Укол пришлось делать в плечо, так как нижняя половина тела была вся перемотана бинтами, и я заметила, что Майк смотрит на иглу так, будто ненавидит ее.
– Оборотни боятся уколов? – тихо шепнула я Кире, пока она наклонилась.
Девушка покосилась на брюнета и попыталась не рассмеяться. Тихо сказала:
– Нет, просто оборотни готовы сделать все, чтобы паре не было больно. А тут дилемма: укол – это больно, но обезболивающее тебе нужно как воздух.
Удивительно, но после укола я тут же отключилась. Даже не помню, как мне ставили капельницу. Проснулась я ночью, как от толчка. Повернулась к соседу и заметила белеющую в лунном свете простыню.
Никого!
Я бы не придала этому большого значения – мало ли, в туалет пошел, но окно было нараспашку, а сам оборотень не появлялся долго-долго. Не мог же он в канализацию провалиться, верно? Хотя в его положении в туалет можно ходить только при помощи друзей…
Но тут мысли зацепились за то, что мое положение-то куда как хуже! И вот это не давало мне уснуть целый час, пока я сама не заметила, как глаза сомкнулись.
Утром Майк был на месте. Бинты и голодный взгляд – все при нем.
А вот у меня была щепетильная проблема, о которой я так долго ломала ночью голову.
Майк свистнул, и тут же показалась голова одного из банды молодняка:
– Да, наставник? Фикусы оживают! Правда-правда!
– Позови Киру, а сам иди сюда. Мне нужно прогуляться кое-куда.
Я покосилась на Майконга. Неужели он понял? Да нет! Не может быть.
Просто сам захотел.
Молодой лис, пока помогал брюнету, то бледнел, то синел, то зеленел. Казалось, что старший оборотень тяжелый, как поезд. Я даже спросила:
– У вас сверхспособности потом проявляются?
На что молодой лис обиженно проворчал:
– Если бы не огромный зверь, я бы его на руках донес! Посмотрите на кровать!
Я покосилась на койку Майка и только сейчас заметила, что трубы там в два раза толще, чем на моей кровати, а просвета под ней вообще не видно, будто там опоры под матрас.
Ого! Это что получается, он вес своего огромного зверя в человеческом теле сохраняет? Какая-то диковинка.
А как он тогда в постели с девушкой быть собрался? Раздавит же!
Майк повернулся и прямо посмотрел мне в глаза:
– Не раздавлю, не переживай.
Я отвернулась и уперлась испуганным взглядом в подушку. Я же не вслух рассуждала, верно? Я же не свихнулась?
– Да, я сильный! Он меня не раздавит! – услышала я голос молодого лиса и чуть не дала себе оплеуху.
Нет, ну о чем я думаю?
– Доброе утро! – вошла Кира.
Мужчины кое-как вышли, а блондинка подошла ко мне, улыбаясь:
– Я помогу тебе с туалетом. Хорошо?
Это было дико неудобно – лучше не вспоминать. Но я в который раз поймала себя на мысли, что Майк будто знает, о чем я думаю.
Я даже спросила:
– Кир, а оборотни читают мысли?
– Нет, – ответила она со смехом. – Но почти каждая эмоция, которую мы испытываем, имеет свой запах – они его чувствуют.
Боже мой! Значит, тот ответ про «раздавит», мог быть и для меня?
Нет-нет-нет, я же просто любопытствовала, ничего больше. На секунду представила – этого же недостаточно, верно?
– А больше палат нет, раз мы в одной? – жалобно спросила я.
Кира подмигнула мне:
– Боюсь, больше одной тебе не остаться.
Глава 12
Юлька сидела на краю кровати Майконга и делилась фонтаном эмоций:
– Меня сегодня на такой крутой машине к школе подвезли, что все обалдели! Девчонки просто обзавидовались – ты бы видела их лица! А когда проспоривший Рома тащил мой рюкзак, так они все вообще языки проглотили.
– Рома? – Я перевела взгляд с Юльки на скрывающего ухмылку Майконга.
Брюнет пояснил:
– Старший из голожопых.
– Надеюсь, он был в штанах.
– Ну конечно! – со знанием дела сообщила мне Юлька. – Они же не дураки оборачиваться при людях. У них правило есть.
– А при мне обернулись.
– Они познакомиться хотели, но не знали еще, как правильно. Я их научила.
– А о чем вы с этим Ромой спорили? – Я насторожилась.
Вьется там какой-то около сестры – не отстает. И рюкзаки мальчишки просто так таскать не будут. Так и хотелось превратиться в старушку и прочитать нравоучения и наставления, но при виде наивной Юльки язык не поворачивался. Ей всего десять – в голове детский сад.
– Я сказала, что он погубит свой фикус, он и погубил – остались рожки да ножки. – Юлька была горда собой.
– Кажется, у меня есть новобранец в команду Никса! – заметил Майконг громко, и за дверью палаты что-то рухнуло. Точнее, кто-то. Видимо, лучший ум клана разбился вдребезги.
Сестра между тем продолжала со светящимися глазами:
– А еще я спала в собственной комнате! Представляешь? Если бы не мальчишки, это был бы просто рай!
– Какие мальчишки? В комнате? – Меня чуть удар не хватил. Я даже попыталась перевернуться, зашипела от боли и тут же почувствовала властную лапищу на спине.
Майконг!
– Осторожно, не делай себе больно. – Вопреки силе воздействия, голос брюнета лился патокой.
Вот так и застревают по полной! Так и чувствую, как от его руки будто микротоки идут!
– Да нет, парни под дверью спят.
– Зачем? – Я услышала смешок со стороны Майконга и повернулась к нему.
– Как зачем? Пост несут. У лучших умов клана столько забот – не до сна.
– А дверь на замок закрывается? – резко повернулась я к Юльке. – Я хочу посмотреть!
– Конечно же, прихватишь с собой сварочный аппарат? – В глазах Майконга плясали смешинки.
– Разумеется! – Я не смогла сдержать улыбки.
И тут вдруг Юлька подскочила:
– Вспомнила! Смотри, что нашла у Майконга! А ты рыдала, что потеряла! – И вытащила папину маску с треснутым стеклом.
Иногда в мелодии настолько резко меняется тональность, что кажется – это разные песни. Иногда вклинивается речитатив, но вливается так гармонично, что лишь подчеркивает смысл произведения. И находка сестры появилась неожиданно, но так, будто так и должно быть.
Я держала маску в руках и смотрела на ту самую трещину, и все словно вставало на свои места. Потихоньку собиралось в единое целое.
Майконг забрал пакет, который я тогда потеряла на месте аварии автобуса? Почему? Неужели все, что говорят про парность, правда?
Я никогда не верила словам, только поступкам – мать приучила. Мое взросление – лучшая школа реальной жизни. И сколько бы мне ни рассказывали про мир оборотней, я ни разу не приняла это за чистую монету. Всегда полагала, что люди куда более чувствительны, чем звери, а раз собственная мать может так относиться к своим детям, то что говорить про остальных?
Но вот я держу в руках маску. Она треснута, ей много-много лет, но оборотень подобрал ее и сохранил, потому что она моя.
Никс говорил, что Майконг очень многое сделал для меня, о чем я не знаю.
– Ты купил мне маску на работу? – спросила и краем глаза увидела, как Юлька выскользнула из палаты.
Брюнет пытливо посмотрел на меня:
– Это поменяет твое отношение ко мне?
– Не знаю. Наверное.
– Тогда считай, что нет.
Я вспомнила тот вечер, когда наглоталась цинка.
– Ты тогда купил все лекарства, да? И Юльку от мамы тоже ты спас?
Раньше я не успевала задуматься, что Алрику это делать незачем. А если предположить, что оборотни действительно видят свою пару, то действия Майконга вписываются в эту картину.
Оборотень отвел взгляд вправо, едва нахмурился, но не ответил.
Если бы он выпятил свою помощь, я бы поблагодарила, но, наверное, отстранилась бы. А эта его недовольная реакция на вскрывшуюся правду была мне очень даже симпатична. Я тоже предпочитала считать, что о добрых делах не нужно кричать на каждом углу.
– Почему не признаешься?
Майконг повернулся ко мне, долго изучал мое лицо, но я не сдавалась – требовательно смотрела в ответ.
– Потому что не хочу, чтобы ты была мне благодарна.
– А что тогда хочешь?
Кадык Майконга дернулся, взгляд быстро пробежался по моему телу и вернулся к лицу.
– Один поцелуй? – Голос брюнета неуверенно дрогнул так, будто ему совсем не предстало дрожать, но нервы сдали.
Хотела резко отказать, но его взгляд заставлял что-то внутри меня дрожать, трепыхаться, словно маленькая птичка, что хочет взлететь, но еще не научилась правильно двигать крыльями.
Глаза брюнета посинели, и я уже знала, что это значит – его зверь близко.
Такой мужик – шикарный же. Поцелуй просит. Маску мою поднял. Сестру и меня спасал.
Я медленно подвинулась на его половину, следя за реакцией мужчины. То, как он смотрел на меня, просто уничтожало малейшее сопротивление. Как же он смотрел – он молил о том, чтобы я придвинулась. Глаза становились все ярче, чем ближе я становилась к нему.
Он смотрел на меня так, будто готов подарить весь мир. И пусть я не верила в сказки, сейчас я хотела его поцеловать.
Я напивалась за свою жизнь всего два раза. Первый – на выпускном, совершенно внепланово, и на следующий день я была полна головной боли и раскаяния. Второй раз – на годовщину смерти папы. Думала, что это облегчит чувство потери, но все стало только хуже.
И сейчас у меня было ощущение, будто я разом опьянела от одного поцелуя. Будто это мое третье опьянение в жизни. Будто выпила изо рта брюнета самый крепкий алкоголь в мире, который мгновенно ударил по голове и заставил все вокруг завертеться.
А ведь началось все с легкого касания губ! В этот момент я приоткрыла глаза и увидела в распахнутых глазах Майка зверя. Сильного, огромного, опасного. Опасного не для жизни – для тела.
Я нерешительно отстранилась, слегка смущенная тем, что мужчина вообще не двигался, даже не дышал. Никакой реакции! И тут Майк резко подался вперед и поцеловал меня с невероятным напором, вторгся языком внутрь.
Дикий голод током высокого напряжения пробил мое тело насквозь. Я почувствовала непреодолимое желание, от которого бросило в жар. Казалось, я захлебываюсь потребностью почувствовать его кожа к коже, как можно ближе, иначе умру.