Глава 22Еще одна история
Мистер Эдвард Феррис, при всей своей внушительной фигуре, по повадкам, манере говорить чем-то напоминал того легендарного человека, о котором было сказано, что он «потомок длинной вереницы старых дев»[54]. Голос его вибрировал продуманными модуляциями, произношение было скрупулезно точным, он без видимых потуг выстраивал мысли по пунктам a), b), c) и с вызывающей раздражение тщательностью стряхивал пепел с брюк. Словом, недолго было догадаться, что миссис Кулмен искала и нашла дамского угод… пардон, компаньона.
— По-видимому, мое имя вам известно, — начал Феррис, — поскольку я имею некие основания полагать, что ваше присутствие здесь связано с недавними событиями в семействе Бертелов. Их двоюродная бабка, миссис Кулмен, была очень добра ко мне. Фактически я являлся ее приемным сыном. Мне выпало почетное, но и печальное право стать последним, кого она видела на этом свете. Да, спасибо, содовой. Сразу, пожалуйста.
Вероятно, я должен объяснить, что не был лично знаком с кузенами Бертелами, не считая поры их самого раннего детства. Частично, поскольку они крайне редко навещали свою двоюродную бабушку, частично же, поскольку мне казалось, они должны были считать, что я вроде как втерся в их семью. Мне, однако, была известна их репутация, и оставалось лишь сожалеть о том, что в самом конце жизни миссис Кулмен снова начала проявлять к ним живейший интерес. Но я не имел права вмешиваться. Когда она стала расспрашивать меня о своих внучатых племянниках, я, не испытывая желания вдаваться в подробности, ответил, что, к сожалению, они в плохих отношениях. Это, конечно же, было известно всем и каждому.
Миссис Кулмен обладала, можно сказать, командирскими наклонностями. Она любила распоряжаться чужими жизнями и тотчас решила, что повод для данного нарекания в адрес семейства необходимо устранить. Под ее диктовку, поскольку зрение у нее было в значительной степени ослаблено, я примерно месяц назад написал ее племяннику Дереку письмо, в котором содержался настойчивый призыв примириться с двоюродным братом. Вскоре пришел ответ, составленный в выражениях, продиктованных — я не в силах выразиться иначе — недостаточно искренней привязанностью. Они с Найджелом, писал Дерек, решили похоронить прошлое; они часто общаются, и как раз сейчас, когда он пишет эти строки, его ждут сборы, поскольку они с кузеном отправляются по реке на каноэ. Путешествие, по его словам, было рекомендовано ему в медицинских целях, но он не сомневается, что оно доставит ему еще и удовольствие в компании с дружищем Найджелом.
Боюсь, моя реакция на это письмо была окрашена определенным недоверием. Миссис Кулмен, которой была свойственна возбудимость людей, имеющих несчастье страдать от сердечных недомоганий, неправильно меня поняла, спросив, неужели я думаю, что Дерек солгал. Неужели я рекомендую ей потребовать у Дерека предъявить билет на шлюз? Должен признаться, я был несколько смущен. Я напомнил миссис Кулмен, что в билете не уточняется, сколько человек находилось в лодке. «Что ж, прекрасно, — ответила она (я не могу ручаться за точность ее выражений), — вы отправитесь туда и убедитесь сами. На несколько дней возьмете в Оксфорде плоскодонку и поплывете им навстречу. Если не встретите их или обнаружите, что они не вместе, по возвращении доложите мне». Сначала я решил, что миссис Кулмен шутит, но позже убедился в том, что она говорила вполне серьезно. По правде сказать, я думаю, она сама сомневалась в правдивости племянника и желала в ней удостовериться, однако скрывала беспокойство за уверениями, что делает это, только чтобы посрамить мою недоверчивость. Надеюсь, я ясно выражаюсь.
Перед отъездом я понял, что эта злополучная история произвела на нее сильное впечатление. Она сказала мне, что имеет намерение составить новое завещание, отписывающее основную часть ее состояния старшему племяннику. Тем самым она намекнула на то, о чем я догадывался, но не знал наверняка, а именно, что до сих пор ее основным наследником являлся я. Вам легко будет понять, что из Уоллингфорда я выехал в расстроенных чувствах. Более того, я отдавал себе отчет в том, что моя миссия во всех отношениях крайне затруднительна и смешна. Если вследствие каких-либо непредвиденных обстоятельств Бертелы узнают, что я тоже плыву по реке, какая тень падет на мое имя! Я решился принять все меры предосторожности. Лодку нанял, назвавшись Люком Уоллесом, и, дабы избежать кривотолков, взял все необходимое с собой, решив, что не буду останавливаться в гостиницах, пока не окажусь на безопасном расстоянии от братьев. У меня, однако, имелись веские причины опасаться, что предпринятых мной мер недостаточно и что по меньшей мере одного из кузенов мое вмешательство приведет в крайнее раздражение.
Если не считать этих огорчений, путешествие мое было весьма приятным. Я люблю простую жизнь, уединение на лоне природы. Я проплыл мимо каноэ Бертелов у Шипкотского шлюза, чуть южнее, если быть точным. Судя по всему, это было всего за несколько часов до прискорбного исчезновения Дерека.
— Простите, мистер Феррис, — вставил Лейланд, — вы сами понимаете, что ваши показания могут иметь немалую важность. Вы видели на реке еще кого-нибудь — до шлюза или после? Нет нужды объяснять вам, имеются определенные подозрения, что тут дело нечисто.
— Дайте подумать… Я проплыл мимо лагеря бойскаутов… После этого, по-моему, больше никого не видел. Первым был смотритель шлюза. Затем я сразу увидел обоих Бертелов, а потом, кажется, больше никого, до самого Миллингтонского моста.
— До которого, полагаю, вы дошли где-то за полчаса?
— Нет-нет, я был там через час или два. Останавливался на обед. Может, даже больше двух часов. Видите ли, день выдался очень жаркий, выехал я рано. А потом у меня была с собой довольно интересная книга, так что я просто сидел в лодке и читал, чуть выше по течению от шлюза.
— Мм… — промычал Лейланд. — Какая жалость, что вы выбрали место именно выше по течению. В противном случае мы избавились бы от множества хлопот. Ну а затем, полагаю, выполнив поручение, вы вернулись домой?
— Вовсе нет. Коли уж я там очутился, то хотел до конца убедиться, что братья действительно путешествуют вместе, понимаете? Я навел справки в «Миллингтонском мосту», но рассказ горничной не позволял прийти к выводу, что они много времени проводили вдвоем. Поэтому я отправился в следующую гостиницу, «Голубую корову». Мне хотелось выяснить, помнит ли там кто-нибудь кузенов Бертелов. Кроме того, я спланировал поездку так, чтобы она завершилась именно там, и слуга из Уоллингфорда должен был передавать мою корреспонденцию туда — на вымышленное имя, разумеется. И слава богу, что я был предусмотрителен, поскольку вышло так, что в «Голубой корове» я среди писем увидел телеграмму, вызывающую меня к смертному одру миссис Кулмен. Конечно же, медлить было нельзя. Я переплыл на другой берег, оставил лодку в первом же подходящем месте и полем отправился на Шипкотский вокзал, где, по счастью, успел на поезд.
Боюсь, вам может показаться, что мой рассказ слишком длинен, но из опасения, что вы сочтете меня фантазером, я бы хотел, чтобы вам были известны все обстоятельства дела. Перед смертью, а точнее, в среду, миссис Кулмен составила новое завещание. Она сама изложила мне свои намерения. Мне она оставляла средства к существованию, но львиную долю состояния завещала старшему внучатому племяннику. «Если только я его не переживу, — добавила она, — но, кажется, это маловероятно. Адвокат посоветовал мне вписать и ваше имя, на случай если Дерек не сможет вступить в права наследства». Можете представить себе, что я испытал, услышав эти слова. Несмотря на то, что смерть Дерека можно было считать почти установленным фактом, у нас были строжайшие врачебные предписания в ее присутствии эту тему не поднимать.
Когда миссис Кулмен умерла, на меня, разумеется, свалилось множество хлопот. Но я не забыл про плоскодонку, и мне подумалось, что, если я продолжу прерванное путешествие и вернусь вплавь в Оксфорд, это несколько подкрепит меня после напряжения последних дней. В тот же день я сел на поезд, через Оксфорд доехал до Шипкота и вернулся к лодке.
Вы, наверно, решите, что расстроенные нервы сыграли со мной дурную шутку, но Найджел не выходил у меня из головы. Я питал — и по-прежнему питаю — сильное подозрение, что он избавился от своего кузена в стремлении стать его наследником. И вдруг меня осенило: весьма возможно, что между Найджелом и новым наследством стоит всего одна жизнь, и эта жизнь моя. Я не сведущ в законах, определяющих порядок наследования, но предполагаю, что следующим предъявить свои права может именно он. А если Найджел как-то прослышал о последней воле миссис Кулмен, неужели он остановится перед совершением второго убийства? Понимаете, это была неотчетливая мысль, где-то в глубине сознания, но по дороге от Шипкотского вокзала к реке у меня возникло неприятное ощущение, что за мной следят. Не раз и не два, когда я оборачивался, мне казалось, что за мной кто-то идет, стараясь, чтобы я этого не заметил. И даже когда я сел в лодку и поплыл, то не мог избавиться от этого ощущения. Я ясно видел на берегу человеческую фигуру, а возле Миллингтонского моста этот человек обогнал меня, держась вдалеке от берега. Я убежден, что, проходя мимо, он посмотрел на меня с подозрительным любопытством.
И я решил — может, то было ребячество — отплатить ему той же монетой. Я причалил и очень осторожно пошел по берегу, по возможности прячась в ивняке. Дойдя до моста, я его увидел. Он стоял, облокотившись на перила, как будто высматривая меня. Крайне осторожно я перешел дорогу и спрятался под пролетом моста, который частично заходит на сушу. До меня донесся обрывок его разговора со спутником, и услышанное убедило меня в справедливости худших моих опасений. Эти люди, которые состоят в тесной связи с Найджелом, действительно следили за мной и намеревались перехватить меня за Шипкотским шлюзом. Однако из их слов я сделал два обнадеживающих вывода. Во-первых, не знаю почему, но сразу за шлюзом они планировали пристать к берегу и оставить лодку на привязи. А во-вторых, в гостинице «Пескарь» у Итонского моста остановился инспектор Лейланд из Департамента уголовных расследований, имя которого они произносили чуть ли не со священным трепетом.