Открыв на мониторе журнал предупреждений, он заметил красный флажок напротив номера школы. «Опа!» – подумал он. Значит, предупреждение диспетчерам уже есть. Красные флажки появляются, если существует дело, прямо либо косвенно пересекающееся с электричеством, энергосбытом, и оно на контроле в полиции.
– Та-акс, – сказал он громко, пододвинув клавиатуру. – Что там случилось-то? Набрав номер школы в поиске по новостям, он сразу же нашел, что искал. «Возбуждено уголовное дело… директор Эльвира Анатольевна Песчинская подозревается в нецелевом расходовании бюджетных средств, умышленном занижении показателей расхода электрической энергии путем… – прочитав следующую фразу, Арсений чуть не рассмеялся, полусонное состояние мгновенно пропало, как будто он хлебнул бидон черного кофе. – Путем навешивания замедляющих работу электрических счетчиков устройств в виде неодимовых магнитов. – Господи! – громко сказал Арсений, – ты слышишь? В школе – неодимовые магниты! Она экономила бюджетные деньги! Теперь он сомневался, что нужно писать в полицию, а не на премию Дарвина. Можно понять, когда такие штуки ставят в квартирах, гаражах… но в школе…
Он пробежал взглядом краткое обобщение сути дела, где говорилось, что Песчинская не знает, что это за магниты и каким образом они попали в школу, кто их повесил на счетчик, и вообще «гражданка Песчинская заявила, что впервые видит „эти штуковины“».
– Все верно, – сказал Арсений, запуская пятерню в редеющую шевелюру. – Она не знает. Зачем ей беречь бюджетные деньги? Не бывает таких директоров. Это не она. Мадам Песчинская не имеет отношения к данным магнитам.
И единственный, кто мог пролить свет на их происхождение, Арсений абсолютно был уверен в этом, – сторож школы. Ночной сторож школы.
Распечатав подробные показания расхода электроэнергии, Арсений взял ручку, придвинул белый лист бумаги и начал писать докладную с четким, логически выверенным объяснением фактов.
В полиции любят факты.
Он чувствовал себя Шерлоком Холмсом и Робином Гудом одновременно. За это и любил тихие ночные смены.
Глава 43
Грязно-синий микроавтобус с задрапированными окнами, в который его осторожно, но довольно настойчиво подтолкнули, был без опознавательных знаков, примечательных надписей, синих маячков и антенн – серая лошадка инквизиторов – незаметный, безликий и оттого еще более устрашающий.
Но деваться некуда, молодой сопровождающий крепкой рукой направил его в открывшуюся боковую дверцу, сам залез следом. Женщина с мужчиной постарше уселись спереди. Денис успел заметить, как она сделала взмах рукой, и полицейский автомобиль, круто развернувшись, скрылся в подворотне.
– Ну вот, – она повернулась, блеснув очками. – Все обошлось, ты отличный парень, Денис. Будешь вести себя так же хорошо, считай, половина твоих проблем рассосется сама собой.
Денис хмыкнул. Грязные сиденья микроавтобуса с какими-то крошками, темными бурыми пятнами, которые почему-то показались ему кровью и ничем иным, совсем не давали повода для оптимизма. Где-то в глубине проскочила мысль, что он сам им вообще не нужен, им нужно что-то другое, о чем они пока предпочитали помалкивать. За все время жизни с теткой он не мог припомнить случая, чтобы его судьбой интересовались органы опеки – как он там, в каких условиях живет, нормально ли питается, может быть, тетка его маньяк или алкоголичка-наркоманка. Но нет, они появились только теперь, когда до конца школы остались сущие пустяки, но, так или иначе, до полного совершеннолетия ему было еще почти два года, и только новый опекун мог спасти ситуацию. Которого назначают… органы опеки.
– А вторая половина? – спросил он, придав лицу простодушное глуповатое выражение. Быть дебилом, вернее, казаться дурачком всегда выгодно – противник расслабляется, думая, что имеет дело с недалеким отпрыском шимпанзе. Несколько раз побывав в отделении полиции, Денис быстро находил там общий язык с младшим составом, от которого, собственно, и зависела судьба в обезьяннике. Они принимали его за своего – все эти сальные шуточки, туповатый смех, помноженные на внутреннюю ожесточенность, даже ненависть ко всему инородному: голубым, пиндосам, и всем тем, кого в данный момент было принято ненавидеть. Играл он самозабвенно, впрочем порой переигрывая, и, глядя на себя со стороны, лыбящегося с одновременно перекошенным от ненависти лицом, он думал, а что, если в один прекрасный день он не сможет выйти из роли? Что, если он так и останется внутри нее, и эта роль срастется с ним, станет его частью навсегда, и эти ненавистные ему люди примут его как своего по-настоящему, за его выдуманные качества, которые он уже и сам не сможет отличить от настоящих.
«Наверное, так и становятся мудаками», – подумал Денис, выворачивая приторную улыбку. Может, стоит быть принципиальным и не подстраиваться под обстоятельства? Рубить правду матку, и дело с концом? Но что-то (скорее всего, обыкновенный здравый смысл) подсказывал ему, что в таком случае он долго не протянет и кому будет нужна его жертва – тоже вопрос.
А если это вообще все розыгрыш и они хотят выяснить про их бизнес с Лариным? Такое тоже исключать нельзя. Впрочем, женщина показала документы, она в курсе смерти тетки, так что, судя по всему, они те, за кого себя выдают – представители органов опеки.
– Вторая половина? – Она взглянула на проспект, заполненный машинами. Они ехали куда-то на север, Москва большая, и Скоков с трудом узнавал местность. – Вторая половина зависит от нас. Правда, Борис Николаевич?
Крупный мужчина на месте водителя кивнул. Толстые складки на его шее на мгновение развернулись, выпрямились, как меха аккордеона, а потом вновь сомкнулись, правда, совершенно беззвучно.
– Если подопечный нам нравится, не доставляет проблем, то мы идем навстречу. Как правило.
У Скокова затеплилась надежда. Может быть, они оформят документы и отпустят его восвояси? Ради такого исхода он был готов играть кого угодно, хоть придурка, хоть Гамлета: «О, бедный Йорик! Я знал его, Горацио!» – прошептал он, глядя на живородящий затылок.
– Вы что-то сказали, Денис? – напряглась тетка в деловом костюме.
– Хотел попить пивка вечерком с моими друзьями Йориком и Горацио, но, видимо, придется отложить ненадолго, – он испытующе глянул на нее, но ни один мускул не дрогнул на ее натянутой, словно на стальную чушку, коже лица. Она не просекла. Она не знает таких друзей. Тем лучше.
– Странные клички у ваших друзей.
– Они румыны, – не моргнув глазом ответил Денис.
Тот, что помоложе, сидящий рядом с ним и не спускавший с него глаз, брезгливо сморщился.
– Друзей в молодости надо тщательней выбирать, – сказал он. – Не дай бог что, бросят и не вспомнят.
– Теперь точно бросят, раз не проставлюсь, – сказал Скоков, – обидятся. Сегодня моя очередь была.
– Вот я об этом и говорю, – удовлетворенная ухмылка повисла на лице молодого сотрудника опеки.
– А долго ехать еще? – поинтересовался Денис, отстукивая ладонями по сиденью и перебирая в уме варианты. Везут явно куда-то на окраину города.
– Не очень, потерпи, – ответила женщина.
Денис забыл, как ее зовут, а переспрашивать не хотелось.
И когда спустя полчаса вдоль пути их следования возник длинный мрачный забор, сложенный из темного сбитого кирпича, местами выщербленного как будто автоматными очередями, с завитой кругами колючей проволокой поверху, он понял, что они приехали и, судя по всему, он останется тут надолго.
Микроавтобус притормозил у наглухо задраенных железных ворот, справа от которых была проходная, вмонтированная в забор. Вдали, на внутреннем периметре виднелась вышка, там наверху стоял маленький человечек и смотрел на них.
Все это напомнило какой-то концентрационный лагерь, только без черных труб крематория. «Впрочем… еще не вечер», – подумал Денис, чувствуя, как холодный липкий страх начинает свое путешествие по его внутренностям.
Как же Ларин найдет его? Кажется, это невозможно. Он с сожалением подумал, что мог собрать сумку заранее и припрятать там сотовый маячок-трекер, какие продают в салонах связи для слежения за детьми.
Впрочем, если они все же упрячут его сюда, то наверняка затребуют документы в школе, Ларин должен об этом знать и непременно выяснит, кто и куда увез Скокова.
– Если, конечно, он меня не кинет.
– А ты бы сам его кинул? Подумай, у тебя налаженная система по добыче денег, на кой черт тебе лишний рот?
– Я бы нет, он же мой напарник.
– Ты хорошо подумал? Это говорит какой Денис? Тот, что паяц, или другой, тот, что читает Фейнмана?
– Какое тебе дело? Это имеет значение?
– Для меня да.
– Я бы не бросил его, отстань от меня, дебил! И так дело – дрянь.
– Ты это говоришь от страха. Страх придает тебе силу, которой у тебя нет, ты хотел бы, чтобы она у тебя была, но у тебя нет силы. Ты дохлая курица.
– Иди на хрен!
– Вот види…
– Выходи! – его внутренний диалог внезапно прервался, боковая дверца отворилась, заодно он заметил, что и дверь проходной также отворилась. Там стоял водитель, о чем-то разговаривая с мужчиной в военной форме. – Давай быстрее, – с нажимом произнесла женщина.
Скоков выскочил на потрескавшийся асфальт. За ним из автобуса вышел молодой сопровождающий.
– Идем, – сказал он, взяв Дениса за локоть. – Заседание комиссии уже началось, нужно поторопиться.
Человек в военной форме кивнул, взял бумаги у мужчины-водителя. Ни слова не говоря, пошел внутрь, за ним женщина, потом Денис, и замыкал процессию сопровождающий.
– Ни слова! – тихо предупредил он Дениса. – Идешь и делаешь все, что тебе говорят. Ясно?
– Да.
– Вот и молодец. Шагай.
На том конце длинной проходной человек в пятнистой форме, видимо караульный, провернув ключ, открыл толстую решетку, преграждавшую им путь. Сверив бумаги и окинув взглядом Дениса, он кивнул, пропуская процессию.