Майн Рид: жил отважный капитан — страница 4 из 8

США, вторая попытка: 1867–1870

Из Ливерпуля — в Ньюпорт, Из Ньюпорта — в Нью-Йорк

Интересно, что переживал 49-летний Рид, когда октябрьским днем корабль, на котором находились он и его жена, покидал гавань Ливерпуля? Не испытывал ли он ощущения некоего deja vu — повторения пройденного, учитывая, что 27 лет назад в почти такой же осенний день он, тогда еще двадцатилетний, покидал эту же гавань, чтобы отправиться в США. И так же, как сейчас, он стоял на палубе и смотрел, как «черные волны холодного и сумрачного Атлантического океана поглотили холмы родины». Вполне возможно. Но, наверное, он все же не испытывал особой тревоги и смятения. Судьба его давно определилась, и в Америку он ехал не за приключениями, а зарабатывать. У него был большой житейский и писательский опыт. Он был уверен в себе и в том, что его дарование будет востребовано в Америке. Да и вообще, Майн Рид был человеком позитивным, оптимистом и экстравертом, несклонным к ипохондрии и самокопанию. Скорее всего, покидая Британию, он испытывал прилив чувств и возбуждение. Грядущая встреча с Америкой рождала надежды и будила воображение — чем-чем, а уж воображением писатель точно обделен не был. Можно представить, какие воздушные замки он воздвигал в своем сознании! Вот кого действительно страшила встреча с Новым Светом — так это его жену, Элизабет Рид. Несомненно, грядущая стойкая антипатия миссис Рид к США зародилась именно тогда — на палубе пакетбота под вой ветра, скрип снастей, корпуса и такелажа, когда, задыхаясь под напором промозглого, насыщенного морской влагой воздуха, она, кутаясь в меха, тщетно старалась удержать тепло, но оно улетучивалось, исчезало, как исчезала вдали ее милая родина, которую она покидала первый раз в жизни. Она действительно была очень напугана, и встреча с далекой страной порождала больше страхов, а не надежд, как у мужа.

Точная дата отплытия четы Ридов из Ливерпуля в Америку неизвестна. Мы знаем, что произошло это в середине октября.

Отсутствуют источники, которые помогли бы установить название, тип судна и его маршрут. В то же время очевидно, что писатель с женой не могли отправиться через океан на паруснике и, вероятнее всего, воспользовались услугами компании «Кунард», эксплуатировавшей наиболее надежные и самые современные для того времени скоростные парусно-паровые суда. Следовательно, прежде они высадились в Нью-Йорке и уже оттуда перебрались в Ньюпорт[79]. Сколько времени Риды пробыли в Нью-Йорке? Поскольку путешествие по «Кунард лайн» (Ливерпуль — Галифакс — Нью-Йорк) длилось обычно от десяти до четырнадцати дней, а Британию они покинули в середине октября и оказались в Ньюпорте (это известно совершенно точно) 8 ноября, следовательно, в Нью-Йорке писатель и его жена провели примерно от недели до десяти дней.

Долгое путешествие, неизбежная морская болезнь, а затем огромный, шумный и бестолковый Нью-Йорк, населенный бесцеремонными, невоспитанными янки, — все это должно было еще больше напугать молодую женщину — британскую аристократку, привыкшую к иному окружению и темпу жизни. Поэтому переезд в Ньюпорт она восприняла с облегчением и наверняка была благодарна мужу. Да и решение это — перебраться в тихий, провинциальный город — Майн Рид принял, скорее всего, именно из-за супруги, понимая, что его хрупкая спутница жизни нуждается в каком-то времени для адаптации к заокеанской действительности.

Почему выбор Ридов пал именно на Ньюпорт? Ответ на этот вопрос очевиден — прежде, в американский период своей жизни, Майн Рид жил в нем и хорошо знал город. Они сняли дом на всю зиму. Сделать это было нетрудно и стоило совсем недорого — не только по сравнению с Англией, но и по американским меркам. Ньюпорт уже в 1840-е годы входил в моду как респектабельное место отдыха, а к концу 1860-х превратился в модный и дорогой морской курорт с хорошо развитой инфраструктурой. Но с осени и до лета жизнь в нем замирала: отели пустовали, отдыхающих не было, и те, кто ценил уединение и покой, могли им наслаждаться в полной мере.

Но если миссис Рид покой был действительно необходим (и она смогла обрести его в Ньюпорте), то ее муж не мог позволить себе отдыхать — необходимо было немедленно начинать работу, налаживать контакты. Собственно, «контакты» уже были налажены — сначала перепиской, а затем и личными встречами и визитами уже в Нью-Йорке. Да и «работа» началась еще в Англии. Сохранилось письмо Рида, датированное 27 июля 1867 года и адресованное американской издательской фирме «Бидл энд Эдамс» (Beadle and Adams). В нем Рид писал: «В свете тех весьма щедрых условий, что были Вами предложены, я согласен написать цикл романов для серии «Роман за десять центов»[80], выпускаемой Вашим издательством. Первый из них, озаглавленный «Беспомощная рука», будет отправлен Вам пароходом, покидающим Англию 19 августа сего года». То есть очевидно, что уже летом (а возможно, и весной) он активно переписывался с американскими издателями — не только с Дж. Манро, владельцем «Файерсайд компэнион», но и с владельцами «Бидл энд Эдамс», предлагавшими ему сотрудничество на очень выгодных условиях. Можно сделать и другой вывод — в июле Майн Рид еще не принял решения покинуть Англию и перебраться в США. Видимо, это решение было принято позже и, вполне возможно, было спонтанным. Что же касается романа «Беспомощная рука», который должен был стать (и стал) первым из текстов, написанных для «Бидл энд Эдамс», то он так и не был отправлен «пароходом, покидающим Англию 19 августа». Рид привез его сам и лично вручил издателям в конце октября 1867 года в Нью-Йорке. Там и тогда же был заключен и договор, по которому писатель подряжался сочинить серию романов для издательства.

«Беспомощная рука, или Возмездие дикого леса» (The Helpless Hand. A Tale of Backwoods Retribution) стал первым романом Рида, опубликованным в «Бидл энд Эдамс». Он вышел уже 14 января 1868 года в очередном — 141-м выпуске «Романов за десять центов». Писателю заплатили 600 долларов, что было необычно высоким авторским вознаграждением за книгу, опубликованную этой издательской фирмой. Обычно они платили своим авторам меньше, но Майн Рид был «фигурой международного масштаба», признанным мастером жанра, на котором специализировались издатели, и он «эксклюзивно» сотрудничал с издательством. Об этом предварительно известили читателей (выделив текст рамкой и крупным шрифтом) в предшествующем 140-м выпуске серии.

Здесь, вероятно, имеет смысл сделать небольшую паузу в повествовании о жизни писателя, чтобы предпринять небольшой экскурс в литературную действительность Америки конца 1860-х годов — во всяком случае, ту, что связана с деятельностью издательского дома «Бидл энд Эдамс». Без подобного экскурса едва ли возможно адекватное восприятие обстоятельств жизни и творчества Рида тех лет.

Прежде всего необходимо отметить, что литературный рынок Америки разительно отличался от английского викторианского. Если в 1860-е годы в Англии почти безраздельно господствовал традиционный «трехпалубный» роман, который покупали платные библиотеки для распространения среди читателей (по сути, для сдачи в кратковременную аренду), то в США платные библиотеки британского типа (circulating libraries) хотя и существовали (главным образом в крупных городах), но отнюдь не определяли положение на рынке. В отличие от английских коллег американский издатель запускал руку в читательский карман без посредников (библиотек), а действовал напрямую, продавая свой товар всем желающим — реализуя его в книжных магазинах, газетных киосках, на железнодорожных станциях, по почте, книгоношам, которые доносили книги до самых отдаленных уголков страны.

Америка превосходила Англию не только размерами. Уже в начале XIX века население США превышало население бывшей метрополии, а уже в середине столетия — тем более. Выше был процент горожан, да и просто людей грамотных среди американцев было значительно больше. Все это создавало хорошие предпосылки для развития полиграфии и книжного дела. Но до середины столетия эти преимущества Америки оставались почти неощутимыми — разве что газетно-журнальное дело развивалось в США интенсивнее, чем в Англии, и периодических изданий стало больше, они были разнообразнее и играли большую роль. Так продолжалось примерно до начала 60-х годов XIX века, когда американский бизнес принялся энергично осваивать книгоиздание, хотя, справедливости ради, отметим, что местом приложения его сил были крупные города — Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Филадельфия (вспомним в связи с этим сумасшедший успех сочинений Дж. Липпарда — упоминавшегося в книге филадельфийского знакомца Майн Рида). Качественный скачок произошел в годы Гражданской войны Севера и Юга (1861–1865). Массы людей (главным образом грамотных мужчин) были отторгнуты от привычных занятий, вырваны из традиционного окружения, собраны в гигантские коллективы, составив, таким образом, почти безграничную аудиторию читателей — то есть рынок для книготорговцев. После войны многие участники вспоминали, что для них книги были не менее важны, чем вода, табак или пища, и в квартирмейстерских обозах связки книг занимали едва ли меньше места, чем обмундирование и письма из дома[81]. Определились и векторы развития книжной продукции — как по содержанию, так и по форме. На войне было время для досуга, но не для глубоких размышлений — поэтому книга прежде всего отвлекала и развлекала. Сюжет должен быть «мужественным»; герои — мужчинами, которые совершают героические поступки. Американцам не интересны приключения иностранцев, поэтому герои — американцы. А где в Америке «есть место подвигу»? На Дальнем Западе. Там и происходят события большинства романов, а герои сражаются с кровожадными индейцами (реже — с вероломными мексиканцами, иногда и с теми, и с другими одновременно). На войне нет места унынию — события должны развиваться динамично и заканчиваться победой Добра (то есть американцев) над Злом (индейцами и мексиканцами). Тогда, в начале 1860-х, формируется «канон» литературы подобного рода, который будет доминировать не только в 1860-е, но и в 1870-е, 1880-е и даже 1890-е годы. «Городской сюжет» с преступлениями и частными сыщиками, их расследующими, — Натом Пинкертоном, Ником Картером и их «коллегами» — изобретение уже XX века. Майн Рид был одним из тех, кто формировал «канон» — и, безусловно, наиболее ярким и талантливым среди всех.

Огромная аудитория определяла не только содержание, но и «форму» — книга должна быть небольшой, удобной, чтобы ее можно было носить в солдатском ранце, а по прочтении не жалко передать товарищу или даже выбросить. Поэтому прежде всего она обязана была быть дешевой. Так в годы войны сформировался стандарт книги: она стоила не дороже 20 центов (в 1860-е — обычно десять центов), печаталась на дешевой газетной бумаге, текст располагался в несколько колонок (обычно от двух до пяти), переплет заменила бумажная обложка, число иллюстраций сводилось к минимуму (обычно в книжке имелась всего одна иллюстрация — на титульном листе). Стандартным был и объем — обычно он не превышал ста страниц. В отличие от знакомых европейскому читателю романов, печатавшихся в виде брошюр с продолжением, каждая книга включала только один роман, который сочинялся автором под этот формат. Обязательным был и рекламный блок в конце книги. Обычно это были первые 10–20 страниц романа, который в полном виде печатался в следующем выпуске. В 1860–1890-е годы «Бидл энд Эдамс» в каждой издаваемой ими серии выпускали по роману еженедельно.

Названная издательская фирма была, конечно, не единственной, кто печатал книжки подобного рода, но безусловным пионером и наиболее успешной в этой области. Ее первая серия «Роман за десять центов» была запущена еще в преддверии Гражданской войны — в 1860 году. К тому моменту, когда Рид стал одним из ее авторов, число наименований в серии уже приближалось к полутора сотням (многие из них часто переиздавались, и тиражи постоянно допечатывались), а к моменту завершения серия насчитывала больше трехсот романов. В 1870–1880-е годы на смену им пришли новые серии: «Библиотека романов за пять центов» (Half-Dime Library), «Карманная библиотека» (Pocket Library), «Новые романы за десять центов» (New Dime Novels), «Десятицентовая библиотека» (Dime Library), «Романы за двадцать центов» (Twenty Cent Novels). Они изменились внешне — их украсили цветные обложки, появились иллюстрации в тексте, но по содержанию и объему — почти не претерпели изменений. Тот факт, что упомянутые серии выпускались под маркой «Бидл энд Эдамс», красноречиво говорит о размахе явления. А ведь свои серии выпускали и другие американские издательства! Конечно, на обложках появлялись новые имена, но значительную часть текстов в этих сериях составляли уже опубликованные прежде — в 1860-е годы, а среди них и те, что были написаны Майн Ридом. Широко бытует мнение, что именно тогда — в США, в 1860-е, с «десятицентовыми» романами зарождалось явление, ставшее одним из знаковых для современной мировой цивилизации и культуры — так называемая массовая литература. Если это действительно так (а это очень похоже на правду), то Рид был одним из тех, кто стоял у истоков этого явления. И он не был одним из безликих, бесследно канувших в Лету сотен сочинителей, но, напротив, стал одной из ярчайших звезд в этом списке[82].

Вообще, американцы второй половины XIX века много читали — явно больше, нежели их современники британцы. Об этом свидетельствует не только поразительный коммерческий успех «карманных серий» «Бидл энд Эдамс», но и широкое распространение (а следовательно, и востребованность их читателем) американских периодических изданий иного рода — всевозможных литературных газет и еженедельников той эпохи. Таких, как упоминавшийся выше «Файерсайд компэнион» или, например, «Нью-Йорк леджер», «Нью-Йорк джорнэл», «Нью-Йорк уикли», «Фрэнк леслис иллюстрейтед» и т. д. В пору расцвета их разовые тиражи нередко превышали 300 тысяч, доходя порой и до полумиллиона. Все они прежде всего были литературными изданиями, печатавшими прозу — романы и рассказы, поэзию и публицистику. С некоторыми из них сотрудничал и Рид. Но об этом позже.

В американские годы Ридом в серии «десятицентовых романов» «Бидл энд Эдамс» было опубликовано пять романов. Четыре из них он сочинил специально для нью-йоркского издательства. Первым стал уже упоминавшийся роман «Беспомощная рука». Затем был опубликован «Плантатор-пират» (The Planter Pirate. A Souvenir of Mississippi). Он вышел в «десятицентовой» серии 9 июня 1868 года под номером 152. Под номером 155, через месяц с небольшим (24 июля), появился роман «Белая скво» (The White Squaw). И, наконец, в октябре под номером 189 был напечатан последний — «Желтый вождь» (The Yellow Chief A Romance of the Rocky Mountains), больше известный русскому читателю под названием «Голубой Дик»[83]. Очевидно, все они (за исключением первого) были написаны в Ньюпорте, и сочинил их Рид менее чем за год. Хотя романы эти были меньше по объему тех книг, что Рид сочинял прежде, можно представить, какой энергией и творческой потенцией он обладал, с каким напряжением сил мог трудиться! Правда, и вознаграждение за них он получил немалое — источники свидетельствуют, что за каждый ему заплатили по 600 долларов. Это были не только очень большие суммы, но они значительно превышали обычную авторскую ставку «Бидл энд Эдамс». Один из сотрудников издательства вспоминал, как летом 1868 года Майн Рид явился в нью-йоркский офис компании с рукописью только что законченного романа и потребовал за нее уже 700 долларов. «И эти деньги были ему незамедлительно выплачены наличными, — сообщал этот человек. — Никто даже не счел необходимым сначала ознакомиться с текстом». Что ж, такова была репутация писателя. А роман, о котором шла речь, хорошо известен — это «Белая скво», который Рид считал одним из лучших своих творений. Потому, видимо, и затребовал увеличенный гонорар. К тому же объем его не укладывался в 100 страниц, а значительно его превышал.

Но в большой «бочке меда» была и «ложка дегтя». Получая изрядные гонорары, писатель продавал не только рукопись, но и издательские права на нее. Правда, это касалось только изданий в Америке. Но Рид шел на это, как и прежде — в британский период, продавая и рукопись, и права на нее в Англии. Видимо, он считал это и выгодным, и справедливым. Впрочем, такова была обычная практика литературной жизни середины XIX века. Но если в Великобритании в отношениях «автор — издатель» постепенно все решительнее заявляла о себе более цивилизованная система «роялти» (отчислений с каждого проданного экземпляра), то в США работали еще «по старинке», — выкладывая деньги сразу. Для «Бидл энд Эдамс», учитывая размах издательства, это была выгодная сделка: приобретая роман, они могли тиражировать его совершенно беспрепятственно и выпускать в любых сериях и «библиотеках» (что впоследствии и делали). Интересная подробность: Рид продавал не только «свежие» вещи, но и выходившие прежде — в 1850–1860-е годы в Англии. Он был заинтересован в их продаже именно американскому издателю, ведь масштаб американского «пиратства» был огромен. Продавая свой текст американцу, он, во-первых, получал неплохие деньги, а во-вторых, мог рассчитывать, что теперь его книгу будет издавать этот конкретный издатель, а не кто угодно, и он будет защищать свои права, не дозволяя тиражировать текст другим. Получилось, правда, не слишком успешно. Единственным известным нам проданным таким образом романом является книга «Охотники за скальпами»[84]. Майн Рид продал его все тому же «Бидл энд Эдамс». Роман вышел в той же серии «десятицентовых романов», что и другие, и появился в продаже 19 мая 1868 года под номером 150. Что интересно — издатель и на этот раз заплатил писателю его обычные 600 долларов. Видимо, «Бидл энд Эдамс», в отличие от большинства американских коллег, предпочитали (или могли себе позволить?) «цивилизованные» отношения с автором — подданным иного государства.

По воспоминаниям вдовы, проблема «пиратства» очень волновала супруга. Что, в общем-то, и понятно — его романы пользовались большой популярностью в Америке и широко здесь издавались, а сам автор при этом не получал за них ни цента. Живя в Ньюпорте, Рид вел активную переписку по этому поводу. Он писал письма в газеты, американским издателям, которые грешили этим. Но если газеты относились к праву получать деньги за собственные произведения сочувственно и публиковали его выступления, то издатели, как правило, оставляли эти послания без ответа и денег не платили, что приводило писателя в настоящую ярость. Особенный гнев вызывал у Рида нью-йоркский издатель Роберт Де Витг, который не только поставил на поток «пиратский» выпуск его произведений (начиная с «Квартеронки», которую он напечатал в 1856 году, — сразу же после появления британского издания он выпускал почти каждый роман писателя, нимало не смущаясь откровенного воровства интеллектуальной собственности), но, как полагал Рид, сколотил на его книгах целое состояние. Но не только «пиратство» Де Витта возмущало литератора, но и то, что за романы Рида бессовестный издатель выдавал чужие тексты. В письме издателю «Харпере уикли» — крупнейшего в Америке того времени литературного журнала, Майн Рид писал: «Де Витг, который, как Вам должно быть известно, подвизается в Нью-Йорке, не только бессовестно распоряжается романами, не ставя автора в известность, но еще и позволил себе издать под моим именем несколько томов, которые я не писал».

Джоан Стил в своем исследовании, довольно подробно обсуждая проблему «пиратского» использования текстов в США, в качестве вопиющего примера приводит роман под названием «Рейнджеры и регуляторы», который в 1870 году Р. Де Витт выпустил под именем Майн Рида, хотя в этой книге писателю не принадлежало ни строчки. Но если в этом случае мы имеем дело с откровенной подтасовкой и проблема авторства не вызывает ни малейших сомнений, то куда сложнее дело обстоит, например, с более ранним «фальсификатом» Де Витта — романом «Дикая жизнь, или Приключения на границе» (Wild Life: or, Adventures on the Frontier. A Tale of the Early Days of the Texan Republic, 1857), который был скомпилирован из книг двух разных писателей — немца Карла Постла, писавшего под псевдонимом Чарлз Силсфилд[85], и американца Ф. Хадмэна[86]. Первая — «Очерки о жизни в Техасе» (The Cabin Book; or, Sketches of Life in Texas) — вышла в 1844 году, а роман второго «Жизнь на границе» (Frontier Life; or, Scenes and Adventures in the South West) — в 1853 году. Но кроме этих текстов в книгу включены несколько новелл и очерков Рида, которые он в 1840-е годы опубликовал в филадельфийском «Грэме мэгэзин». Рид знал об этой публикации и именно ее имел в виду, возмущаясь действиями «пирата».

В художественном смысле роман «Дикая жизнь, или Приключения на границе» совершенно не примечателен. К тому же компилятор даже не попытался придать стилистическое сходство с сочинениями Рида. На его романы этот текст (кроме вставных новелл) совершенно не похож. Но сам факт этой публикации важен. Во-первых, потому, что свидетельствует об огромной популярности сочинений писателя в Америке (этот текст неоднократно переиздавался в США в 1850–1890-е годы). А во-вторых, тем, что именно с этой книги начинается пресловутая неразбериха с авторством Майн Рида, ведь «Дикая жизнь» — первый роман из числа многих, кои Рид не писал, но на титульном листе изданий которых обозначено его имя. В дальнейшем мы еще поговорим о сомнительных текстах подобного рода. Теперь же отметим, что Рид сам усугубил неразбериху с авторством «техасской» книги, опубликовав ее под своим именем у Р. Бентли в 1873 году. Что его подвигло на это? Месть Де Витту? Стремление заработать? Можно выдвинуть и такую версию — писатель хотел закрепить за собой авторские права, чтобы никто, кроме него, не мог распоряжаться романом хотя бы в Англии. Однако это лишь версии — истинных мотивов мы не узнаем никогда.

Но пора вернуться в Ньюпорт, штат Род-Айленд. Впрочем, наше пребывание не будет там долгим, поскольку недолго пробыли там и наши герои. Неизвестно, чем занималась в Ньюпорте миссис Рид. Но, зная ее характер и привычки, можно утверждать, что целые дни она проводила дома — в съемном коттедже. Она скучала, ей было здесь плохо. Не только потому, что целыми днями она была предоставлена сама себе — к этому, живя с мужем-писателем, она, в общем-то, давно привыкла. Да какие-никакие нашлись у нее и заботы — она заваривала мужу чай, ворошила угли в камине, давала указания и поручения прислуге. Но ей не нравился климат — этот ветер, постоянно дующий с моря, эти «ледяные дожди» и ветви деревьев, покрытые коркой замерзшей воды, внезапные оттепели и такой скользкий лед под ногами, что невозможно ступить и шагу без риска повредить и даже сломать ногу. Едва ли миссис Рид удалось свести знакомство с кем-нибудь из местного общества. В то время — позднюю осень, зиму и весну, что жили здесь Риды, всякая светская жизнь на курорте замирала до начала нового сезона — до первых гостей, которые приезжали обычно в начале июня. Чем занимался Майн Рид — понятно. Вряд ли у него было даже время заметить, что его жена тоскует, что ей одиноко и совсем не нравится в Америке. С его любовью к этой стране последнее вообще было недоступно пониманию — как это кому-то может здесь не нравиться? Тем более его жене. Все время — утро (а он имел привычку начинать работать с самого утра — еще до завтрака), день, вечер, а иногда и часть ночи он посвящал сочинительству. Упоминалось, сколько романов он сочинил для «Бидл энд Эдамс», — и это всего за несколько месяцев. Можно представить, сколько он должен был трудиться! Но проникнемся еще большим уважением к его трудолюбию, если укажем, что в Ньюпорте Рид был занят не только сочинением «десятицентовых» романов, но и писал рассказы, статьи, письма в газеты, а еще принялся за сочинение сразу трех (!) романов: «Жена-дитя» (The Child Wife: A Tale of the Two Worlds), «Американские партизаны» (The Free Lances: A Romance of the Mexican Valley), «Уединенное жилище» (The Lone Ranche: A Tale of the «Staked Plain»). Все они были начаты в Ньюпорте, но закончены позднее — в 1868–1869 годах, когда писатель уже жил в Нью-Йорке.

Хотя Рид, как мы видим, хорошо зарабатывал литературным трудом в Америке, но и здесь денег ему не хватало. Пережитые им финансовые катаклизмы не смогли заставить его изменить приобретенные привычки и стиль жизни. Поэтому нет ничего удивительного в том, что писатель заранее продал еще незаконченные вещи, заключив договоры на издание этих романов. Вдова в своих воспоминаниях сообщает, что роман «Жена-дитя» Рид предложил знаменитому Фрэнку Лесли — издателю самой тиражной в те времена литературной газеты США «Фрэнк леслис иллюстрейтед», богачу и оригиналу, личное знакомство с которым в скором времени подтолкнет Рида к очередной инициативе, которая в дальнейшем серьезно осложнит его жизнь. Элизабет Рид засвидетельствовала, что Лесли заплатил писателю за роман восемь тысяч долларов. Сумма поразительная. Но, даже если принять во внимание известный факт, что никто не платил своим авторам таких щедрых гонораров, как Лесли, она вызывает серьезные сомнения. Зачем миссис Рид нужно было преувеличивать? На этот вопрос ответ дать нетрудно. В простодушии своем она, видимо, полагала, что литературную ценность сочинений мужа можно измерить величиной гонорара, и потому, нимало не смущаясь, с легкостью дорисовывала лишний нолик к цифре вознаграждения. Не стоит судить ее строго. Она любила своего мужа и искренне верила, что ее наивный обман возвышает его талант в глазах потомков. Но совершенно не приходится сомневаться в словах миссис Рид, когда она говорит, что ее муж совершил «литературный подвиг, почти не имеющий себе равных». И подвиг этот совершался на американской земле — сначала осенью и зимой 1867-го, зимой и весной 1868 года в Ньюпорте, а затем в 1868–1869 годах в Нью-Йорке.

В Нью-Йорк миссис и мистер Рид перебрались незадолго до начала очередного курортного сезона — в конце апреля 1868 года. Сбрасывая морок зимней летаргии, Ньюпорт постепенно оживал, людными становились улицы, населялись отели, вечерами слышалась музыка, открывались рестораны и театры. Насколько можно судить по роману «Жена-дитя», Риду претило «курортное общество». Но не оживление в городе гнало чету Ридов в Нью-Йорк. Майн Рид задумал новый проект — точнее, даже несколько проектов, осуществление которых требовало его пребывания в этой неформальной столице Соединенных Штатов.

Американские романы

Элизабет Рид, которая по обычаю многих викторианских дам благородного происхождения вела дневник, сберегла для потомков нью-йоркские адреса мужа. Путешествие по этим адресам, предпринятое уже в начале XXI века «русским американцем» Геннадием Ульманом[87], показывает, что многие из тех домов, где жили Риды, сохранились. В большинство из них можно зайти и сейчас, прикоснуться к стенам, к которым прикасался Майн Рид, заглянуть в окна, через которые смотрел писатель. Но прежде, чем мы перенесемся в Нью-Йорк 1868 года, сделаем паузу и обратимся к произведениям, которые он сочинил в Америке.

Их довольно много, и они разнообразны — как по форме, так и по содержанию. Короткие остросюжетные романы (правильнее их было бы назвать повестями), созданные по заказу «Бидл энд Эдамс», соседствуют в этом списке с более привычными для Рида объемными многоплановыми текстами — такими как «Жена-дитя» и «Белая скво».

Сколько всего романов Майн Рид написал и опубликовал в Америке в 1868–1870 годах? Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться. Например, публикация романа «Белая скво» была анонсирована писателем еще в мае 1867 года, тогда же были написаны и его первые главы. Но одноименный роман, вышедший в 1868 году, представлял собой совершенно другой текст. Или, например, роман «Беспомощная рука», который под названием «Роковая веревка» он собирался публиковать в журнале «Бойс ингланд джорнэл», обрел совершенно иные вид и форму, нежели задумывалось писателем изначально. Или роман «Смертельный выстрел». Первоначально Рид планировал печатать его в своем журнале «Вперед» и, соответственно, принялся сочинять его с прицелом на определенный размер и аудиторию. Но роман не был завершен в Америке. Рид издал его в трех томах в Англии, и окончательный вариант разительно отличался от того, каким он задумывался. Еще интереснее с «Американскими партизанами»: известно, что роман этот заказал Ф. Лесли для своей газеты «Фрэнк леслис иллюстрейтед». Роман был написан, и Рид получил причитающееся вознаграждение. Но по какой-то причине Лесли не стал его печатать тогда же, а выпустил его только через несколько лет, да и то под другим названием — «Крис Рок» (Cris Rock: or, A Lover in Chains). В 1881 году Рид переработал и расширил роман, а затем опубликовал под названием «Американские партизаны»[88]. Тот текст, который он создавал для Лесли, к сожалению, недоступен. Однако известно, что окончательный вариант значительно объемнее «американского» — он был издан в классических викторианских трех томах. И все же отделить американские романы от прочих можно. Вот они: «Беспомощная рука», «Плантатор-пират» («Остров дьявола»), «Желтый вождь» («Голубой Дик»), «Белая скво», «Жена-дитя», «Желтая горилла» («В дебрях Борнео») и «Уединенное жилище». В число американских романов мы не включаем «Американских партизан». Сказанное выше, думается, объясняет причину этого.

Читателю известно, что первые четыре книги Майн Рид написал по заказу издательства «Бидл энд Эдамс». Это обстоятельство оказало самое непосредственное воздействие не только на объем и содержание, но и на качество текстов. Сотрудничество с американскими издателями заставило Рида отказаться от сочинения многоплановых, «густонаселенных» историй. Он был ограничен и в объеме: истории для «Бидл энд Эдамс» должны «укладываться» в книжку небольшого формата в 100 страниц. Это было примерно в три раза меньше того, к чему писатель привык. «Формат» серии предопределял и место действия — оно должно было развиваться на Западе, в «пограничье». Последнее условие Риду было выполнить несложно — события большинства предшествующих историй писателя происходят, как известно, на пространствах Дальнего Запада.

Мы знаем, что первой «американской» книгой стал роман «Беспомощная рука». Действие его отнесено к 40-м годам XIX века, то есть развивается оно в «героическую эпоху» освоения Запада в Арканзасе. Напомним событийную составляющую истории. Герой романа, юный охотник с примесью индейской крови по имени Пьер Робидо, становится жертвой жестокой игры, которую затеяли его белые сверстники. Они заключили пари, кто дольше сможет провисеть, зацепившись правой рукой за ветку дерева. Чтобы «все было по-честному», левая рука должна быть привязана к туловищу. Гордый Пьер пошел на это, но жестокие белые набросили еще и петлю на шею герою. Так они пошутили. Но шутка обернулась трагедией — на поляну выскочил медведь, и вся группа устремилась за ним, забыв про Пьера. В конце концов, рука не выдержала, и герой был повешен. Но он остался жив. Охотник Джерри Рук обрезал веревку и отнес потерявшего сознание Пьера к себе в хижину. Он скрыл этот факт от тех шестерых, которые устроили жестокую забаву, и сказал, что спрятал труп юноши, а за молчание потребовал ренту — каждый должен был платить ему по 100 долларов ежегодно. Минуло шесть лет. Джерри Рук разбогател: у него большой дом, прислуга, плантация, рабы. У него красавица дочь, которую он хочет выдать за одного из негодяев — богача Альфа Брэндона. Последний влюблен в дочь охотника, но та с детства (и взаимно) любит Пьера Робидо. Тот возвращается из Калифорнии, где был золотоискателем. Тайна «повешенного» раскрыта, и все хотят отомстить: «шутники» Джерри Руку, тянувшему из них деньги; Пьер — «шутникам», а охотник не желает упускать деньги и намерен приструнить «бунтовщиков». Поначалу он против брака дочери и Пьера. Но, узнав о том, что последний разбогател в Калифорнии, становится на его сторону. Пьер мстит главному обидчику Брэндону, а остальных… наказывает жизнь — дурные наклонности всех их приводят к позорной смерти.

В творческом плане «Беспомощная рука» — конечно, серьезный шаг назад для Рида. Он не сумел вместить полноценную увлекательную интригу в предлагаемый объем. Очевидно, поначалу он сочинял историю, которая предполагала иное художественное пространство — с тщательно разработанным сюжетом, несколькими повествовательными линиями, насыщенное событиями, с эпизодами, раскрывающими характеры основных действующих лиц, и с собственными историями каждого из них. Вначале действие и развивается в соответствии с указанными принципами. Писатель дает подробную предысторию, завязывает интригу, но вместо того, чтобы так же обстоятельно и в том же темпе продолжать рассказ, «комкает» историю, «быстренько» соединяет влюбленных, «скороговоркой» карает главного злодея и завершает повествование, не успев даже воздать остальным по заслугам. Нетрудно понять, почему Рид допустил такой «брак в работе». Судя по всему, сочинять он начал повествование традиционного для него типа, но, получив заказ от «Бидл энд Эдамс», поспешно приспособил написанное под требования издателя. Конечно, ничего хорошего из этого получиться не могло. Подтверждает это предположение уже следующий «десятицентовый» роман писателя — «Плантатор-пират», более известный нашему читателю как «Остров дьявола».

Хотя эту книгу Рид сочинил очень быстро — всего за несколько месяцев (при этом он параллельно работал и над другими текстами) — по своему качеству она явно выше, нежели предыдущая. Прежде всего, очевидно, что «Остров дьявола» — не переделка, но произведение, обладающее внутренней целостностью. Сочиняя его, Рид стремился к тому, чего не хватало «Беспомощной руке» — к балансу формы и содержания. Традиционно «Остров дьявола» называют романом. На самом деле, это, конечно, не роман, а повесть. Центральной фигурой, скрепляющей сюжет, является рассказчик. Он повествует о событиях, участником которых был, и рассказывает о них в порядке их развития, представляя героев по мере их появления на сцене и степени участия в событиях. В повести немного действующих лиц и нет лишних. Каждый выполняет свою роль и развивает сюжет. Сама по себе история довольно простая. Рассказчик путешествует по южным штатам, знакомится сначала с красавицей Корнелией Вудли и ее братом Уолтером, затем с их знакомцем Натом Брэдли, который ухаживает за Корнелией. Брэдли — странный субъект: за короткое время он разбогател, но источник его богатства непонятен рассказчику. Брэдли — сосед другого брата Корнелии — Генри, владельца плантации. Генри — должник Брэдли и вынужден терпеть его компанию и ухаживания за сестрой. Кроме этого, Брэдли водится с уголовными типами, с которыми его связывают темные дела. Автор с риском для жизни узнает тайну Брэдли — тот промышляет пиратством и убийствами на Миссисипи, грабя баржи, груженные хлопком. С братьями Вудли ему удается взять пирата с поличным, и негодяй отправляется на каторгу.

Вполне достойно на фоне предыдущего смотрится и следующий «десятицентовый роман» — «Желтый вождь», позднее сменивший название на «Голубой Дик» и русскому читателю известный главным образом под этим заглавием. Как и «Беспомощная рука» (да и большинство «бидловских» романов «за десять центов»), это роман о «пограничье». Действие его начинается на Юге США. В эпизоде — прологе к основному событию, завязывается конфликт, дается предыстория и происходит знакомство с основными действующими лицами. Их немного. Прежде всего, это негр по прозвищу «Голубой Дик». По приказу сына владельца плантации Блонта Блэкадцера его подвергают унизительному наказанию. Карает раба надсмотрщик Снивелли. Кроме упомянутых за экзекуцией наблюдает сестра Блонта — Клара. На следующий день, совершив убийство, невольник убегает. Проходит несколько лет, и семейство Блэкадцеров переселяется на Запад. На караван нападают индейцы, которых возглавляет «Желтый вождь». Предводитель краснокожих конечно же не кто иной, как сбежавший «Голубой Дик». Он горит местью: глава семейства — старый Блэкадцер — убит, страшные пытки и смерть уготованы Блонту, Кларе и Снивелли. Но о нападении индейцев узнает охотник-ирландец Эдвард О’Нейл. С товарищами он нападает на разбойников, освобождает пленных, а затем… женится на Кларе.

Несмотря на, скажем так, не слишком оригинальный (прежде всего для самого Рида) сюжет, роман сделан добротно, действие его развивается динамично. Рид — профессионал, и профессиональная рука в романе ощутима. Думается, автор не разочаровал не только издателей из «Бидл энд Эдамс», но и читателей — любителей «десятицентовых романов».

«Белая скво» — последний роман, сочиненный Ридом для серии. Напомним, писатель запросил за него увеличенный гонорар — 700 долларов. Сделал он это не только потому, что роман был по объему больше предыдущих, но и потому, что он нравился писателю. Любовь, конечно, слепа, а «родитель» не способен относиться к своим «детям» объективно. И восприятие Ридом собственного романа демонстрирует сию прописную истину довольно наглядно.

«Белая скво» возвращает читателя во Флориду — в годы, предшествовавшие войне с семинолами, описанной в «Оцеоле». Рид отказывается от обширной экспозиции, и действие романа начинается с завязки событий. Белый юноша Уоррен Роди убивает индейца по прозвищу «Красный Волк», который пытается уничтожить сына вождя Нелати. Благородный поступок на поверку оказывается не таким уж и благородным — Уоррен выстрелом убирает ненужного свидетеля своих отношений с сестрой Нелати Сансутой. Любовь Уоррена к индианке отнюдь не возвышенного толка — он хочет обладать ею. Индейская девушка — чистое дитя, напротив, искренне любит негодяя. После смерти «Красного Волка» связным между индианкой и Уорреном становится хромой невольник его отца, у которого свои и, как становится известно в финале, — весьма зловещие планы. Отец Уоррена — местный «губернатор» Элайс Роди. Некогда он оказал услугу вождю, и тот подарил ему часть земель своего племени. Элайс завербовал несколько десятков семей и основал «колонию». Но, человек неблагодарный и аморальный, он желает увеличить свои владения: «губернатору» приглянулся священный для индейцев холм, на нем он решил возвести дом. Индейцы отказываются уступить Роди, но тот в их отсутствие начинает работы по строительству, а это приводит к войне. В боях гибнут колонисты, убит «губернатор» (умереть ему «помогает» мстящий хромоногий раб, которого в детстве тот, оказывается, изувечил для забавы, да и забыл об этом), гибнет Уоррен, сходит с ума потерявшая возлюбленного Сансута. Дочь Роди Элис попадает в плен к индейцам, она должна погибнуть, но ее жизнь и честь спасает влюбленный в нее Нелати. Но Элис не любит Нелати, а влюбляется в молодого вождя Вакору. В отчаянии Нелати кончает жизнь самоубийством, а Элис становится той самой «белой скво», что дала название роману.

В художественном отношении «Белая скво», конечно, — не совершенство. Роман явно «перенаселен» персонажами, большинство из них вполне эмблематичны — глубины им явно не хватает. Но и неудачным его назвать нельзя. Даже в рамках «десятицентового романа» Рид сумел создать текст весьма необычный — и по своей идеологии, и по характерам героев. Прежде всего, «Белая скво» — роман не только «пограничный», но еще и «индейский». Основные его действующие лица — индейцы. Причем изображены они совершенно не так, как это принято в «десятицентовом романе». В истории Рида нет кровожадных и вероломных индейцев. Если они и жестоки, то не намеренно, — их жестокость писатель объясняет обычаями и обстоятельствами войны. И уж во всяком случае, они не более жестоки, чем белые. А уж в благородстве и верности данному слову белым с ними не соперничать. Что интересно, за исключением колоритного, но эпизодического героя — старого охотника Криса Кэрролла и совсем уж «бесцветной» Элис Роди, среди белых нет положительных персонажей. Все они — отрицательные. Положительными являются только индейцы, отстаивающие свои исконные права. Конечно, яростный демократизм романа не скрывает следов торопливости. Очевидны и самоповтор, и прямое влияние «Оцеолы». Можно даже воспринимать «Белую скво» как своеобразный «приквел» «Оцеолы». Во всяком случае, черты сходства Вакоры и Оцеолы видны невооруженным глазом, а Хадж-Ева, без сомнения, — повзрослевшая Сансута. В упрек Риду можно поставить безудержный мелодраматизм и откровенную неправдоподобность не только некоторых ситуаций, но и вообще всей любовной линии «Вакора — Элис Роди». Нет в романе и той атмосферы высокого трагизма, что пронизывает «Оцеолу». Пусть эти упреки и справедливы, но нельзя забывать о «формате», в котором сочинялся роман, да и о сроках, в которые автор должен был его завершить. В этом смысле требование Ридом повышенного гонорара было вполне оправданно. И если рассматривать «Белую скво» в ряду других текстов «десятицентовой» серии, то он — несомненное ее украшение.

Нельзя не признать, что все четыре повести (или романа — как будет угодно), особенно если их рассматривать в сопоставлении с сочинениями второй половины 1850-х — первой половины 1860-х годов, — очевидный «шаг назад» для беллетриста. То же самое можно сказать и о единственном «американском» юношеском романе — «Рыжая горилла». Более известный русскоязычному читателю под названием «В дебрях Борнео, или Приключения потерпевших кораблекрушение», он хорошо знаком нашим современникам. Несмотря на то, что роман не принадлежит к числу лучших произведений писателя, его регулярно переиздают как в составе собраний сочинений, так и в отдельных томах. Поэтому не стоит напоминать его фабулу и останавливаться на нем специально.

И все-таки утверждать, что Рид, переехав в США, как писатель деградировал, совершенно несправедливо. Убеждают в этом два романа, сочиненные им в Америке, — «Жена-дитя» (1868) и «Уединенное жилище» (1870). Интересно, что обе книги писались не по заказу издательства, а, что называется, — «по зову сердца». В этом обстоятельстве, вероятно, и следует искать источник «качества» текста — лучшие книги Майн Рида были написаны именно таким образом. Да и вообще, то была обычная практика литературной работы Рида в Великобритании — он почти не работал «по заказу», а сначала сочинял роман, самостоятельно определяя его «параметры», и лишь затем предлагал издателям.

Роман «Жена-дитя» Майн Рид начал сочинять в первые недели своего пребывания в Америке. Нетрудно догадаться, что именно инициировало начало творческого процесса. То были воспоминания, которые не могли не пробудиться в его памяти, когда он вновь очутился в Ньюпорте — в городе, где жил и который покинул без малого 20 лет назад. Как, вероятно, помнит читатель, к этому роману мы неоднократно обращались на страницах этой книги. Причина очевидна — автобиографичность сочинения. Многие его эпизоды Рид напрямую позаимствовал из собственной жизни. Но не только в этом факте заключаются достоинства и ценность этой книги. Создавая роман, писатель осваивал новое для себя художественное пространство — его действие развивается не в привычных для него «экзотических» землях, а в современных писателю Америке, Франции и Великобритании. Правда, это не помешало насытить повествование приключениями и любовными коллизиями, но такова была особенность художественного мышления Рида. Поскольку этот роман не принадлежит к числу широко известных в нашей стране произведений[89], видимо, есть необходимость вкратце пересказать его фабулу.

Итак, история начинается в Ньюпорте, где после войны с Мексикой (1848) отдыхает капитан Мейнард. Во время прилива он спасает двух девушек, в одну из которых — Джулию Гирдвуд, влюбляется. Капитан ей тоже не безразличен, но он беден, а она — наследница миллионов, и это останавливает ее. У Мейнарда есть соперник — некий Свинтон, который выдает себя за английского лорда. Он ухаживает за Джулией в надежде заполучить ее руку и миллионы. Капитан не знает об этом, но ему известно, что Свинтон — жулик, и после того, как последний оскорбляет Мейнарда, тот вызывает его на дуэль. Свинтон малодушно уклоняется от поединка, а Мейнард не может ждать, потому что должен возглавить немецких революционеров, отправляющихся в Европу. Он отплывает в Англию на пакетботе «Камбрия». На том же судне в Англию плывет английский аристократ Джордж Вернон с дочерью-подростком. Мейнард очарован девочкой. Он спасает ее, когда она чуть было не утонула при швартовке судна в Ливерпуле, и получает доступ в дом лорда. Но он не может воспользоваться приглашением — во главе революционеров он спешит в Венгрию, где участвует в последних сражениях венгерских патриотов с австрийцами и русскими войсками. Оттуда его путь лежит в Париж, где он вновь встречается с Джулией Гирдвуд и сэром Верноном. И здесь уже у них появляется возможность отблагодарить Мейнарда и спасти ему жизнь. В Париже происходит переворот и к власти приходит Наполеон III. Мейнард, который не скрывает своих демократических взглядов, арестован, ему грозит расстрел, но его спасают британский посол (по просьбе сэра Вернона) и американский консул (по ходатайству Джулии Гирдвуд). Герой возвращается в Лондон и продолжает революционную деятельность, помогая Кошуту, вокруг которого плетутся зловещие международные интриги. Мейнард «разрывается» между любовью к немного повзрослевшей, но все еще девочке-подростку (хотя уже и влюбленной в него) Бланш Вернон и революционной работой. Впрочем, любовная история вскоре осложняется клеветой на капитана со стороны соперника, и сэр Вернон указывает герою на дверь. «Пауза» в любовной коллизии позволяет перенести акцент на политическую интригу: Россия, Австрия, Великобритания и Франция готовят грандиозную аферу, целью которой является арест Кошута. Они провоцируют мятеж в австрийской части Италии, с тем чтобы выманить предводителя. Мейнард и Кошут собираются отправиться туда и возглавить восстание. Но в последний момент один из революционеров — друг Мейнарда — узнает, что это провокация, и отъезд отменяется. На этом политическая интрига романа, по сути, исчерпана. Но любовная коллизия еще далека от завершения. Параллельно отношениям Мейнарда и Бланш Вернон развивается и линия «Свинтон — Джулия Гирдвуд». Свинтон продолжает преследовать Джулию, путешествующую по Европе, и, поддаваясь на уговоры матери, та, наконец, соглашается стать его женой. Назначено время и место бракосочетания. Но аферист — женат, а план осуществим до тех пор, пока жена остается соучастницей. Но — вот беда! — отношения у них сложные, они постоянно ссорятся и подозревают друг друга. И Свинтон решает избавиться от супруги, под покровом ночи и густого смога сбросив ее в один из лондонских каналов. Но госпоже Свинтон удается спастись — ее подбирает шкипер баржи. Тем временем налаживаются и отношения Мейнарда и Бланш: отец девушки смертельно болен и потому «прозревает» и решает не лишать ее счастья. Он мирится с Мейнардом и благословляет их брак. Церемония бракосочетания происходит в церкви Святой Марии, где должна состояться еще одна брачная церемония: женятся Свинтон и Джулия Гирдвуд. Когда «молодые» стоят перед алтарем, появляются жена Свинтона и полицейские. Сердце Джулии разбито, Свинтон отправляется туда, где ему и место — на каторгу. Мейнард женится на Бланш — и ничто не может омрачить его счастья. Так заканчиваются события романа.

Хотелось бы обратить внимание читателя: роман, кроме заглавия «Жена-дитя», имеет еще и подзаголовок: «История из двух миров». Этот подзаголовок важен, потому что объясняет замысел автора. В романе не только две любовные истории: благородного Мейнарда и чистой Бланш, преступного Свинтона и добродетельной, но духовно ущербной Джулии Гирдвуд. Существуя в одном времени и пространстве, они обитают в разных мирах: первые — в мире искренности и добра, вторые — в мире расчета и лицемерия. Так и в жизни есть две параллельные вселенные: в одной правят демократические убеждения и люди — такие как Мейнард, Кошут, лорд Вернон, революционеры, живущие с открытым сердцем; а в другой, где обитают Свинтон, Джулия Гирдвуд и ее мать, европейские тираны и царедворцы, — плетутся интриги, царят обман и преступление. Поэтому брак Бланш и Мейнарда и падение Свинтона приобретают смысл не только мелодраматический, но и символический — обреченности Зла и неизбежного торжества Добра.

В отечественной критике сложилось отрицательное отношение к роману. В частности, во вступительной статье к классическому «оранжевому» шеститомнику Р. Самарин писал: «Роман «Жена-дитя» не может быть назван удачей писателя. Майн Рид не сумел связать воедино острую политическую линию романа и историю любви капитана Мейнарда, которая занимает немало места и остается далекой от важных событий, описанных в романе». Упрек этот звучит довольно странно, если учесть, что роман написан в Викторианскую эпоху автором, который сочинял приключенческие, а не политические романы. Рид не мог, да и не ставил перед собой задачу — «связать воедино» любовь и политику. Для викторианского джентльмена, каковым писатель оставался всегда, эти вещи в принципе не связуемы.

Кстати, современный Риду читатель едва ли согласился бы с маститым советским литературоведом[90]. Во всяком случае, факт, что в XIX веке роман выдержал около десятка изданий, говорит именно об этом. Да и современный читатель — наш соотечественник, думается, прочтет это произведение с удовольствием, когда оно, наконец, будет издано в нашей стране в форме полноценной книги.

Итак, мы познакомились почти со всеми американскими романами Рида. Остался один — «Уединенное жилище». У него особое место: он не только последний из созданных в США, но и любимое детище писателя. Во всяком случае, существует немало свидетельств, что Майн Рид считал его таковым. Как и предыдущий, Рид сочинял его не по конкретному заказу, а «по велению сердца». Что прежде всего бросается в глаза? Писатель после долгого перерыва вновь обратился к хорошо знакомому материалу и местом действия своей новой книги избрал Новую Мексику — города Санта-Фе, Альбукерке, Чиауауа, обширную равнину Льяно-Эстакадо к северу от Техаса. В свое время он не только сам немало путешествовал по тем местам, но затем — в 1850-е годы — странствовал там со своими героями. Очевидно, и практика сочинения «десятицентовых» романов не прошла даром: действие начинается с первых страниц, коллизия развивается стремительно. Молодой американец Фрэнк Хамерсли, собираясь начать торговлю, приезжает в столицу Северной Мексики город Чиауауа, чтобы осмотреться, и сразу же попадает в переделку — его оскорбляет мексиканский офицер капитан Урага. Хамерсли вызывает обидчика на дуэль и наносит офицеру увечье. Но этот инцидент дарит ему и друга — командира местного гарнизона полковника Валериано Миранду. Последний спасает американца от мести жестокого и вероломного капитана. Полковник ненавидит капитана не только потому, что тот негодяй, но и потому, что он активно домогается любви его сестры Адели. Хамерсли обещает вскоре вернуться с торговым караваном. Но в Мексике происходит переворот и к власти приходит диктатор генерал Санта-Анна, в любимчиках у которого ходит Урага. Последний арестовывает Миранду и собирается его расстрелять, но тому удается бежать: вместе с сестрой и несколькими слугами он скрывается из города. Хамерсли с торговым поездом приближается к Санта-Фе, но на караван нападают индейцы, которых возглавляет… Урага! У негодяя есть «карманные» индейцы, которых он использует для своих грязных планов — в данном случае, для мести своему обидчику Хамерсли. Фургоны ограблены, все перебиты, но герою и его товарищу удалось спастись. Они лишены и воды, и еды, а Хамерсли к тому же ранен. Уолт Уайлдер, товарищ героя, отправляется на поиски пропитания. Герой теряет сознание, но его спасает прекрасная Адель Миранда, в которую он заочно давно влюблен, а девушка, в свою очередь, влюбляется в него (а как же иначе?). Хамерсли оказывается в «уединенном жилище», которое построил в оазисе на Льяно-Эстакадо сбежавший полковник Миранда. Последний ждет известий о скором перевороте и свержении Санта-Анны. Но среди слуг Миранды оказывается предатель, который выдает Ураге «уединенное жилище». Урага организовывает экспедицию, берет в плен полковника и его сестру. Но среди пленных нет Хамерсли — накануне американцы покинули ранчо полковника. Они становятся свидетелями нападения и пленения семейства полковника, но ничем не могут помочь. Двигаясь по следам похитителей, они встречают техасских рейнджеров, которые возвращаются после похода против индейцев. Вальтер, друг Хамерсли, и сам в недавнем прошлом рейнджер. Поэтому американцы тотчас же бросаются в погоню и поспевают в самый раз: Урага готовит казнь Миранды, а затем собирается сделать Адель своей наложницей. Хамерсли и рейнджеры спасают полковника и его сестру, казнят Урагу, а затем все отправляются в Соединенные Штаты. Концовка, разумеется, мелодраматично-идиллическая — все друг на друге женятся (не только Хамерсли на Адели, но и Миранда на сестре американца, а Уайлдер на служанке Адели Кончите), а затем и возвращаются к своим прежним занятиям — полковник к достойной службе, а Хамерсли к выгодной торговле. И все это — благодаря победе над Санта-Анной в 1848 году. «Война очистила страну, и взвившийся над ней новый флаг теперь стал символом законности и справедливости». Этой фразой и завершается последний американский роман писателя.

С дистанции сегодняшнего дня возможен упрек Майн Риду в излишней политкорректности. Возможен, но едва ли справедлив — писатель был совершенно искренен. Он действительно считал, что война с Мексикой принесла последней свободу от тирании. А что до территориальных приобретений Америки, то их он, видимо, полагал вполне заслуженными.

Но почему же Майн Рид считал «Уединенное жилище» своим лучшим романом? Русскоязычного читателя эта оценка, скорее всего, удивит, поскольку он-то точно не числит этот роман среди своих любимых: нам больше нравятся «Мароны», «Морской волчонок», «Белая перчатка» и даже «Квартеронка». Но парадокс заключается в том, что наш соотечественник до сих пор так и не знаком с «Уединенным жилищем» Рида. Тот роман, который мы знаем (и читали) под этим названием, оказывается, довольно далек от оригинала — он меньше по объему, искажены имена персонажей, отличаются названия глав и их нумерация, отсутствуют многие фрагменты и сцены и т. д. Тот роман, который мы читаем как «Уединенное жилище» Майн Рида, является лишь его вольным и сокращенным переводом. Интересно, откуда он взялся? Неужели П. Сойкин[91] заказал сокращенный перевод романа? Или он опубликовал перевод с «вольного» (и сокращенного) французского, как это не раз случалось с книгами Майн Рида в дореволюционную эпоху? Но о достоинствах романа адекватно можно судить только по оригиналу! И вот если читать роман в полном (и неискаженном) виде, то оценка может быть иной — более близкой к точке зрения писателя. А Рида можно понять — ведь он писал книгу о своей юности, о тех местах и о том времени, когда он был молод, здоров, счастлив и полон энергии. Этот роман — возвращение в молодость, а оно всегда радостно. Да и с профессиональной точки зрения он сделан добротно, «прочно». И если сравнить его с другими «мексиканскими» повествованиями — «Охотниками за скальпами», «Жилищем в пустыне», «Белым вождем» — видно, что писатель проделал большой путь и как художник очень вырос.

Однако настала пора завершить разговор о творчестве и вернуться к жизни Майн Рида, тем более что тогда — в апреле 1868 года, — когда мы с ним расстались, он стоял на пороге серьезных перемен в своей судьбе.

«Вперед»

Интересно, существовал ли у Майн Рида определенный план действий, когда он ступил на палубу корабля, который должен был доставить его в Америку? Собирался ли он остаться в США навсегда или ехал все-таки на время? Миссис Рид ни словом не обмолвилась об этом в книге о муже. Да и у него вряд ли имелось четкое представление о своем будущем — не такой характер был у этого человека: он не любил да и не умел заглядывать далеко вперед. Тем не менее решение остаться в США и стать гражданином страны едва ли было спонтанным.

Мы не можем сказать, когда оно впервые пришло ему в голову, но окончательно оформилось в сознании писателя в Ньюпорте, после того, как наладилось устойчивое сотрудничество с «Бидл энд Эдамс», когда установились связи с другими американскими издателями и он ощутил твердую финансовую почву под ногами. Но Рид собирался стать американским гражданином и еще по одной причине — он решил издавать журнал, а для этого необходимо было гражданство. Только в таком случае он мог полноправно управлять своим детищем.

Что это должен был быть за журнал и почему вдруг эта идея пришла к нему? Стремление иметь периодическое издание, редактировать и быть собственником, определяющим издательскую политику, владело Ридом давно. В Англии ему не удалось осуществить эту мечту — затея с «Литтл тайме», как мы помним, не увенчалась успехом, а, напротив, привела писателя к разорению. Но в Великобритании ситуация разительно отличалась от американской — иным был газетно-журнальный рынок, иными были читатели, их вкусы и предпочтения. Традиции, столь чтимые викторианским миром, консерватизм и инерция, характерные для британского общества, мало значили в Америке. Здесь господствовал дух предпринимательства и инициативы. Наконец, перед глазами Рида был поразительный успех предприятия соотечественника — Фрэнка Лесли[92], который собирался печатать роман «Жена-дитя». Майн Риду весьма импонировал стиль жизни успешного издателя — роскошный офис в центре Нью-Йорка, дорогой особняк в пригороде, великолепный выезд и лошади, экстравагантные костюмы и поступки, собственный железнодорожный салон-вагон. Даже то, что он мог платить и платил своим авторам самые высокие в Америке гонорары — и это тоже очень нравилось Риду. Кроме своего самого успешного проекта, еженедельника «Фрэнк леслис иллюстрейтед», в конце 1860-х годов Лесли издавал дамскую «модную» газету, газету для мальчиков и девочек и юмористический листок. А вот специализированного юношеского издания у Лесли не было, не издавался он и в Нью-Йорке (хотя, например, в Бостоне и Филадельфии такие журналы выходили). Й Рид решил заполнить эту нишу, основав журнал для американских подростков. С этой целью писатель и переезжает в апреле 1868 года в Нью-Йорк. Его присутствие в городе было необходимо и для подачи ходатайства о гражданстве.

Двенадцатого мая, вскоре после того как семейство обосновалось в городе, Майн Рид подает документы о натурализации и еще до наступления Рождества превращается в полноправного американского гражданина. Хотя Рид не оставляет сочинительство и продолжает писать, но сочинение романов (и, вообще, литературная работа — рассказы, письма, статьи в газеты и журналы, поэтические опусы[93]) явно отходит на второй план. Теперь писателя увлекла идея создания журнала и все свои силы и энергию он отдает ее реализации.

Весенние, летние и осенние месяцы 1868 года Майн Рид потратил главным образом на подготовку. Он колесил по центральным улицам Нью-Йорка в поисках помещения для офиса, а затем, отыскав подходящее, занялся его ремонтом и меблировкой. Рид, как мы помним, уделял большое внимание внешнему облику (и не только собственному!), эти вопросы для него были очень существенны. Он изучал рынок полиграфических услуг и общался с типографами. Его заботил внешний вид журнала, и он, разрабатывая макет, советовался с художниками и граверами. Наконец, для осуществления проекта были необходимы средства. Конечно, Рид неплохо зарабатывал, но немало и тратил, по привычке почти ни в чем себе не отказывая. Ему необходимо было найти деньги. В эти месяцы большую помощь — советом и необходимыми контактами — ему оказал все тот же Ф. Лесли, у которого были огромный опыт и связи. Очевидно, и знакомство Рида с железнодорожным магнатом и меценатом Л. Локвудом[94] состоялось через посредство Лесли, с которым миллионер был дружен. В своей книге Элизабет Рид вспоминала, что Локвуд «для осуществления проекта щедро предоставил писателю пять тысяч долларов без всяких условий». В какой форме были предоставлены эти средства, какой величины в действительности была сумма — сейчас можно только гадать. Но, зная склонность миссис Рид преувеличивать всё, что касалось денег (будь то величины гонораров или трат мужа на покупки), и учитывая поразительный размер взноса (в современных деньгах это около 100 тысяч долларов!), можно предположить, что и здесь она в очередной раз слукавила. Однако сам факт участия известного мецената в предприятии Рида не подлежит сомнению, как и то, что познакомил их Ф. Лесли.

Майн Рид с женой, сняв особняк, обосновался в Бруклине, на Лафайет-авеню. В то время это был пригород Нью-Йорка (дом не сохранился, поскольку в конце XIX — начале XX века район пережил существенную перестройку) и жили в нем респектабельные горожане. То есть с точки зрения приличий, чему писатель (не говоря о его жене-аристократке), при всем его пресловутом демократизме, неизменно уделял самое серьезное внимание, было все в порядке. Этот дом миссис Рид почти не покидала до лета 1869 года — то есть до переезда семьи на другой адрес. Ее супруг, напротив, особенно с осени 1868 года основную часть своего времени проводил в самом центре Нью-Йорка, на Манхэттене, где на Юнион-сквер (Юнион-сквер, 33) — в самом центре города — он снял помещение под офис своего журнала. Здесь же он нередко оставался и на ночь. Путь «домой» был долог — мостов, соединяющих Бруклин с Манхэттеном, тогда еще не существовало (знаменитый Бруклинский мост будет построен только 15 лет спустя), и необходимо было пользоваться паромом — а это делало возвращение домой довольно длительным мероприятием.

К октябрю 1868 года очертания будущего издания определились вполне, были заключены договоры с печатниками, художниками и граверами. Определился Рид и с названием: журнал будет называться ««Вперед»: Журнал для молодого поколения Америки» (Onward: A Magazine for the Young Manhood of America)[95]. Еще раньше — в сентябре — он отослал письмо в Манчестер, Чарлзу Олливанту, и пригласил своего молодого друга последовать его примеру и перебраться в Америку. Он предложил ему исполнять те же обязанности, что тот имел в «Литтл тайме», — должность секретаря редакции. Олливант немедленно откликнулся на приглашение и сообщил, что отбывает из Ливерпуля на пакетботе «Сити ов Бостон» 14 октября 1868 года[96]. Через 20 лет он вспоминал: «28-го числа того же месяца я ступил на американскую землю, и Майн Рид радушно встретил меня на причале… На экипаже мы сразу отправились в его дом на Юнион-сквер, и там я вступил в должность его личного и доверенного секретаря». Формально Олливант исполнял обязанности секретаря редакции журнала, но фактически, учитывая их дружеские отношения с писателем, функции его были действительно шире — он не только занимался журналом, но и вел всю переписку Рида.

Редакция на Юнион-сквер стала для Олливанта не только местом работы — там он и жил первое время. К моменту его появления в Нью-Йорке непосредственная работа над выпуском журнала только началась и писатель как раз взялся за сочинение проспекта будущего издания. В проспекте, который появился в начале декабря, среди иной информации (подписной цены, формата, оформления и т. п.) были обозначены и цели журнала. Рид провозглашал: «Журнал «Вперед» ведет по пути цивилизации — к процветанию и славе. Он — указующий перст ко всему, что достойно стремления; путеводитель, призванный утвердить американскую молодежь на тропе, ведущей к высшим и самым благородным проявлениям человечности. Таковы задачи «Журнала Майн Рида». Они таковы, потому что через несколько лет молодежь Америки будет держать в своих руках не только судьбу своей страны, но и всего мира». В проспекте сообщалось также, что журнал будет выходить ежемесячно, его цена составит 30 центов за номер, а годовая подписка обойдется читателю в два доллара.

Цена не была чрезмерной — сходные по объему и полиграфии издания в Америке того времени стоили несколько дороже. Но Рид, памятуя о «Литтл таймс», и не надеялся на то, что его детище сразу же станет рентабельным. Он понимал, что какое-то время ему придется работать себе в убыток. Впрочем, он верил — оно не будет долгим: ведь изданий такого рода в США тогда было совсем немного, а в Нью-Йорке не издавалось вовсе.

Еще до того, как Олливант утвердился в офисе на Юнион-сквер, Рид уже начал энергично готовить материалы для будущего журнала. Видимо, учтя уроки прошлого, он не собирался создавать все материалы издания собственноручно, но понимал, что первое время — пока журнал не «встанет на ноги» — ему придется взять на себя львиную долю литературной работы. Да и не было у него пока средств, чтобы платить сторонним авторам. Но и в будущем он собирался наполнять страницы издания в основном собственными произведениями — ведь даже само название — «Журнал Майн Рида» — подразумевало, что это будет именно его журнал.

К Рождеству вышел первый номер. Хотя тираж был отпечатан еще в 1868 году, он был датирован январем 1869 года. По сохранившимся экземплярам (самый первый номер, к сожалению, утрачен, но большинство номеров, вышедших в 1869–1870 годах, уцелело) можно судить, что вдова ничуть не преувеличила, назвав журнал «прекрасно изданным и проиллюстрированным». Обложка была цветной: на зеленом фоне, внизу — красного цвета земной шар. Попирая земную сферу, на ней стоит крылатая девушка в античных доспехах и шлеме. В правой руке она держит жезл с сияющей звездой на конце, а левой выпускает птицу, взмывающую вверх, к надписи Onward («Вперед») — названию журнала. На земном шаре угадываются очертания Соединенных Штатов и идет полукругом надпись: «Юношеству Америки». Есть иллюстрации и в тексте (черно-белые гравюры). Их несколько — они вполне традиционны и не отличаются особой изысканностью рисунка (как, например, гравюры Крукшенка к романам Диккенса или того же Эванса к «британским» романам Майн Рида). Как правило, иллюстрировались крупные тексты — романы и повести, печатавшиеся в журнале. Издания «Бидл энд Эдамс» или, например, «Файерсайд компэнион» таких иллюстраций в то время еще не имели. Следовательно, Рид позиционировал свой журнал как издание особого рода, необычное, даже изысканное. К новациям можно отнести и раздел под названием «Вещи, о которых стоит задуматься», который он вел и включал в каждый номер. Рид хотел вести прямой диалог со своим читателем, обсуждая проблемы, которые, как ему казалось, достойны этого. Темы были самыми разнообразными — от устройства в Нью-Йорке зоологического сада (который, кстати, действительно был вскоре открыт), освещения городских улиц, учреждения стационарных остановок для конки[97] до особенностей поведения и стиля жизни президента У. Гранта, положения индейцев в Америке и обсуждения внутренней политики императора Франции Наполеона III. Но главными, конечно, были художественные произведения, которые печатались на страницах журнала. «Пилотный номер» открывали первые главы романа Майн Рида «Пропавшая сестра». Он публиковался выпусками в каждом из двенадцати номеров на протяжении всего 1869 года, но закончен писателем так и не был. Понятно, что сочинял его Рид урывками, деля свое внимание с иными произведениями, разнообразными — в том числе совершенно не литературными — делами и заботами, торопясь выдать очередную порцию текста к очередному же номеру. Интересно наблюдать, как постепенно угасал его интерес к собственному роману — от номера к номеру порция страниц неуклонно сокращалась, а в 1870-м их уже не стало вовсе. Сам писатель был не в восторге от своего творения и поэтому позднее, уже в конце 1870-х годов, основательно переработал роман, по иному выстроив сюжет, и дал ему название «Гаспар-гаучо». Но кроме «Пропавшей сестры» на протяжении полугода (с января по июнь) в журнале печатался и другой роман Рида — «Желтый вождь», в том же году вышедший в «десятицентовой серии» издательства «Бидл энд Эдамс». Можно говорить о том, что Риду некуда было деваться — сочиняя «Желтого вождя», он был связан договором с издателями, а «Пропавшую сестру» писал по собственному почину. Это правда, как и то, что «пропавшая сестра» так и не была найдена, а роман не был дописан. В журнале была представлена и короткая проза. В первом номере Рид опубликовал очерк под названием «Лихой драгун: Мюрат американской армии» — о генерале Кирни, который прославил себя глубоким рейдом по Северной Мексике и победами в Калифорнии. Писатель всегда восхищался этим американским генералом. Он воздавал должное не только его полководческому дару и отваге, но и организаторскому таланту. Рид был одним из немногих, кто реально представлял те трудности, с которыми столкнулся генерал: ведь его отряд шел по тому же маршруту, по которому в начале 1840-х молодой Рид хаживал с караванами «степных купцов». Естественно, что в журнале был отдел рекламы и объявлений (куда же в Америке без этого!).

Первый номер задал форму издания и тот алгоритм, в соответствии с которым выходили следующие номера журнала. Центральное место в каждом занимали материалы Рида — главы из романа, что-то из малой прозы (например, рассказ или очерк, реже — и то и другое одновременно)[98], публицистика (главным образом в упоминавшемся разделе «Вещи, о которых стоит задуматься»). Довольно скромное место на страницах занимала поэзия — чаще всего это были небольшие лирические стихотворения «сторонних» авторов. Они не отличались особыми художественными достоинствами — скорее всего, журнал принимал их на безгонорарной основе. Публиковал Рид и свои поэтические сочинения. Например, в январском номере увидела свет первая часть его поэмы «Пурпурная ласточка, или Две любви в жизни». Появился раздел, через который писатель общался с юными читателями, отвечая на письма. Среди его корреспондентов были и те, кто пробовал свои силы в литературе — причем не только в поэзии (среди немногочисленных поэтических публикаций журнала было немало их сочинений), но и в прозе. Сколько таких опытов ему прислали, неизвестно. Но, по крайней мере, один из них был опубликован в журнале. Это рассказ шестнадцатилетнего нью-йоркского школьника Гомера Грина «Сумасшедший конькобежец» (The Mad Skater)[99]. Прежде чем опубликовать сочинение юноши, Рид, видимо, поработал над текстом — чем иным объяснить тот факт, что два с небольшим года спустя (на Рождество 1871 года) писатель, уже под своим именем и под названием «Одержимый конькобежец. История из канадской жизни» (The Maniac Skater: A Tale of Canadian Life), опубликовал его в британском журнале «Лондон Сосайети».

Среди «сторонних» авторов журнала нельзя пройти мимо Фреда Уиттекера[100], молодого ветерана Гражданской войны Севера и Юга. В одном из номеров журнала Рид напечатал его небольшое стихотворение под названием «Звездная полночь». Летом и осенью на страницах «Вперед» появилось еще несколько стихотворений Уиттекера. В предпоследнем номере был напечатан и первый его рассказ «Смерть от руки возлюбленного»[101]. Предположительно осенью 1869 года состоялось и личное знакомство Уиттекера с Ридом. Недавний офицер, Уиттекер мечтал стать профессиональным писателем, но совершенно не имел знакомств и связей в литературном мире. Да и особенных навыков литературной работы у него не было. Произведения, опубликованные Ридом, стали его первыми опытами, увидевшими свет. Он очень нуждался в совете и помощи, и Рид взял его к себе в журнал. Скорее всего, Уиттекер не получал жалованья и круг его обязанностей не был определен, как, вероятно, не были определены и часы его «службы». Он делал первые шаги в литературе, писал неуверенно и многословно. Рид взялся опекать его, помогал, учил «писательству». Несомненно, что и упомянутый рассказ начинающего автора испытал на себе перо главного редактора. Уиттекер принес не только вскоре опубликованную историю, но и рукопись своего первого романа «Пуговица кадета»[102]. Возможно, Рид в будущем собирался опубликовать его на страницах журнала, но, так как «качество» рукописи его не удовлетворяло, взялся переработать ее и, видимо, потратив немало сил и времени, переписал роман. В ином случае (скажем забегая вперед), уже будучи в Англии, в 1879 году он не стал бы предлагать роман к изданию под своим именем. Видимо, была и еще одна рукопись молодого автора, над которой работал мэтр — роман «Охотники за мустангами». В отличие от «Пуговицы кадета» Майн Рид не успел довести переработку рукописи этого романа до конца (скорее всего, он только начал ее), да и она сама осталась на руках Уиттекера[103]. Как бы там ни было, стартом своей довольно успешной, хотя и неоднозначной литературной карьеры Ф. Уиттекер обязан Майн Риду.

Нужно ли говорить, что журнал был любимым детищем писателя. Как вспоминал Ч. Олливант, Рид всю свою энергию вкладывал в подготовку очередного номера и относился к своему делу очень ревностно. Он не только по многу раз вычитывал все его материалы, но даже специально выискивал в прессе любые упоминания о своем издании, посвящая этому занятию часы. Первые три выпуска — что называется «от корки до корки» — он вообще сочинил сам: в этих номерах нет ни одного слова, которое не принадлежало бы писателю. Но, несмотря на героические усилия, издание не становилось рентабельным. Неизвестно, были у журнала подписчики (и сколько их было) или издание распространялось только в розницу. Но то, что с рекламодателями у Рида не ладилось, — очевидно. В первом номере объявления занимали две страницы, во втором — одну. Во всех следующих номерах рекламы не было вовсе. И это был тревожный симптом, ведь реклама — в любом издании — важнейшая составляющая бюджета. Рид предпринимал попытки сократить расходы. Из роскошного офиса на Юнион-сквер он перевез редакцию в более скромное помещение здесь же, на Манхэттене, по адресу Нассау-стрит, 119. Затем отказался от услуг типографа и стал печатать журнал сам. Он сокращал не только расходы журнала, но и свои собственные — с осени 1869 года Риды отказываются от дома в Бруклине и перебираются на жительство в Нью-Йорк (они живут по адресу: 216 Йст 84-я стрит). Поправить положение писатель пытался литературным трудом — в мае 1869 года он заключил договор с «Нью-Йорк леджер» на сочинение романа (это была книга «Американские партизаны»), а осенью того же года взялся сочинять для «Нью-Йорк уикли» («Уединенное жилище»). Все деньги, полученные за них, ушли на содержание журнала. Но средств все равно отчаянно не хватало. Тогда Рид сделал шаг, совершенно не вязавшийся с его характером, — поздней осенью 1869 года у него появился компаньон, молодой человек по имени Эдвард Денни, который вложил в журнал 500 долларов. Наконец, в первом номере журнала за 1870 год Майн Рид начал печатать свой новый роман под названием «Исчезнувший экипаж» (The Stricken Crew)[104]. Но никакие усилия, прилагавшиеся издателем, не могли спасти журнал. Чарлз Олливант, непосредственный участник и свидетель этой героической борьбы писателя с обстоятельствами, через много лет после событий писал: «Майн Рид испытывал огромные финансовые трудности. Затраты на издание журнала оказались для него непосильными, а продажи шли не очень хорошо, поскольку не было средств на рекламу. Весь доход от романа «Американские партизаны» ушел на покупку бумаги и в уплату расходов на печать. А ведь имелись и другие непредвиденные траты и оплачивать их было необходимо. Тем не менее Майн Рид сохранял бодрость духа и надеялся превратить журнал в выгодное предприятие… Майн Рид переработал свой «Учебник для игры в крокет» и опубликовал этот новый вариант вначале частями в журнале, а затем выпустил его отдельным изданием. Кроме романа «Уединенное жилище» Майн Рид зимой (1869/70 года. — А. Т.) написал юношеский роман для журнала Фрэнка Лесли «Бойс энд герлс уикли»… За эту книгу мистер Лесли заплатил три тысячи долларов. И эти деньги поглотил журнал».

«Это был тяжелый период в жизни Майн Рида, — заключает Олливант. — На четырнадцатом номере, который вышел в феврале 1870 года, «Вперед» прекратил свое существование. Основной причиной неудачи стал недостаток средств для продолжения издания. И хотя Майн Рид прилагал колоссальные усилия для их пополнения, они иссякли. Не выдержав великого напряжения, здоровье его пошатнулось, и, наконец, он вынужден был отказаться от издания журнала, которому посвятил все свое сердце».

Между жизнью и смертью

Чарлз Олливант, вспоминая о крахе журнала и о том, как воспринял гибель своего детища Майн Рид, писал, что это было большое потрясение, всерьез подкосившее его кумира.

Друг писателя, конечно, не мог не воспринимать то, что произошло в феврале 1870 года, иначе, нежели сквозь призму резкого ухудшения здоровья писателя и последовавших вскоре прискорбных событий, связанных с этим. Но катастрофическое ухудшение самочувствия Рида произошло не сразу, а через несколько недель после выхода последнего номера «Вперед».

Известно, что между психическим состоянием и физическим самочувствием человека существует прямая связь. По воспоминаниям тех, кто знал писателя, по фотографическим портретам и даже по карикатурам, которые печатались на страницах английских и американских газет и журналов, можно судить о том, что в конце 1860-х годов во внешнем облике писателя произошли разительные перемены. Если в начале, даже в середине десятилетия это был цветущий, несколько склонный к полноте, но атлетически сложенный здоровяк с румяными щеками, острым взглядом, роскошной шевелюрой густых, темно-каштанового цвета волос, с горделивой осанкой, — то в начале 1870-х он превратился в субъекта совершенно иного обличья. Плечи поникли, глаза потускнели, а волосы поредели и поблекли; лицо стало одутловатым и приобрело землистый оттенок. Раньше он ходил пружинистой, уверенной походкой, задорно, даже с вызовом посматривая по сторонам; теперь был сосредоточенно погружен в себя и ступал, тяжело опираясь на трость. Особенно разительными сделались эти перемены как раз после крушения журнала. Нужно ли обладать особой проницательностью, чтобы сделать вывод относительно их причины? Ответ очевиден: изменили Рида финансовый крах в Англии и гибель «Вперед». Конечно, свою лепту (и, видимо, немалую) внесло и то поистине нечеловеческое напряжение, в которое он буквально загонял себя работой — безостановочным, изнуряющим ум и душу сочинительством.

Как вспоминала вдова, на протяжении их совместной жизни супруга всегда беспокоила та давняя рана, что была им получена при героическом взятии Чапультепека. Нога побаливала после особенно долгих прогулок — пешком или верхом, иногда — при перемене погоды, нередко — при переохлаждении. Но никогда по-настоящему серьезных проблем с раной не возникало. До той поры, пока не случилось финансовой катастрофы, которая привела к потере Джеррардз Кросс. Сразу после этого события рана воспалилась, поднялась и несколько дней держалась температура. В те дни писатель отказался от обычных ежедневных прогулок и почти ничего не писал. Но в тот раз все обошлось, хотя приступы слабости, головокружения и внезапные скачки температуры, сопровождаемые лихорадкой, спорадически продолжались до самого отъезда в Америку. В Ньюпорте, казалось, наступило облегчение. Майн Рид и его жена вздохнули спокойно, приписав изменения благоприятному американскому климату. На протяжении более двух лет рана почти не беспокоила, но в конце марта 1870 года воспаление возобновилось и стало прогрессировать с угрожающей динамикой. Края раны уплотнились, побагровели, нога распухла и стала плохо сгибаться в колене, поднялась температура, писателя лихорадило. Каждый шаг вызывал страдания и давался с трудом. Был созван консилиум, в ходе которого врачи пришли к единодушному выводу, что Майн Рид нуждается в немедленной госпитализации. В речах медиков прозвучало мнение, что ногу, возможно, даже придется ампутировать. Но лечь в больницу Рид категорически отказался. Можно предположить, что он боялся очутиться на больничной койке и потерять ногу (такая перспектива его, конечно, не могла не пугать). Но была и другая причина: 22 марта он получил очень лестное предложение — выступить в знаменитом «Стейнвей-холле»[105] с лекцией о Байроне.

У этого приглашения была своя предыстория. Как известно, Рид восторгался Байроном. Он не только считал его выдающимся поэтом, ему импонировала сама личность этого человека. Изысканный аристократ, поэт, революционер, республиканец и демократ — все это, по мнению писателя, воплотилось в Байроне. Рид никогда не скрывал, что это его кумир. Осознанно или нет, но он, конечно, подражал великому романтику. В 1869 году исполнилось 65 лет со дня смерти поэта. Не бог весть какая дата, но в американской прессе появилось несколько статей в связи с годовщиной. Среди публикаций по этому поводу были не только хвалебные статьи, но немало вздорных и довольно злобных материалов. Особенно задела Рида статья знаменитой американской писательницы Г. Бичер-Стоу, в которой та обвиняла поэта в безнравственности и аморальности[106]. Писатель не мог ей не ответить и написал открытое письмо в газету, которое было опубликовано. Рида поддержал У. К. Брайент[107] — патриарх американской литературы и редактор влиятельной нью-йоркской газеты «Ивнинг пост». Но нашлись и такие (и их было немало), кто гневно осуждал и Байрона, и его защитников. Рид не мог не вступиться за кумира и в одном из последних номеров своего журнала выступил с пламенной статьей о поэте. В полемике с трансценденталистами[108], порицавшими мятежного поэта, «Ивнинг пост», редактором и совладельцем которой был Брайент, выступила с инициативой отметить очередную — отнюдь не «круглую» (66-ю) годовщину смерти Байрона лекцией о жизни и творчестве поэта и концертом в «Стейнвей-холле». Лекцию пригласили прочитать Майн Рида. Это была большая честь, от которой писатель, конечно, не мог отказаться.

Сразу по получении приглашения от Брайента (кроме него, утверждала вдова, приглашение подписали еще более ста человек) он не медля (и не слушая уговоров жены) ответил согласием и взялся сочинять текст лекции. Несмотря на опасения врачей, самочувствие писателя несколько улучшилось: через несколько дней он уже без посторонней помощи начал передвигаться по квартире, но сочинял лежа — сидеть, а тем более стоять, ему было тяжело. В таком состоянии — в недомогании, но по-прежнему в работе, Рид встретил свой пятьдесят второй день рождения. Праздник получился невеселый. За несколько дней до выступления, назначенного на 18 апреля, — накануне годовщины смерти поэта (19 апреля), Риды перебрались на новую квартиру, в дом 27 на 24-й Вест-стрит. Этот адрес стал последним адресом Рида на американской земле. Хотя, конечно, тогда он не мог об этом догадываться. Теперь они жили неподалеку от «Стейнвей-холла», но переезд не связывался с грядущим выступлением. Причина была прозаичнее — квартира меньше, но значительно дешевле предыдущей. Финансовое положение Ридов осложнялось, и переезд на новую квартиру свидетельствовал об этом. Болезнь, ухудшение физического состояния ограничивали возможности писателя — прежде всего способность сочинять, а это, в свою очередь, сокращало доходы.

Вечер памяти Байрона состоялся 18 апреля при большом стечении слушателей и прессы. Мы можем только представить, какие чувства обуревали писателя, когда он ехал в «Стейнвей-холл», когда, тяжело опираясь на трость, всходил на трибуну (он даже прихрамывал — почти как Байрон!), как волновался, начиная свою речь, как, постепенно воодушевляясь, овладевал залом: все сильнее звучал его голос, увереннее и решительнее становились жесты, а какой была овация, устроенная ему по завершении выступления! Элизабет Рид приводит целый ряд свидетельств о лекции мужа — ей она посвятила несколько страниц книги. У нас нет такой возможности, поэтому ограничимся фрагментами из отчета о лекции под названием «Великолепный Байрон. Лекция капитана Майн Рида в «Стейнвей-холле»», опубликованного на следующий день в газете «Нью-Йорк геральд»:

«Блестящая аудитория тепло приветствовала вчера вечером капитана Майн Рида в «Стейнвей-холле» на его лекции о Байроне. Хотя шел дождь, неблагоприятная погода не помешала собраться там созвездию моды и интеллекта, чтобы воздать должное не только памяти английского барда, но засвидетельствовать уважение и признательность лектору, снискавшему известность в этой стране как своими литературными трудами, так и своей непримиримой борьбой с богемствующими трансценденталистами из Новой Англии. Председательствующий… напомнил о выдающихся военных заслугах лектора, поразительной плодовитости ума и живости его пера. Он указал, как плохо оценивается литературный труд по сравнению с той легкостью, с какой обретаются влияние и богатство в занятиях политикой, которых лектор мудро избежал. Затем выступил капитан Майн Рид. Он был элегантно одет — на нем были светло-коричневые брюки, длинный сюртук с пуговицами и канареечного цвета лайковые перчатки.

Свою речь он начал с обсуждения удивительной последовательности событий, которые по очереди то освещали, то омрачали историю Европы и Америки в кровавые дни, что предшествовали Царству террора. Его речь была исполнена драматизма, а его поза, жесты, магнетизм личности, бесстрашие и артистизм — оживляли представление, наделяя энергией и живостью его выступление… Рассмотрев ужасные события, что омрачали политический небосвод в те времена, когда родился Байрон, он рассказал о молодости величайшего поэта современности; о его простом окружении в детстве; о нежной заботе внимательной и любящей матери; о нежданном подарке судьбы, благодаря которому Джордж Гордон Байрон в 1799 году в возрасте одиннадцати лет стал пэром Англии; о той скромности и достоинстве, с которыми он нес это звание; о его еще в юности проявившемся поэтическом даре.

Потом он заговорил о характере поэта, клеветнически опороченном инсинуациями, ложью и измышлениями. Он губил женские репутации и разбивал сердца — но таковы были женщины, что встречались на его пути, — и если он и губил их, то только бездействием. О мадам Бичер-Стоу лектор даже не упомянул.

Затем он рассказал, как лорд Байрон обнажал пустоту, фальшивость и никчемность современного ему общества; как острым скальпелем своей сатиры он поражал современных ему литераторов; как оскорблял целые государства — Англию, Австрию, Россию, Португалию, Италию, Грецию — и в одиночку отважно противостоял всему человечеству. И как повсюду его преследовала клевета людей низких и завистливых… Он пламенно говорил о щедрости Байрона, его благородстве, мужестве, искренности, и речь прерывалась громкими аплодисментами. В его лекции не было критического разбора поэзии, но он много читал поэта. С воодушевлением и поэтическим огнем он прочел «Был слышен звук дуэли ночью»; но лучше всего удался отрывок из «Манфреда» — тот самый, где угрюмый циник стоит на вершине горы Юнгфрау перед тем, как совершить последний прыжок. Ни один из живых языков не способен передать величие мысли и возвышенность трагического шедевра, но в исполнении капитана Майн Рида он звучал превосходно. Он читал отрывки из разных произведений, а завершил свое выступление знаменитыми строками Байрона из «Стансов к океану»».

Приведенный пассаж говорит о многом — прежде всего об отношении Рида к Байрону, о его восхищении поэтом и его поэзией, силой его духа и мощью таланта; но и о той энергии, с которой писатель говорил о нем. А ведь Майн Рид был болен, и болен серьезно. И выплеск эмоций — огромный (кто выступал перед большой незнакомой аудиторией, поймет, о чем речь) — не мог не привести к ответной реакции организма. Лекция завершилась бурной овацией. Писатель — что называется «на адреналине» — в приподнятом настроении, в сопровождении жены и знакомых, вернулся домой. Здесь они отметили успех Рида, а затем напряжение спало, «запал» кончился, и… уже той же ночью у писателя резко поднялась температура, началась лихорадка, и он впал в забытье. На счастье мадам Рид, которая всю ночь, не смыкая глаз, провела у постели супруга, в том же доме квартировал доктор Уотсон, в прошлом военный хирург и давний (с 1848 года) знакомый Рида еще по Ньюпорту. Он взялся безвозмездно лечить и ухаживать за больным, накладывал мази, делал перевязки и т. п. Но самочувствие писателя постепенно ухудшалось, и Майн Рид с каждым днем слабел. Он потерял аппетит и почти ничего не ел. Как вспоминала жена, единственной пищей, которую принимал супруг, было молоко, и у постели всегда стоял кувшин, но без посторонней помощи больной пить не мог. Рана, которую постоянно смазывали и перевязывали, не заживала. Доктор Уотсон собрал консилиум, на который, среди других, был приглашен и светило тогдашней американской хирургии доктор Ван Бюрен[109]. Его вердикт был неутешителен — он без колебаний объявил состояние писателя безнадежным и заявил, что жить ему осталось в лучшем случае несколько недель.

В тревоге за состояние супруга Элизабет согласилась поместить писателя в больницу. Ближайшим был госпиталь Святого Луки, куда немедленно и перевезли Рида. Госпиталь этот (он существует и сейчас, но с 1896 года расположен в другой части Нью-Йорка[110]), как можно понять из названия, находился под патронажем церкви и был прежде всего предназначен для малоимущих. Но у Э. Рид не было выбора. Да и денег у них, чтобы поместить писателя в частную клинику, тоже не было. Его положили в общую палату, в которой одновременно лежало более пятидесяти больных. В то время в Нью-Йорке установилась ужасающая жара. Можно представить, в каких условиях находился Рид.

Во главе больницы стоял преподобный У. Мюленберг[111]. Для него Майн Рид был таким же пациентом, как и все остальные. Поэтому просьбы жены и друзей предоставить больному писателю специальное помещение вызвали у него только удивление. Лишь через несколько дней, после обращения одного из попечителей и крупных жертвователей больницы Б. Филда[112], Риду была предоставлена отдельная палата. Кроме этого, меценат внес определенную сумму, которая предназначалась на оплату сиделки и специальное питание. Впрочем, в последнем почти не было необходимости — писатель ничего не ел, только пил молоко и воду. Никакие усилия врачей не помогали, с каждым днем Рид все больше слабел, хотя и находился в сознании. Решили ампутировать больную ногу выше колена. Но операцию делать не стали — было ясно, что пациент ее не переживет. Вскрыли рану, и это принесло облегчение. Жена и друзья воспрянули, было, духом, но улучшение оказалось кратковременным: ослабленный организм поразила инфекция — начались жестокое несварение желудка и тошнота.

Семнадцатого июля главный врач госпиталя пригласил Ч. Олливанта и сообщил ему, что дни (а возможно, и часы) Рида сочтены. Он предупредил, что необходимо связаться с друзьями писателя. «В такую жару, — сказал врач, — тело можно будет сохранять на льду всего несколько часов». Услышав это, Олливант принялся действовать. Он послал телеграмму Локвуду. В ней была всего одна фраза: «Капитан Майн Рид умирает». На следующий день от Локвуда пришел человек из похоронного бюро, с тем чтобы подготовить все необходимое для погребального обряда. Был куплен специальный — похоронный — черный костюм. Олливант приготовил сообщение для газет: «… июля в больнице Святого Луки на пятьдесят третьем году жизни скончался писатель капитан Майн Рид», чтобы сразу разослать его в газеты. Оставалось только проставить дату.

«Три дня Майн Рид был без сознания, — вспоминала жена, — балансируя на грани жизни и смерти. Во всех отношениях он умирал, и на лице его были видны следы разложения и смерти. К тому же у него появилась сильная икота, которая мешала ему дышать». Он бредил, но, когда приходил в сознание, узнавал жену и верного Олливанта, которые день и ночь дежурили у его постели.

На четвертый день произошла удивительная перемена — икота прекратилась, беспамятство сменилось ровным, глубоким сном, а когда он очнулся, стало ясно, что кризис миновал и началось постепенное выздоровление. Проснулся аппетит, уже через несколько дней Рид начал вставать с постели и пробовал ходить. Он потребовал, чтобы ему принесли костюм, надел его, но «одежда висела на нем так, словно прикрывала не тело, а скелет». Тем не менее тех, кто ухаживал за пациентом, поражала произошедшая разительная перемена, удивляли его жизненные силы. Однако среди врачей многие были настроены не так оптимистично; дальнейшее развитие событий показало, что опасались они не напрасно.

Элизабет Рид, которая посвятила болезни немало страниц своей книги (что совершенно неудивительно, учитывая, что она пережила, ухаживая за мужем), сообщала, что за самочувствием писателя следили и американские газеты. Особенно активизировался их интерес после того, как капитан пошел на поправку. Как утверждает вдова, интервьюеры буквально осаждали больного. Она приводит обширные фрагменты из интервью — они действительно небезынтересны, поскольку дают довольно живой портрет писателя. Едва ли стоит перегружать повествование цитатами из этих публикаций. Тех, кого они действительно интересуют, — адресуем к книге мадам Рид. Куда важнее, что ремиссия продлилась недолго и 9 августа болезнь вернулась — в еще более угрожающей форме.

Судя по всему, у капитана началось заражение крови. Он впал в глубокое беспамятство, и, как писала супруга, «состояние Майн Рида стало еще более безнадежным, чем прежде». Вновь были сделаны все необходимые приготовления к похоронам, разосланы телеграммы друзьям и знакомым. Мадам Рид разрешили остаться у постели больного. Врачи были уверены, что ее мужу не пережить ночь и кончины следует ожидать с минуты на минуту. Но ни в эту, ни в следующую ночь Майн Рид не умер. Три дня он метался в бреду «с признаками приближающейся смерти». Наконец бред прекратился, писатель затих, и все решили, что наступают последние мгновения его жизни. Сестры привели священника. Но, едва он приступил к обряду, писатель открыл глаза, приподнялся и неожиданно твердым голосом громко сказал:

— Гоните этих дьяволиц к черту! Они говорят священнику, что я умру! Я не умру! — Затем он откинулся на подушки и уже другим тоном, но не менее требовательно, произнес: — Бифштекс! Принесите мне бифштекс.

Все были поражены, но просьбу выполнили: священник ушел, и принесли бифштекс. Рид немного поел, выпил воды и заснул. Сон его был глубок. Спал он спокойно.

К 10 сентября 1870 года капитан оправился настолько, что его уже можно было перевезти из больницы в квартиру на 24-й улице, что и было сделано. Он был еще очень слаб, но начал вставать с постели, а затем и ходить по комнате. Физически он довольно быстро восстанавливался, но болезнь, нечеловеческое напряжение американских дней, печальные события, предшествовавшие переезду в Америку, связанный со всеми этими обстоятельствами затяжной нервный стресс — все это породило депрессию, навалившуюся на Майн Рида. У него появились навязчивые страхи — он стал бояться темноты и запрещал на ночь гасить свет. К тому же он стал бояться оставаться ночью в одиночестве, полагая, что, если кого-то из близких не будет рядом, с ним произойдет нечто ужасное. Поэтому каждую ночь у его постели по очереди дежурили — то Элизабет, то Чарлз Олливант. Появились и другие отклонения — писатель, всегда любивший обильно поесть и выпить, единственным критерием в еде для которого были ее вкусовые качества, начал изводить домашних расспросами, из каких продуктов изготовлено то или иное блюдо, нет ли шанса отравиться, не может ли тот или иной продукт отрицательно повлиять на его здоровье. Еще одна странность — болезненное внимание к собственному весу. Он был убежден, что вес является индикатором его выздоровления, и каждый день начинал и заканчивал взвешиванием (кстати, эта особенность — ежедневное взвешивание, как утверждала вдова, с тех пор сохранилась у него на всю оставшуюся жизнь). И был совершенно счастлив, если за день ему удавалось прибавить в весе и, напротив, совершенно убит, если масса тела за день не выросла. Он стал покупать странные предметы. Например, хирургические инструменты. Он раскладывал их перед собой на столе и любил подолгу их разглядывать, трогать, перекладывать с места на место. Майн Рид стал очень раздражителен, подозрителен и обидчив. Ему казалось, что его обижают намеренно, и, обидевшись, например, на жену или Олливанта, он мог не разговаривать с ними часами.

По воспоминаниям Э. Рид и Ч. Олливанта, по мере того как физически Майн Рид восстанавливался, его душевное нездоровье, напротив, усугублялось. Наконец, стало очевидно, что писателю необходима врачебная помощь, и был созван консилиум. Звучали разные мнения, но большинство докторов сходились в одном — писателю следует возвратиться в Англию. Некоторые полагали, что это вернет утраченное душевное равновесие (довольно странная идея по отношению к тому, кто мечтал жить в США, а Британию считал тюрьмой народов!). Другие считали (эта мысль была вполне здравой) возвращение необходимым, потому что только в Англии есть специалисты, клиники и наработанные методики для лечения душевных болезней. В США же писателя ждет только сумасшедший дом без надежды на выздоровление.

Элизабет Рид принимает решение — вернуться в Англию. Можно только строить предположения, чего в нем было больше — стремления помочь мужу или страстного желания уехать из нелюбимой и непонятной страны на родину. Думается, все-таки — первого. Но и известную нелюбовь миссис Рид к США и ее обитателям тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Решение было принято. Теперь самым трудным представлялось убедить супруга вернуться, а также раздобыть денег на обратную дорогу, на жизнь (хотя бы на первое время) и на лечение мужа. Как вспоминала миссис Рид, последнее удалось легче, нежели исполнение первого. Вполне понятно, почему. Денежные вопросы взял на себя Ч. Олливант. Он организовал подписку среди друзей и знакомых Майн Рида и довольно быстро собрал внушительную сумму. Билет на пароход (первым классом) взялся оплатить благодетель писателя миллионер Л. Локвуд. Гораздо труднее было убедить мужа уехать из США. Миссис Рид вспоминала о том, что «потребовался немалый такт и длительная череда уговоров, чтобы Майн Рид согласился вернуться на родину». Она не сообщила, однако (но об этом поведал Олливант), что главным ее аргументом было обещание возвратиться в США, как только писателю станет лучше и он поправится.

Часть V