— Но ведь наутро он опять сел в лодку! По крайней мере, если имеющиеся у нас свидетельства верны.
Бридон вспомнил мистера Кармайкла и его версию о мыльном манекене.
— Это осложняет дело, но у меня есть тому два объяснения. Либо он передумал — узнал какие-то новости, делавшие данную предосторожность излишней; либо, что более вероятно, задумал двойной блеф, если вы меня понимаете. «Это такие продувные бестии, — мог сказать он себе, — что вряд ли купятся на старый фокус. Если они появятся тут и наведут справки, то скоро сообразят, что я от них улизнул, провел ночь в другом месте и умотал в Лондон. Не-ет, — подумал он, — мне нужно в лодку». И на следующее утро опять взялся за весло.
— Вы довольно высоко оцениваете мыслительные способности мошенников. И тем не менее полагаю, вы правы. Так вы думаете, в действительности преследователи были намного ближе, чем считал бедный Бертел? И на следующий день они его настигли и расправились с ним?
— Лично я склоняюсь к этой версии. Видимо, они подобрались к нему совсем близко, следили за ним неусыпно, но не проявляли себя, пока Найджел Бертел не сошел на берег.
— А вот это уже другое. Допустим, для Найджела Бертела преследователи кузена угрозы не представляли. Но не грозила ли ему куда бо́льшая опасность, а именно, что его примут за их сообщника?
— Сообщника? Не совсем понимаю, какая тут опасность?
— Ну как, присяжные всего-навсего люди. И вот перед ними молодой человек, единственный спутник своего кузена. Он сходит на берег, и его кузена тотчас убивают. Когда этот кузен не является на условленную встречу, молодой человек выказывает по поводу его участи подозрительное беспокойство. Сам же, заметьте, предусмотрительно заручается алиби на каждый свой шаг. Вся эта история в «Миллингтонском мосту» свидетельствует о том, что он прекрасно понимал, какая опасность нависла над его кузеном. И что он предпринял, чтобы предотвратить ее? Ничего, он просто-напросто устранился, словно предоставляя убийцам свободу действий. Если это убийство, он единственный выгодоприобретатель. Если похищение, то похитители не могут продвинуться ни на шаг, пока не прижмут его. Разве все это не усложняет положение юного Найджела?
— Теоретически да. Но судопроизводство функционирует таким образом, что человека нельзя обвинить в сообщничестве, пока не пойманы собственно преступники. Сначала надо найти преступников, а уж потом проводить их очную ставку с предполагаемым сообщником. И еще, у Найджела Бертела мог быть козырь в рукаве, о котором мы с вами не знаем. И не узнаем, пока не найдем его. А где он? Вы меня простите, если вам покажется, что я вроде как критикую вашу замечательную полицию, но придают ли они хоть какое-то значение его исчезновению? Человек, имеющий такое алиби, вряд ли решится вызывать подозрения, взяв курс на Южную Америку.
— Вы хотите сказать, что убийцы?..
— Я ни слова не сказал про убийство. Я только говорю, что оба кузена исчезли, один за другим, и наследство старика Бертела теперь отойдет неизвестно кому. Разве не естественно заключить, что если мы поймаем тех, из-за кого запропастился один, то можем поймать и тех, из-за кого запропастились оба?
— Не уверен, что Лейланд рассматривал такую возможность. На вашем месте я бы непременно ему сказал. Но исчезновение Найджела производит впечатление продуманного спектакля. Купил билет на один поезд, перепрыгнул на другой…
— Знаете, если вы полагаете, что мошенники не могут так запутать человека на перроне, что он будет думать, будто сел на свой поезд, в то время как сел совершенно на другой, то вы не очень хорошо знакомы с их методами. Мне известен один случай, когда, чтобы посадить нужного человека в нужный поезд, на вагонах поменяли щитки с указанием места назначения. Но вы, похоже, решительно намерены обвинить во всем несчастного Найджела. Если он сел не на тот поезд, вы делаете вывод, будто он хотел обвести полицию вокруг пальца. Если по его следу идут убийцы и он знает об этом, почему бы ему не попытаться обвести вокруг пальца их?
— Логично. Но, простите, мне кажется, вы выстраиваете версии, слишком доверяясь вашему заокеанскому опыту. Боюсь, большинство английских преступников не обладают ни умом, ни умением планировать операции, чтобы исполнить подобный номер.
— А кто вам сказал, что они англичане? Я читал, что этот Дерек Бертел рос в Южной Франции. А впрочем, извините, я должен быть крайне аккуратен в своих предположениях, ведь я всего-навсего скромный дилетант.
Глава 14Человек в плоскодонке
Лейланд приехал из Оксфорда только в понедельник утром и, подойдя к «Пескарю», обнаружил, что Анджела уже вернулась. Он, однако, был заметно расстроен.
— В этом деле все не так, — начал он. — Ничего не работает по схеме. Обычно что может быть проще, чем выследить человека, который плывет по реке? Он проходит шлюзы, он не может отклониться от русла, может проплыть только до Уиндраша, в это время года нигде не может сойти незамеченным. И несмотря на все это, мне не удалось напасть на его след.
— Бедный мистер Лейланд, — покачала головой Анджела. — Вы начинали с Оксфорда?
— Ну разумеется, обойти все лодочные пристани Верхней Темзы не заняло много времени. Я нашел бюро проката, где он брал лодку. Там же, разумеется, разжились каноэ и Бертелы. Мой клиент выбрал большую плоскодонку, с навесом, где можно спать, и прихватил с собой кучу консервных банок и всякого другого барахла. Похоже, собирался готовить сам. Он оставил залог и собирался вернуть лодку через две недели. Назвался Люком Уоллесом, адрес дал где-то в Криклвуде. Я тут же рванул в Криклвуд — у полицейских, знаете ли, есть определенные преимущества. Тамошнее отделение навело справки. Так вот, в округе человека с таким именем нет. Ложный адрес вселил в меня надежду, значит, мы имеем дело не просто с отдыхающим, решил я. Мне удалось также узнать, когда именно он брал лодку. Похоже, до Шипкота он провел на реке два дня, что вполне естественно, он ведь никуда не торопился. Я опросил смотрителей всех шлюзов до самого Оксфорда, рассчитывая, что они мне сообщат какие-нибудь подробности. Но все помнили только сам факт, что он проплывал. А один с гордостью продемонстрировал корешок билета — FN2, — как будто это невесть что.
— Это лучше, чем ничего, — заметил Бридон. — Существует мизерный шанс, что где-нибудь валяется сам билет и вы его найдете.
— Да кому нужен такой билет? Обратно он не плыл. Скорее всего, тут же его и выбросил в воду. Но тем не менее номер билета у меня есть. И разумеется, нам известен номер его билета с Шипкотского шлюза, поскольку он проплыл прямо перед Бертелами. В гостиницах его никто не видел.
— Бедняга, неужели он пил сгущенное молоко? — содрогнулась Анджела.
— А вот пройдя Шипкотский шлюз, он, похоже, в корне изменил тактику. Например, довольно рано пообедал в «Миллингтонском мосту» — не понимаю, почему хозяйка нам об этом не сказала? На мой вопрос, в котором часу это было, она ответила, что где-то в половине двенадцатого. А теперь внимание: у Шипкотского шлюза он был до девяти. Путь, который он проделал от Шипкотского шлюза до «Миллингтонского моста», где он обедал, точно тот же, что Бертелы проделали после завтрака до девяти часов. Конечно, между каноэ, дрейфующим вниз по течению, и плоскодонкой, поднимающейся по течению, разница есть. Расстояние, о котором идет речь, — где-то около двух миль, скорее, даже меньше. Не вижу причин, по которым наш друг в плоскодонке тем жарким утром мог ощущать какой-то особый прилив энергии; но я, конечно, невольно подумал о том, что он мог болтаться около Шипкотского шлюза в то самое время, когда произошло убийство. Что лишь усиливает мое желание с ним повидаться.
— А он как-то интересовался Бертелами? — спросил Бридон.
— Это вообще из ряда вон. До того он не подходил к гостиницам, ни на одном шлюзе не задал ни единого вопроса. А тут вдруг принялся метить свой путь прямо как… слон на теннисном корте. Например, в «Миллингтонском мосту» задал кучу вопросов про Бертелов: и сколько они там провели времени, и долго ли были вместе, и так далее. Расспрашивал он горничную, не хозяйку; иначе, полагаю, она бы упомянула об этом в разговоре с нами. Он даже спросил, часто ли их видели вместе. Все это, конечно, было до известия об исчезновении Бертела. А потом он двинулся вверх по реке.
— Вы уверены, что именно вверх? — поинтересовался Бридон. — «Миллингтонский мост» довольно далеко от берега. Оттуда его видеть не могли.
— Верно, но у самого моста лодочный причал, и служитель видел, что он поплыл вверх по течению. Он вспомнил об этом, конечно, задним числом, потому что стало известно о Бертеле и все стали вспоминать, что было в тот день, и много того, чего не было. Я спросил этого служителя, почему, черт подери, он не рассказал о человеке в плоскодонке раньше, почему ни слова не сказал полиции. И получил ответ, что ему просто не пришло в голову, поскольку несчастный случай произошел так далеко, что человек, который шел на плоскодонке, не мог быть на месте происшествия, а в половине двенадцатого оказаться у Миллингтонского моста. И он совершенно прав. Откуда бедному смотрителю знать, что вся заварушка произошла именно возле шлюза? В любом случае он совершенно уверен, что все было так, как он сказал, потому что, видите ли, обсуждал это с мистером таким-то, и если, мол, я ему не верю, то могу спросить у указанного мистера. Так как его информация показалась мне правдоподобной, я плюнул и двинулся к следующему шлюзу. Очутившись у какой-то занюханной гостиницы, я наудачу задал там пару вопросов. По-моему, она называется «Голубая корова».
— Да, помню, — сказал Бридон. — Там Бертелы ужинали, перед тем как направиться в «Миллингтонский мост». Помнишь, Анджела?
— Конечно, мы еще думали, чем же их кормили в такой-то час.
— А наш человек в плоскодонке туда заходил? — спросил Бридон.
— Заходил. И спрашивал, нет ли для него писем. Писем не было, только телеграмма, к