— Прошу прощения за ошибку.
— Это не похоже на тебя, Майкл.
— Боюсь, я уже забыл себя.
— Я думаю, ты сделал это. Больше ничего нет, не так ли?
Я замерз. Я кипел в этом замкнутом пространстве. Возможно, я заболел пневмонией. Это было бы облегчением.
— Что вы имеете в виду?
Он прочистил горло. — Ну, ты же не думаешь ни о чем другом, не так ли?
— О чем другом?
— Против меня.
— Это было бы глупо.
— Наверняка так и есть.
— Думаете, я укушу руку, которая меня кормит?
— Иногда люди так и делают, — сказал он. — Обычно делает как раз тот, кто находится поблизости. Но это очень недальновидно.
— Я не такой уж глупый, — сказал я с северным акцентом, чтобы почувствовать свое превосходство над ним.
— Я так не думал. Где ты оставишь машину и товар?
Я подумал.
— Начиная с двенадцати часов, он будет возле моего дома в Верхнем Мэйхеме. Вы можете оставить там Билла и Марию. Ключи от машины будут приклеены скотчем под передним левым капотом.
— Ты поступаешь очень мудро. А пока отдохни в тишине.
— Я собираюсь поехать в Голландию через Харвич. Сегодня, если я смогу это сделать.
— Может быть, я немного плохо слышу, и поправь меня, если я ошибаюсь, но мне показалось, что я слышал, как ты упомянули Норвегию.
Я терял хватку.
— С тех пор я передумал.
— Хорошо, только не присылай мне открытку. Возможно, когда-нибудь в будущем у меня будет для тебя небольшая работа, но не сейчас. Я хочу дать тебе время восстановиться.
— Кстати, — сказал я, — мне пришлось использовать несколько старых пятерок из одной пачки. На расходы. Немного, но у меня кончились деньги.
— Все в порядке, — сказал он. — В любом случае я должен тебе несколько сотен. Лишь бы ты не пожадничал и не взял слишком много. Такие деньги стоят отрезанных пальцев.
Он повесил трубку. Я тоже. Пар и холод продолжали смешиваться. Я был рад выбраться под летний дождь. Сделка была заключена в ходе пятнадцатиминутного телефонного звонка, который показался мне неделей. Я ехал в Верхний Мэйхем в состоянии глубокого созерцания, как мог бы сказал Блэскин (в хороший день) в одном из своих романов. Что такое предательство, кроме жажды мести? Объясните, если можете, но в данном случае мое дело было нечто большее, хотя это было последнее, что я предпочитал признавать. Если бы Моггерхэнгер не посадил меня в тюрьму, я бы вел иную жизнь, чем десять лет пребывания в Верхнем Мэйхеме. Столько времени потребовалось, чтобы преодолеть шок, и именно из-за него возникли мои нынешние проблемы, хотя я полагаю, что заслужил тюремное заключение за контрабанду золота. Как и многие другие. Но я был избран.
Однако контрабанда золота — это одно, а наводнение страны наркотиками, как это делал Моггерхэнгер, — это другое, а желание вернуть себе честь хорошо сочетается с прекращением такой грязной работы, являющейся причиной того, что я намеревался сделать. Все внутри меня было на грани. В некоторых фильмах, которые я видел в детстве, герой решил, что преступление не окупается, и собирался действовать прямо, считая, что с этого момента волнений больше не будет. Мой интерес умер. Я предпочитал, чтобы он не раскаивался до конца и, метаясь между ямами подлости и вершинами щедрости, был застрелен на ступеньках банка, из которого он выходил. Однако теперь я знал, что покаяние вызывает такое же волнение, особенно когда оно исходит из самого себя, а не в фильме.
Веселая жизнь закончилась. Моггерхэнгер уже приступил к действию, уже приказав Коттапилли, Тоффиботтлу и Джерико Джиму, а может быть, и Кенни Дьюксу приблизиться к району Верхнего Мэйхема к двенадцати часам. Мои наручные часы показывали половину девятого, так что у меня было полчаса на то, чтобы собрать вещи, если я собирался успеть на пароход в Голландию.
Клегг оптимистично улыбнулся, когда я прошел через ворота.
— Как вы поговорили?
— Очень хорошо, — я оттолкнул Дисмала, который задал тот же вопрос грязными лапами и глазами типа «дай мне Марс-Бар». — Вы видите вон тот старый «форд»?
— И что из этого?
— Подготовьте его для поездки. Я скоро уеду в Голландию.
— В Голландию?
— Всего на неделю или две. Потом я вернусь. Но пока меня нет, я хочу, чтобы вы присмотрели за этим местом. Также следите за Дисмалом. Вы можете сделать это для меня?
Он сомневался.
— Вы будете не один. Билл и Мария вернутся в двенадцать. Вы можете жить вместе столько, сколько захотите. С Дисмалом вас будет четверо. Скоро будет пятеро, потому что Мария беременна. Когда я вернусь, нас будет шесть. Если к нам приедет некая мисс Мэлэм, счастливчиков будет семеро. Моя мама станет восьмой, если заглянет сюда. У нее может быть девушка, так что пусть уж будет девять. Или парень, или Гилберт Блэскин. Если будет тесно, я могу открыть билетную кассу и отремонтировать сигнальную будку. Это место имеет обширные возможности. Это жилище мне по сердцу, поэтому я знаю, что вы позаботитесь о нем.
— Со мной будет в безопасности. А с вами все в порядке?
— Никогда не чувствовал себя лучше.
Он заварил кофе, и мы съели булочки, которые он купил в деревне, пока я был у телефонной будки. Я протянул ему еще одну пачку банкнот из стопки Моггерхэнгера.
— Вот деньги на еду. Мне бы не хотелось, чтобы вы здесь голодали.
Клегг подготовил «форд». После еды Дисмал опьянел и был счастлив следующие несколько минут, так что наше расставание показалось ему менее трагичным, чем могло бы быть. Мое оружие и вещи в «роллс-ройсе» отправились в свое обычное тайное место в доме. Затем я приклеил ключ туда, где его могли найти ребята Моггерхэнгера. Я упаковал в портфель деньги, паспорт и водительские права, а также пухлый конверт Мэтью Копписа и письмо Фрэнсис Мэлэм. Клегг положил два чемодана с моей лучшей одеждой на заднее сиденье «форда». Дисмал крутился вокруг, потерянный от такой деятельности, и мне было жаль, что я не могу взять его с собой. Я побежал в «роллс-ройс» за зонтиком, без которого, казалось, невозможно было поехать за границу, даже в Голландию. Поскольку он так легко ушел со мной, он стал частью моего дорожного снаряжения. В любом случае, под зонтиком я выглядел наполовину эксцентричным и, следовательно, респектабельным.
— Я не ощущал себя прежним а теперь снова начал чувствовать себя, потому, возможно, что все, в том числе и я, изменилось, — сказал я Клеггу.
— Вы изменились? Я поверю в это, когда увижу это. На мой взгляд, вы неизменны — или лучше сказать, неисправимы?
Возможно, он был прав. Ощущение свободы и приключений возвращалось. Я уезжал и не знал куда, что было единственным удовлетворительным условием для поездки за границу. Я возьму один билет без даты возвращения и не буду навещать Бриджит, потому что не хочу нарушать ее новообретенную идиллию, так же как не хотел бы, чтобы она испортила мою, если бы она вернулась в Верхний Мэйхем, чтобы посмотреть, сгорел ли он или нет.
— Следите за собой.
Мы обнялись.
— Хороших праздников.
— Просто дайте мне две недели, — сказал я ему. — Через неделю почитайте газеты. Что-то начнет происходить. В половине одиннадцатого выводите Дисмала на прогулку и прогуливайте его пару часов. Тогда с вами все будет в порядке.
— Я сделаю это. А что до тебя — не попадай в беду.
— Я постараюсь этого не делать, — сказал я. — Но жизнь продолжается.
— Обычно так и бывает.
Без пяти минут десять я поцеловал Дисмала в нос и вывел машину на дорогу.
Глава 29
Я выехал на А45 в сторону Бери-Сент-Эдмундса. В какой-то момент я почувствовал желание вернуться в Верхний Мэйхем, что бы ни случилось, без хвастовства и блуда. Меня больше не привлекали приключения, которые могли ждать впереди. Мои мысли были больше о взлетах и падениях, чем о дороге, и мне даже было скучно водить машину. Хотел ли я вообще жить? Меня либо уже не было в числе существующих, либо я получил дозу контузии. Я позволил машине ползти на тридцати.
На окне фургона «тойота» была наклейка с надписью «Дарвин был прав». Может, и так, но, неосознанно прибавив скорость, я обогнал Mini с четырьмя седыми старичками внутри. Я видел, как мои руки тряслись на руле. Возможно, я разозлился, потому что мне казалось, что я разобрался с Моггерхэнгером. Оппозиция выдохлась, и бороться уже было не с чем.
Прекратить принимать желаемое за действительное. Взять себя в руки. Я обманывал себя, что всегда было первым признаком падения мошенника. Чтобы избежать ловушки, я сказал себе, что неизвестное впереди было более неизвестным, чем любое неизвестное когда-либо прежде, даже более неизвестное, чем тюрьма, которая, учитывая мой характер, должна была бы показаться мне менее неизвестной, чем многие места в этом широком мире.
Я нажал ногу на акселератор, иначе мое расписание летело вдребезги. Если я опоздаю на утренний паром из Харвича, мне придется торчать здесь, а это может быть опасно. Я сказал Моггерхэнгеру, что уеду из Харвича, зная, что он мне не поверит и в этом случае не пошлет ребят на правый крюк из Лондона, чтобы помешать мне сесть на пароход. Его манера разговаривать по телефону меня не обманула. Он бы поймал меня, если бы мог. Возможно, какая-то машина проводила разведку окрестностей Дувра в надежде меня обнаружить.
Я устроил так, что мог добраться до Харвича за считанные минуты. Меня бы вполне устроила пробка на дорогах в Ипсвиче, но мне пришлось рискнуть. Покупка билета, прохождение паспортного контроля и таможни задержат меня, хотя я надеялся, что ненадолго. Если бы на пароме не было места для машины, я бы оставил ее припаркованной и побежал бы дальше пешком. Машина не стоила и ста фунтов, и если она довезет меня до Харвича, мне повезет. Мне почти хотелось, чтобы этого не произошло, но я был удивлен ее производительностью, когда набирал скорость из Бери.
Старая механическая пуля «Блэк Бесс» начала делать невероятные успехи. Бутылка с омывающей жидкостью была пуста, но посланный небесами дождь успешно омывал лобовое стекло. Отопление работало, чтобы удалить пар. Ниже Стоумаркета на боку лежал грузовик, а другая машина перевернулась с открытыми дверями, лобовое стекло представляло собой кусок белого стекла посреди поля. В живой изгороди была брешь, куда проскочил этот сумасшедший. Двое молодых людей помогали полиции в расследовании. Скорая помощь ждала на носилках кого-то, кому не повезло. Пара сэндвичей с джемом с мигалками и несколько дружелюбных полицейских провели нас между столбами.