— Ты, черт возьми, не будешь, — сказал я.
— Ой, не думай так. Давай зайдём в тот уютный бар, и ты сможешь купить мне ещё выпить. Мы возьмем с собой Марию. Ей будет легче спускаться вниз, чем подниматься, и это факт, не так ли, моя милая маленькая уточка?
Читатель, я женился на ней.
Или она вышла за меня замуж. Я больше не уклоняюсь от пробок, как лондонский голубь в расцвете сил. Моггерхэнгер потерял ко мне интерес, как только Билл Строу сообщил, что улики против него улетучились. Как они узнали? Мэтью Коппис был слабым звеном в не слишком прочной цепи. Главный инспектор Лэнторн, с его беспокойным и всегда занятым видом, заподозрил его. Он был ушами и глазами сообщества, и однажды пригвоздил его в поместье Сплин, где обманул, пристыдил, а затем заставил его признаться, используя очевидный и простой способ: выставить меня более мерзким злодеем, чем Моггерхэнгер или он сам. Моральное чувство Копписа было пронизано своеобразиями, которые делали его уязвимым, как дуршлаг в пруду.
Лэнторн наслаждался своим триумфом недолго, потому что две недели спустя, прогуливаясь по Уайтхоллу, он сошел с ума от сердечного приступа, такого сильного, как если бы его сбил грузовик с ракетами «Катюша». Однако Моггерхэнгер продолжает процветать, хотя дела у него идут не так просто, как раньше.
Я тоже процветаю, и я расскажу вам, что произошло. Как только лодка пришвартовалась у Хук-оф-Холланд, я поехал туда, где Бриджит жила со своим парнем. Он был прямым и порядочным парнем, и я знал, что с ним она будет счастливее, чем когда-либо со мной. Я вернулся в Верхний Мэйхем с детьми, и именно за ними я и поехал к ней. Она отпустила их, зная, что может навестить их в любое время. Они были рады оказаться в своих старых комнатах и вернуться к друзьям в деревню. Они любили Дисмала, который, с тех пор как Полли Моггерхэнгер потеряла интерес к эгоистическому зверю, стал Псом Верхнего Мэйхема.
Следующим моим шагом было выяснить, было ли серьезно предложение Джеффри Харлакстона о работе в его рекламном агентстве. Так было и остается, сказал он. Моя творческая ложь и быстрота мышления произвели прочное впечатление, как талант, который наконец-то найдет должное применение. Мне дали контракт с оплатой и условиями, от которых никто не мог отказаться. Если бы я с самого начала осознал, что такая выгодная работа доступна, я, возможно, всегда был бы честным и трудолюбивым.
Я разрешил Клеггу жить в сигнальной будке и назначил его смотрителем, главным садовником и няней для детей в Верхнем Мэйхеме, а также кинологом, потому что Дисмал поселился под столом, который проходит по всей длине сигнальной будки.
— Моя цель в жизни — быть таким же счастливым, как вы, — сказал я ему во время первого ужина после возвращения из Голландии.
Он мудро улыбнулся. — Вы еще недостаточно взрослы для этого… пока.
Билл Строу, второй заклятый злодей в моей жизни после лорда Моггерхэнгера, написал, что они с Марией женаты и живут в Португалии, где он купил то, что он называл «поместьем». Тонкая ловушка для меня на лодке была его последней профессиональной работой, за которую ему, должно быть, платили в соответствии с ее важностью.
У Марии родился ребенок, а потом еще один — «поэтому я не думаю, что ни преступный мир, ни правительство услышат что-то еще от вашего покорного слуги», — сообщил мне Билл. Казалось, он был так же одержим своей женой, как и тогда, когда впервые увидел ее бедра, и это, возможно, было единственными хорошими словами, которые можно было сказать в его адрес. Они пригласили меня на лето в Португалию, но Билла Строу мне хватило на всю жизнь.
После нашего развода Бриджит снова вышла замуж и осталась в Голландии. Смог на полгода поехал работать в кибуц и в последнем письме написал о женитьбе на своей девушке, родившейся в Израиле. Мы с Фрэнсис собираемся навестить его через пару месяцев.
А что насчет Блэскина? Для него жизнь продолжается. Он поехал в Верхний Мэйхем с Мейбл Драдж-Перкинс, и они пробыли там несколько дней. Мне было противно видеть, как она чистит его ботинки утром перед тем, как он встает, хотя, когда он плохо с ней обращался, на них попадало больше плевка, чем полировки. Ему потребовалась неделя или две, чтобы простить меня за написание мусорного романа, за который он получил премию Виндраша, но он щедро дал мне половину добычи в десять тысяч фунтов, а остальную часть потратил на погашение долгов, прежде чем отправиться в путешествие.
Моггерхэнгер обиделся на то, что никто не прикоснулся к книге, которую сочинил призрак Блэскина. Получив премию Виндраша, Блэскин, хотя и презирал ее, счел, что ему как получателю награды, офицеру и джентльмену было бы неприлично рассылать историю жизни Моггерхэнгера под своим именем. Поэтому он переписал это так, как будто Моггерхэнгер сделал это сам, а затем предложил ему, либо принять это, либо оставить.
Неудивительно, что Моггерхэнгеру, заплатившему столько денег, не понравился портрет пожилого Дориана Грея, которым он оказался. В любом случае ни один издатель не согласился бы на это, возможно, потому, что тори вернулись, и времена изменились. Если семидесятые были менее разрозненными, чем бурные шестидесятые, то восьмидесятые обещали быть тесными, как барабан. Блэскин счел необходимым на некоторое время абстрагироваться как от гнева Моггерхэнгера, так и от эпохи, которая будет менее терпимо относиться к выходкам кого-то вроде него. Он переехал жить к Мейбл Драдж на остров Вануа-Лева, место настолько далекое, что я даже не знал, где оно находится. Я думаю, он тоже.
Не так давно до меня дошло письмо от какого-то австралийского туриста, путешествующего по Тихому океану, в котором говорилось, что он слышал сообщение о том, что Мэйбл убила Блэскина. Инцидент произошел даже не после ссоры. В следующем послании, на этот раз от самого Блэскина, говорилось, что на самом деле она не убила его, а убила лишь наполовину, что прекрасно соответствовало ее планам на их будущее, потому что она так его ненавидела. Теперь она выхаживала его до состояния полураспада.
Моя мать уехала в Америку, и в последний раз я получал от нее известия в Калифорнии, где она жила с женской группой в лагере в горах. Она время от времени просит деньги, и я их отправляю.
Где еще я мог рассказать эту историю, как не в квартире Блэскина? Я провожу здесь ночи в будние дни и оказываю ему услугу, пересылая почту. Фрэнсис со мной, пока я пишу. Она слушает музыку и время от времени подходит ко мне, чтобы сказать мне, чтобы я ничего не скрывал в рассказе о моих последних приключениях с Моггерхэнгером и позволил себе показать свой истинный голос — что делать тем труднее, чем дольше я работаю в рекламном агентстве. Вот я и подошёл к концу своего рассказа и как раз вовремя.
Джеффри Харлакстон выглядел немного шокированным, когда услышал, что Фрэнсис выйдет за меня замуж, но, как я ему сказал, всех их не заполучить. Иногда мне кажется, что я продолжаю свою работу в рекламе только до тех пор, пока не появится что-то получше. Что бы я ни делал, я возлагаю большие надежды на будущее. Возможно, начало пути действительно продлится до конца, если только другое приключение не докажет раз и навсегда, что это решительно не так. Но это в руках судьбы, больше, чем в моих, хотя я держу свои варианты открытыми.
Рут Фейнлайт
Биография Алана Силлитоу
Немногие из «Разгневанных молодых людей» (ярлык, который Алан Силлитоу решительно отверг, но который, тем не менее, цеплялся за него до конца его жизни) могли похвастаться тем, что провалили экзамен «одиннадцать плюс» не только один раз, но и дважды. С раннего детства Алан жаждал всех знаний об окружающем мире: истории, географии, космологии, биологии, топографии и математики; читать лучшие романы и стихи; и выучить все языки, от классического греческого и латыни до всех языков современной Европы. Но его жестокий отец был неграмотен, его мать едва могла читать популярную прессу и, при необходимости, написать простое письмо, а он был настолько отрезан от всякой культурной среды, что примерно в десятилетнем возрасте пытался выучить французский язык. (он даже не подозревал, что существовали книги, которые могли бы ему помочь), единственный метод, который он мог придумать, — это искать каждое слово французского предложения в маленьком карманном словаре. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что с его системой что-то не так, но некого было спросить, что ему делать вместо этого.
Поэтому, как и все его одноклассники, он бросил школу в четырнадцать лет и пошел работать на местный завод. Алан никогда не представлял себя непонятым чувствительным существом и всегда утверждал, что прекрасно проводил время, гоняясь за девушками и гуляя с товарищами по работе в оживленных пабах Ноттингема. Он также присоединился к Корпусу воздушной подготовки (УВД), где настолько быстро усваивал информацию, что к семнадцати годам уже работал авиадиспетчером на близлежащем аэродроме. Вторая мировая война все еще продолжалась, и его мечтой было стать пилотом и отправиться на Дальний Восток, но прежде чем это удалось осуществить, наступил День Победы. Как можно скорее он пошел добровольцем в Королевские ВВС. Становиться пилотом или штурманом было уже поздно, но он добрался до Малайи, где в качестве радиста проводил долгие ночи в хижине на опушке джунглей.
Азбука Морзе, которую он выучил за это время, осталась с Аланом на всю его жизнь; он любил слушать передачи с лайнеров и грузовых кораблей (хотя сам никогда не передавал), и всякий раз, когда его приглашали выступить, он всегда брал с собой ключ Морзе. Прежде чем начать свое выступление, он устраивал грандиозное представление, устанавливая его на стол перед собой, а затем объявлял, что, если кто-нибудь из аудитории сможет расшифровать сообщение, которое он собирался передать, он даст этому человеку подписанный экземпляр одной из его книг. Насколько я помню, такого никогда не было.
В Малайе Алан заболел туберкулезом, обнаруженным только во время заключительного медицинского осмотра перед демобилизацией. Следующие восемнадцать месяцев он провел в военном санатории и получил 100-процентную пенсию по инвалидности. К тому времени Алану было двадцать три года, и вскоре мы встретились. Мы влюбились друг в друга и вскоре решили покинуть страну, отправившись сначала во Францию, а затем на Майорку, и оставались вдали от Англии более шести лет. Эта пенсия была нашим единственным надежным доходом до тех пор, пока после нескольких отказов рукопись «В субботу вечером и в воскресенье утром» не была принята к публикации. Позже Алан скажет, что в годы ученичества его содержала очень добрая женщина: королева Англии.