– А, это ты. Пока нет известий, – призналась она, и было видно, что, несмотря на злобный вид и жесткий невыносимый характер, слова даются нелегко. – Ни хороших, ни плохих.
Света опустила плечи. Каждый миг она балансировала на грани, опереться на Диму не могла, да и чем бы он помог, когда сам выбивается из сил, – она это прекрасно понимала.
– Но, – продолжила Селиванова, – я могу сказать тебе по секрету…
Света напряглась, ее глаза широко раскрылись, одной рукой она взялась за стол, чтобы не упасть. Костяшки пальцев на руке побелели, кисть мелко задрожала.
– Там дежурит Доценко, знаешь его?
– Это врач, который принимал у меня роды.
– А, ну да…
Света слышала краем уха, что Доценко – местный бог, и люди в приемном покое шепотом произносят его имя, когда спрашивают друг у друга, к кому попали. Если выясняется, что к Доценко, слышен облегченный вздох, если нет, сочувствующее «ну он наверняка рядом будет, не волнуйтесь уж так».
Света кивнула.
– Ну вот… Он, сама знаешь… Сделает все возможное. Так что ты хотела? – Селиванова взглянула на часы, – выйти дыхнуть?
– Да.
– Ты знаешь, не положено ведь. Но… так и быть. Тебе не повредит немного развеяться, а то сама скоро к Доценко попадешь с таким настроем. Иди. Я к тебе в палату пока заселять никого не буду, подождем результатов…
– Спасибо.
– Что спасибо… сама вот переживаю, хотя обычно… – Она отвернулась к окну. После первого же аборта Селиванова потеряла возможность иметь детей и по детской глупости, наивности, граничащей с тупостью, решила, что это благо. – …Мне все равно, – закончила она фразу еле слышным голосом. По ее щекам текли слезы.
Она махнула рукой, показывая, что путь открыт, и Света побежала к лифту.
Внизу ждала Марго, растерянная, не знавшая последних новостей. Переписка с подругой не давала ответов на вопросы.
– Привет, ты одна? – спросила ее Света. Они обнялись, Света вдохнула аромат свежего цветочного шампуня, а Марго – больничной хлорки, подгоревшей каши, усталого тела. – Дима написал, Олег тоже хотел приехать.
– Ага, – отозвалась она. – Я заехала за ним, но он отпросился на тренировку, сказал, завтра с папой приедет, а пока, мол, у вас найдется о чем поговорить без меня.
– Все понимает, – сказала Света.
– Очень умный, – подтвердила Марго. – В Диму. Правда, сложный, порой смотрю, слушаю и не понимаю, что он говорит. Год назад еще понимала, а теперь нет, он же у нас часто бывает.
– То же самое, – сказала Света. – Ощущение, что сын с другой планеты. Как такое может быть?
– Пойдем на улицу, тебе можно? – спросила Марго.
– Вообще-то нельзя, но удивительно, Селиванова отпустила. Мне же и спускаться нельзя. Странно она вела себя.
Они вышли из приемного покоя роддома, увешанного агитационными и просветительскими плакатами на тему здорового образа жизни, в больничный двор. На лавках, пригревшись в лучах теплого весеннего солнышка, сидели посетители и больные из других палат больницы – рожениц обычно не выпускают на улицу.
Свободная лавка нашлась в конце аллеи, под ней пробивалась зеленая травка, на кустах позади торчали первые листочки, в спутанных ветвях копошились неугомонные воробьи.
– Ну… – сказала Марго. Она не хотела касаться болезненной темы и понятия не имела, как к ней подступиться, чтобы не сделать еще больнее.
– Пока нет известий, – сказала Света. Ее глаза с темными мешками так контрастировали с расцветающей весной, что Марго невольно подумала: будь она на месте подруги, наверное, не выдержала.
Она расстегнула приличных размеров бордовую сумку Hermes с золотым замочком на боку и вынула оттуда фляжку в тисненой коже.
– Даже не спрашивай, – сказала она, сунув флягу Свете. – Пей. Желательно до дна.
Света послушно опрокинула горлышко в рот, зажмурилась на солнце. Горло обожгла огненная жидкость, это был первоклассный, скорее всего, самый лучший коньяк в Москве, который только можно купить за деньги. Терпкий, щекочущий внутренности аромат наполнил ее существо.
Марго развернула шоколадку.
– Целиком, – сказала она. – У меня еще три, если что.
– Селиванова унюхает…
– Пошла она в задницу, твоя Селиванова, – сказала она. – О себе подумай. Ты же черного цвета, как так можно?
– Завтра будут делать МРТ, станет ясно, – сказала Света.
Они не произносили, но было понятно, что именно станет ясно – «останется ли она нормальной или же…»
– Все будет хорошо, – сказала Марго. – Она же жива, жива, понимаешь! А это главное, Света! – и они заревели обнявшись. Марго взяла флягу у невестки, сделала длинный глоток.
– Ты же за рулем…
– Вызову такси, не переживай за меня.
Они просидели минут десять, поглаживая друг друга.
– А ты знаешь, Дима помог Вите по работе? Вчера он приехал, я подумала, что выиграл в лотерею, никогда не видела его таким счастливым. В последнее время на него смотреть больно – какие-то глобальные проблемы на работе.
– Мне Дима ничего не писал, хотя, наверное, это нельзя писать по телефону. Мне он сказал, что отказался работать у Виктора, так что я даже не в курсе.
– Дело слишком серьезное. На кону должность, если не сказать больше. До того как Виктор попал в Росфинмониторинг, им руководил Севостьянов, и, конечно, после ухода остались его люди, которые сливали бывшему шефу секретную информацию. Но так как аналитиков в штате больше тысячи, обнаружить, кто это делает, практически невозможно. Недавно они накрыли серую схему обналичивания госконтрактов, арестовали миллиард наличными, Севостьянов на посту депутата проявил большую активность, чтобы прибрать деньги.
– Кажется, я что-то видела по телевизору, – сказала Света, там даже перестрелка была.
– Да, Витя участвовал в операции. Совсем недавно он был в Думе, его вызвал этот Севостьянов, где проводил совещание по поводу угрозы нашей и вообще всей мировой экономике. И, мол, Витя проморгал эту опасность, а он, Севостьянов, такой герой – представил доклад.
– Не понимаю, как там можно работать, – сказала Света. Она немного опьянела, стало легче дышать, словно с плеч и груди упал прошлогодний ком мокрого тяжелого снега.
– Честно говоря, я тоже не понимаю, в чем там суть, – сказала Марго.
За оградой роддома прошел бомж, он заглянул в серую высокую урну, потянул носом, учуяв запах дорогого алкоголя. Что-то пробормотав, ухмыльнулся в огромные топорщащиеся усы и пошел дальше, волоча подбитую ногу. За собой он катил тележку с сумкой, внутри которой позвякивали бутылки.
– Все как-то живут, – сказала Марго, глядя ему вслед. – Например, этот товарищ вполне мог быть преуспевающим бизнесменом в прошлом. Или учителем. – Она посмотрела на невестку. – Помнишь Егорова, у него особняк был по соседству с нашим, мы даже как-то на шашлыки ходили к ним вместе.
– Да, кажется, припоминаю. На Девятое мая года три назад.
– Точно. Он в Кащенко попал. Начал кидаться с топором на своих, успел зарубить няню и малолетнего сына, пока его не скрутил водитель. До этого возникли крупные проблемы по работе. Он же начинал проект по созданию «Москва-Сити», все оттуда и началось. Никто ничего не замечал до самого последнего момента, даже жена. Хотя они с ней и не спали уже пару лет, она мне жаловалась, а потом перестала – нашла мальчика из эскорта.
– Послушать тебя, так у нас все отлично, – сказала Света. – Еще бы вот… Ева…
– Ева?
– Я решила, что Ева.
– Когда? С Димой посоветовалась?
– Только что. Дима и предложил Еву. Это я была против. Хотела все Марию, Марию… дохотелась.
– А что не так с Марией?
– Все так, только Мария – это «горечь» с иврита.
– Вот уж не знала. Кажется, мать Иисуса так звали.
– Вот-вот.
– А Ева… лучше?
– Ева – это жизнь. Ну, или змея, кому как больше нравится. Быть змеей при такой жизни – не самый худший вариант.
– Я бы сказала, это самый выигрышный вариант, – сказала Марго. Хотела добавить – «посмотри на меня», но промолчала. Там, где нужно (и не нужно), они понимали друг друга без лишних слов.
– Вот поэтому пусть будет Ева! – сказала Света, опрокидывая фляжку. Коньяк был до того вкусен, легок и действенен, что казался волшебным нектаром.
– Виктор, как и обещал, заплатил Диме, так что вам будет немного полегче, – может быть, он оставит затею работы сторожем, – сказала Марго, заметно повеселев.
– Что? Ты сказала – сторожем?
– Ну да. Он тебе ничего не говорил?
– Нет. Вернее, сказал про какое-то дежурство. Я подумала, снова как склад химии.
– Да нет, какой склад, обычным сторожем в школе.
Света медленно повернулась к подруге.
– Кем ты сказала? Сторожем в школе?.. – Она, кажется, не могла переварить этот факт. Бывают в математике неберущиеся интегралы, которые не выражаются через элементарные функции. Так вот, она элементарно не могла понять – как? Не то чтобы она была против работы сторожем: в конце концов, на складе порошка он сторожем и работал, но – в школе? Как же на него будут смотреть коллеги? Директор? Завуч, дети, в конце концов… Что скажет Олег? Как быть ей? Легко сказать, все профессии нужны, но когда твой муж – гениальный математик – работает сторожем в школе, в которой эту же математику и преподает… Разве это – нормально?
Как же он будет помогать, когда ее выпишут? То-то почти не пишет или отделывается общими фразами…
– Да не бери к сердцу, он у тебя классный, умный, добрый…
– Это все прекрасно, ты права, – вздохнула Света. – Только лучше быть змеей. В том числе и мужского пола. Змеем. Иначе всю жизнь будешь работать сторожем, имея высшее образование и диссертацию на полке.
– Не дрейфь. Я уверена, Виктор его точно уговорит. Но и ты должна постараться. Уговаривай. Воздействуй.
– Он непробиваем, ты же знаешь.
– Вода камень точит. Витя такой же, они ведь братья.
– Иногда я думаю, что никакие они не братья, до того непохожи.
Вдруг телефон Светы зазвонил. Она дернулась, едва не выпустив флягу с коньяком из рук.