Беглый осмотр спален не дал ничего интересного; только у Хендерсона Бридон нашел ярко-оранжевую наклейку, ее как будто случайно обнаружили, смяли и бросили в камин, даже не попытавшись припрятать. На ней неестественно крупными буками было написано: «Дж. Хендерсон, пассажир, Авимор — Кингс-Кросс». Напрашивался вопрос: почему Хендерсон готовился в любую секунду сорваться и уехать? А также почему он намеревался сесть на поезд в Авиморе, до которого не мог добраться мимо Инвернесса, откуда, собственно, и идет поезд? Правда, странный пункт отправления еще не означал какого-либо злодейства. Иначе почему же наклейку выбросили с такой нарочитой небрежностью? Если только это не часть мошеннического плана. Но, ради всего святого, какой же вывод из всего этого следует? Правда, Бридону не очень понравились огромные, с большим тщанием выведенные чернилами буквы на наклейке. Трудно считать Хендерсона нервозным пассажиром, который трясется, что затеряется багаж.
Настало время перебираться в гараж. Свернув за угол дома, у бокового фасада Бридон натолкнулся еще на кое-что, подлежащее запоминанию: возле самой стены, примерно там, куда откатили машину, пока бушевал огонь (он прекрасно помнил место), лежали гаечный ключ, домкрат и другие инструменты из автомобиля Летеби. Если он их оставил, значит, явно не собирался в дальний путь… Правда, есть еще другая возможность. Черт, если бы знать, что он задумал! Ладно, вот гараж. Вряд ли его можно было разрушить основательнее: чердак обвалился и сокрушил все, что могло уцелеть внизу. Существовал, конечно, шанс, что в кармане погибшего обнаружится ключ или еще какая-нибудь металлическая штука, которая поможет его опознать. Например, Хендерсон курил; при нем мог быть металлический портсигар. Рассматривая мелочи, Бридон вдруг сбоку выхватил взглядом странной формы латунный предмет, почти полностью засыпанный пеплом и мусором с чердака. Чтобы расчистить его, потребовалось немного терпения. Да, никаких сомнений, это нижняя часть лампы, точно такой же, какая имелась и в домике садовника.
Бридон испытал огромное облегчение. По роду профессии он часто сталкивался с неприглядными делами, нет-нет да и случающимися на свете, а также с людьми, для которых приобретение пяти тысяч фунтов важнее обыкновенной порядочности, а порой и человечности вообще. Но несмотря на тесное соприкосновение с мошенничеством, сыщик так и не очерствел; всякий раз, наблюдая гнусность, пусть и восхитительную, он испытывал отвратительный привкус во рту. Примерно восемь последних часов он пребывал в уверенности, что минувшей ночью остров стал местом убийства, возможно, совершенного с патологической жестокостью. Теперь забрезжила надежда, что все-таки можно подыскать более милосердное объяснение. Хендерсон, какие бы преступные намерения ни питал, каковы бы ни были его прегрешения, пал жертвой несчастного случая. Он уже находился в крайне взвинченном состоянии; перспектива головокружительного «подвига» привела его в состояние непривычного возбуждения, и, по свойственной таким людям роковой привычке, он решил поискать ответа на дне бутылки. Шатаясь, но ошибочно полагая, что еще твердо держится на ногах, Копатель направился в гараж сделать последние приготовления и, чтобы не споткнуться, прихватил с собой вот эту довольно опасную керосиновую лампу. Деревянный пол гаража, возможно, уже пропитался разбрызгавшимся бензином и готов был вспыхнуть. Глотнув свежего воздуха, Хендерсон, внезапно отключился и упал; выпавшая из его рук лампа разбилась, и огонь выплеснулся наружу. Хендерсон лежал без сознания и не почувствовал, как начал задыхаться от дыма. Он даже не пошевелился, и адский огонь без труда спалил дотла его безжизненное тело. Несчастный случай, рассуждал Бридон. Посреди всего этого клубка сомнительных намерений — почему бы не простой несчастный случай?
А затем он вспомнил про ключ. Всю ночь, как и пожарные, сыщик изо всех сил искал ключ, которым заперли дверь гаража, однако ни возле тела, ни вообще в гараже так ничего и не нашли. Маловероятно, чтобы погибший заперся в гараже, а ключ положил в карман или в сторонку. Зачем? На острове находилось всего два человека, и второй в отключке валялся наверху. Зачем прилагать столько усилий, чтобы тебя никто не увидел? Кто-то — и это не был погибший — вынул ключ из замочной скважины, после того как Хендерсон зашел в гараж и прежде чем он, Бридон, подоспел на помощь.
Может быть, ключ где-нибудь в доме? Вряд ли его обитатели до такой степени беспечны, но все-таки стоит еще раз пройтись по комнатам, сосредоточив внимание исключительно на поисках ключа. Бридон повторно обшарил весь дом — безрезультатно. Правда, во время второго осмотра, опять обыскивая комнату Хендерсона, он столкнулся еще с одной загадкой. В одном из двух небольших ящиков шкафа, в куче носков, воротничков, галстуков и носовых платков он обратил внимание на предмет гардероба, который смотрелся здесь вопиющим диссонансом — бабочку из бело-розового атласа на резинке сзади, которую убирают под воротничок. Бридон отложил ее с отвращением, которое подобные изделия вызывают в человеке, чересчур обремененном условностями цивилизации. Какая гадость! Ладно, но подходит ли она к остальному гардеробу Хендерсона? Конечно, в доминионах его величества все возможно, однако, отправляясь в Высокогорье, Хендерсон оделся подобающе; даже, как мы видели, слишком подобающе. Его наряды имели отчетливый болотный привкус, так что птицы, пожалуй, снимались с насиженных мест уже на дальних подступах. Из какой груды поздневикторианского хлама, отказавшись от всех претензий на человеческий облик, даже если они у него когда-то и были, Копатель выкопал этот кошмар?
Пустота необитаемого дома начинала сказываться на нервах Бридона; еще не выветрившийся резкий запах гари погнал его на поиски более чистого воздуха. В конце концов, в свете последних событий нужно оглядеться на острове. Не то что день выдался удачным — на сырую землю наплыл тонкий белый туман, что бывает после жаркого дня и предвещает очередную жару. Однако дело близилось к полудню, и солнце уже должно было бы его разогнать, заменив прозрачностью, хоть и чуть подернутой дымкой. Но на острове Эрран не действуют метеорологические законы. Вы могли сколько угодно говорить себе, что солнце высоко в небе, но свет его рассеивался в батистовом одеяле хмари, цепляющемся за деревья и оседающем в прогалинах. Видимость простиралась не больше чем на двадцать ярдов. Кусты, трава были еще затянуты путаными узорами паутины, как будто над ними всю ночь напролет трудились мириады паучков. Воздух напитался сыростью, поднимавшейся с чавкающей под ногами земли. Бридон пошел по тропинке, недалеко от дома начинавшейся и углублявшейся в лес, и сразу почувствовал, что таинственность сгустилась ровно вдвое. Лес будто предвещал мистические встречи.
И помнит все шаги трава,
И вещи мерно входят в сон[111].
Более чем когда-либо он нуждался в спутнике и решительнее, чем когда-либо, отбросил мысль пригласить обычную свою спутницу. Ни к селу ни к городу в памяти вдруг всплыли неприятно саданувшие слова, ненароком оброненные сэром Чарлзом. Пастор Маклин — так, кажется, его зовут — все твердил о предании, согласно которому на того, кто найдет клад, падет проклятие. Если вы подвержены суевериям, то беда, приключившаяся сразу после обнаружения клада в скале, была, несомненно, рассчитана на то, чтобы их подкрепить. Интересно, думал Бридон, а это проклятие — что-то вроде приговора отдельному человеку? Если совершено надругательство, оно вызывает последствия автоматически, повинуясь какому-то абстрактному закону наподобие законов природы? Или имеется в виду, что высвобождается некая таинственная сила, до тех пор как бы запертая, но которая отныне может беспрепятственно разгуливать по подчиненной ей территории? В таком случае вы — если вы, конечно, суеверны — без труда вообразите, что за этой завесой тумана, в этом густом кусте рододендрона, в буйных зарослях папоротника, в тени чахлого дуба и разросшихся сосен таится некая злобная стихия. Услышите треск сучьев, будто кто-то на них наступил. Вот вздохнула болотистая почва — это вы оступились или кто-то еще?
А если вы не суеверны? Беда в том, что странные звуки все равно будут сопровождать вас и требовать естественного объяснения, которое едва ли вас успокоит. Почему же на этом прокля́том, если не про́клятом, острове все время кажется, будто за вами кто-то наблюдает? Словно любопытство пришельца оскорбляет того, кто пытается утаить от вас некий секрет. А всего хуже, что если за нежелательным гостем действительно следят, то соглядатай, скорее всего, знает, что делать, а вы нет.
Тропинка, по которой двинулся Бридон, шла до вершины холма и выходила на открытую поляну, где и пропадала. Бревна, переброшенные через мелкий ручей, пролом в стене орляка говорили о том, что она имеет продолжение, но найти ее было бы трудно даже при ясной погоде, в тумане же просто невозможно. Опасность всерьез заблудиться на небольшом острове вам не грозила. Идя вниз, вы довольно скоро оказывались на берегу. Но поскольку путника не покидало чувство, что его здесь не ждут, отсутствие каких бы то ни было примет и указателей порождало беспокойство. Вот в двух шагах выпорхнула птичка, и сердце застучало молотом.
Бридон никогда не считал себя человеком с богатым воображением и уж тем более с психическими отклонениями. Он был привычен к умеренно опасным ситуациям и гордился тем, что умеет выходить из них, не поддаваясь воображаемым страхам. Но сочетание тишины и таинственности, спайка одиночества с пугающей мыслью, что он тут не один, подтачивали решимость. Попытавшись сначала убедить себя, что ему просто надоело, но затем с возмущавшей душу честностью признав, что он напуган, сыщик вернулся тем же путем, радуясь собственным следам в слякоти, как будто это живые существа. Он счел ниже своего достоинства торопиться, но поразился, увидев, как мало прошел — минут через десять Бридон ощутил под ногами жесткий гравий подъездной аллеи. Вернуться к себе? Нет, уязвленное самолюбие не позволяло ему бояться по крайней мере дома на острове, хотя он был деморализован собственным испугом и ему начало казаться, что даже в доме кто-то есть. Подавив тревогу, он решительно распахнул дверь и прошел в гостиную. В большом удобном кресле, как у себя дома, сидел пастор из Глендауни.