— Какая удача, что я могу подтвердить правоту юноши. Честное слово, когда эта божественная трапеза подойдет к своему завершению…
— Не надо ничего завершать, — заерзала Анджела, — просто объясните нам с Майлзом, вы о чем, собственно. Мне следовало догадаться, что, коли уж мы взяли вас с собой, без бесконечных открытий не обойдется. Майлз, помнишь Чилторп? Его нельзя было оставить ни на минуту. А что у нас сейчас?
— Боюсь, природа наделила меня необычайно щедрой долей того, что зовется человеческой любознательностью. Вы не станете отрицать, миссис Бридон, что сегодня ночью, когда вы разбудили меня, я, не теряя времени, привел себя в надлежащий вид и отправился на место действия. Не могу похвастаться, что
Колени первым я склонил,
Когда взметнулся стяг[114],
но смею утверждать, что принял некое участие в спасательных работах. Ярдов тридцать, если не сорок, я нес не менее трех огнетушителей и только сейчас понимаю, что вес их был весьма значителен. Затем, осознав, что я в некоторой степени лишний, я удовольствовался тем, что вдохновлял крайне энергичных джентльменов из Стратдауни словом и жестом, преимущественно жестом. И почти как Гораций, лишь чудом избежал смерти, когда с дерева упала ветка[115], которую кто-то спилил прямо у меня над головой, не предпослав тому внятного предупреждения. Примерно тогда до моего сознания дошло, что становится горячо.
— Да уж, я заметил, — пробурчал Бридон.
— Знаете, одно из моих жизненных наблюдений состоит в том, что когда человека будят после полуночи, у него бывает странная сухость во рту. То же самое я испытывал во время воздушных налетов. Так вот, представьте: жар, во рту пересохло, но, по счастью, проходя мимо окон гостиной, я вспомнил, что видел на столе бутылку.
— Мистер Палтни! — воскликнула потрясенная Анджела.
— И мне подумалось, что я заслужил несколько глотков, своего рода чаевых. А также, что опасно оставлять столь легко воспламеняющийся напиток в комнате, которая в любую секунду может осветиться огнем. Руководствуясь этими соображениями, я подтянулся к входной двери и, убедившись, что меня никто не видит, прошел в гостиную. Представьте бездну моей горечи, когда я обнаружил, что бутылка пуста.
— Вы уверены? — спросил Бридон. — Я хочу сказать, вы не просто щадите чувства Анджелы? Потому что это действительно важно, была ли бутылка пуста, до того как… ну, словом, до того как она оказалась в поле вашего зрения.
— Поверьте, это не те вещи, где я могу допустить ошибку. Я перевернул обе бутылки — там было две, — я держал их абсолютно вертикально — безрезультатно. Вот вы, миссис Бридон, вздохнули с облегчением, а у меня в тот момент возникли совсем иные чувства. Однако стоя у стола…
— Надо сказать, у вас действительно такой вид, как будто вы провели ночь бог знает где, — заметила Анджела. — В следующий раз, когда мне вздумается пригласить вас на пожар, я не оставлю вас ни на секунду. И куда вы отправились потом? В кладовку?
— Нет, есть мне не хотелось. Но, как я сказал, любознательность взяла верх; и, увидев в углу комнаты явно древний кожаный сундук, я оказался во власти любопытства, а не есть ли это пресловутое вместилище сокровищ. Я открыл крышку, и взор мой усладился зрелищем чрезвычайно интересного комплекта ценностей.
— Каких? — уточнил Бридон.
— Там были в основном броши, медальоны, другие старинные украшения; но я также заметил несколько пистолетов и некий инструментарий, которым вполне мог пользоваться монарх в изгнании, — флягу, к примеру.
— Она тоже оказалась пустой? — невежливо поинтересовалась Анджела.
— Я предавался зрительной усладе всего пару минут, а затем счел разумным удалиться, опасаясь, что появится хозяин дома и превратно истолкует мое присутствие. Думаю, все заняло не больше пяти минут. Но клад был там, могу поклясться жизнью.
— И когда вы уходили, то, полагаю, ни с кем не столкнулись, — задумчиво произнес Бридон. — Понимаете, это очень важно — кто заходил в гостиную после вас.
— Двери были нараспашку, так что, видимо, под подозрение попадает вся компания, включая, разумеется, и меня. Если вы обвините меня в том, что я набил себе карманы, мне нечего будет предъявить в свою защиту, кроме парочки блестящих рекомендаций от директоров школ, томимых желанием подыскать мне другое место, чтобы взять менее дорогостоящего сотрудника. Был ли кто-то у дверей, когда я выходил? Да, один из добровольных помощников, причем он стоял так, будто собирался последовать моему примеру, так что я чуть было не предупредил его о плачевном состоянии бутылок. Однако задним числом я порадовался, что не сделал этого, так как костюм, похоже, выдавал в нем человека, облеченного священническим саном.
— Маклин, — кивнул Бридон. — Хотя, по его словам, он в сундук не заглядывал. Как же нам повезло, что вас осенило туда посмотреть, Палтни. Вы единственный наш свидетель, благодаря вам мы в силах доказать, что к началу пожара клад был на месте. И если расследование придет к выводу, что в огне погиб Хендерсон, а я практически уверен, что так и будет, то Компания платить не обязана. Ну и история! Знаете, Палтни, нам лучше пока помалкивать. Если вдруг окажется, что Летеби врет — а я считаю это в высокой степени вероятным, — хорошо бы он не знал, что мы знаем, что он врет.
— О какой вероятности ты говоришь? — возразила Анджела. — Вы, мистер Палтни, полагаю, не пробовали поднять сундук? Его легко унести?
— Нет, я и так намучился с этими огнетушителями. Если бы я решился на полновесную кражу — огнетушителей, к примеру, — то непременно позаботился бы о сообщнике, чтобы он таскал за меня тяжести.
— Именно. Кому же придет в голову вдруг, без подготовки выгрести все это барахло и унести его под мышкой, да еще без сундука?
— Хотя бы пожарному, — пожал плечами Бридон. — Трудно придумать профессию, которая предоставляла бы больше возможностей для шальной поживы. Однако важна не вероятность того, что кто-то другой прикарманил клад. Мы должны убедиться, что никто другой его не прикарманил. В противном случае я не вижу шансов доказать, что это сделал Летеби. И еще, так как мы не можем доказать, что в гараже погиб именно Хендерсон, то не можем доказать и то, что Хендерсон не болтался там все это время, готовый в любую минуту, пока никто не видит, схватить клад и раствориться во всеобщей сумятице. Все-таки надо как-то с этим разобраться. Теперь можно двигаться дальше и предложить Летеби парочку испытаний. Посмотрим, какова будет его реакция.
— Каких испытаний? — спросила Анджела.
— В данный момент у меня нет никаких идей. Если бы были, я бы, наверно, тебе не сказал. Но по всей видимости, можно придумать ситуацию, в которой человек, присвоивший клад, поведет себя иначе, чем человек, клад потерявший. Слава богу, он решил остаться на острове.
— Да, меня это удивило.
— Лично у меня на этот счет имеется одна очень хитрая мысль, но она не для публикации. Нет, пойду-ка я сегодня пораньше спать. У меня такое чувство, что могу проспать сутки.
Глава 12Сокровища усопшего принца
— Это что еще такое! — воскликнул Бридон, выйдя на следующее утро на прогулку.
«Это» относилось к устрашающим воротам на мосту со стороны берега. Впервые с момента приезда супругов они были заперты. Ворота будто выросли за ночь, так мало мы обращаем внимания на постоянно открытые пропилеи.
— Их закрыли, пока ты спал, — объяснила ему Анджела. — А чего ты удивляешься каким-то переменам, если тебя не добудиться чуть не до одиннадцати? Судя по всему, сэр Чарлз поймал мистера Летеби на слове. Ну ты помнишь, тот сказал, что не собирается давать никаких интервью. А поскольку полиция сняла заслон с дороги, распорядился, чтобы никто не пересекал мост, пока не докажет, что его ждут на острове. Утром тут шныряло немало недовольных джентльменов, доложу я тебе.
— Пикантность в том, — заметил Бридон, — что мост теперь единственная возможность перебраться на остров. По крайней мере я не вижу никого на лодке. Еще бы, на такой-то воде. Боже, как поднялась. Пожалуй, если бы я вовремя не проснулся, меня бы затопило во сне. Смотри, как близко она подобралась к отметке на мосту! Я бы сказал, за ночь уровень воды повысился на добрых восемь футов, причем без единой капли дождя — пока. Но, похоже, после обеда начнется нескончаемый ливень.
Реки Высокогорья вообще имеют обыкновение таинственным образом подниматься. Местные жители, если вы поинтересуетесь у них этим явлением, скажут вам, что «на западе был дождь», такое случается нередко. На протяжении многих миль все пересохшие реки, еще недавно имевшие вид уродливых канав у подножия холмов, вдруг превращаются в кипящий бульон, который, пенясь, впадает в основной поток, чьего глубокого русла редко хватает настоящей реке, так что всей клубящейся массе воды приходится нестись вниз с бешеной скоростью, превращая вчерашнюю мирную речушку в стремнину, более пригодную для мельниц, а вчерашние бурлящие пороги — в подлинную пучину. Вода подхватывает и уносит ветви деревьев, попадавшие в воду в этой обители лесистых берегов; они то всплывают, то снова исчезают в водной пене. Высокие брызги, казалось, висят в дымчатом воздухе; и, стоя на мосту, оглохнув от шума воды, пригвожденный зрелищем безостановочного движения, вы словно участвуете в головокружительной авантюре, вам будто предстоит ринуться в кровавое сражение. Старческая апатия повсюду сменяется юношеской порывистостью.
Как и сказал Бридон, картина напоминала начало наводнения. Хотя ни на берегу, ни на острове дождя не было, над далекими холмами клубился белый облачный покров, по краям распластывающийся туманом. Казалось, в ничейном пространстве между водой, грозившей накрыть вас сверху, и водой, силившейся затопить вас снизу, сухим остаться невозможно. Скалы со своими цепкими спутниками — березой и рябиной, — казалось, лишились основания и вот-вот сползут вниз, упадут в реку. Ветер стих, и на фоне кипящего меж берегов неистовства тишина в верхушках деревьев несла зловещие признаки грядущих катаклизмов.