родным было не о чем волноваться, ведь в апреле 1988 года певица сказала репортеру: «Насколько мне известно, у брата была только одна операция по коррекции носа».)
По словам Марджори Уокер, подруги семьи в то время, Кэтрин позвонила дочери и спросила, правда ли, что планируется выпуск книги. Ла Тойя ответила, что это неправда. Тем временем она вела переговоры с издательством G. P. Putnam’s Sons. Когда мать узнала, что сделку все-таки заключили, ей стало обидно. Когда-то дочь не лгала. «Если бы вы знали Ла Тойю, то поняли, насколько несвойственным стало ее поведение с тех пор, как она встретила Джека [Гордона]. Она – девушка, до смерти боявшаяся выходить из дома, считавшая, что ее семья не может поступить плохо, теперь планирует написать книгу о том,