Он тронул мужчину, стоящего к нему полубоком, в серой вылинявшей куртке и таких же штанах. Волосы мужчины были всклокочены и торчали одновременно во все стороны, отчего он походил на Эммета Брауна из трилогии «Назад в будущее»: «Ни слова, ни слова, ни слова больше! Тихо! Эм, ты собираешь деньги в пользу организации „Юный спасатель“?»
– Что?! – повернулся к нему мужчина. – Ты что-то сказал?
Ларин смутился, хотя застать врасплох или смутить его было очень трудно. Глаза мужчины, смотревшего на него, сияли такой бесконечной, почти бездонной глубиной, что Ларин решил, будто его собеседник – слепой, но каким-то образом видит его, и видит гораздо лучше, отчетливее, нежели все зрячие, вместе взятые.
Не в силах выдержать его взгляд, Ларин покосился на обложку верхней книги с роботом.
«Приемщик застрял где-то внутри ларька, когда он выйдет и снимет стопку книг с весов – пиши пропало», – подумал Ларин.
– Продайте мне эти книги, – сказал Ларин, кивнув в сторону весов. – Все равно сдаете. Я куплю. Сколько вы хотите?
– Зачем тебе этот хлам? – удивился мужчина. Его седая борода была вся в крошках, на усах застыло что-то белесое, вероятно кефир или молоко, но спиртным от него не пахло, его даже можно было назвать опрятным, по крайней мере, по сравнению с остальными, смотревшими на них с любопытной заинтересованностью.
– Эй, мужик, – позвал кто-то из темного угла. – У меня тут «Камасутра» есть, может, лучше «Камасутру» купишь? Зачем тебе эта фигня?
Бородатый, мистер Браун, если это был он, и ухом не повел. Его голубые глаза смеялись, он чувствовал себя здесь как рыба в воде.
– Помолчи, Немец, – сказал он. – Человек Перельманом интересуется, а это выверт похлеще «Камасутры» твоей.
– Что может быть лучше «Камасутры»? – обиженно сказал тощий грязный человечек по кличке Немец.
– Разумеется, Перельман, – сказал мистер Браун. И в душе Ларин с ним согласился.
Сзади кто-то разразился влажным, натужным кашлем.
«Судя по всему, это туберкулез», – подумал Ларин, но отступать было некуда.
– Сколько дашь? – спросил его мистер Браун.
Ларин понятия не имел о цене макулатуры в 2011 году. В последний раз, когда он сдавал стопки перевязанных газет, собранных по соседям, цена килограмма составляла пять копеек, но это было еще во времена СССР.
«Продешевишь – обидится», – подумал Ларин.
– За всю стопку дам… тысячу.
Тот, кто кашлял, – вдруг замер, а Немец, выпустив из рук сетку с газетами, присвистнул.
– Тысячу? – переспросил мистер Браун.
– Да. Тысячу рублей. – Ларин полез в куртку за бумажником. – Прямо сейчас. Одной бумажкой.
Мистер Браун хитро улыбнулся. Тряхнул непокорной бородой, что-то прочертил в воздухе правой рукой – что именно, Ларин не успел уловить, и покачал головой.
– Нет.
– Что – нет? – спросил обескураженный Ларин.
– Мало.
– Мало? Но вся эта стопка стоит. – Он покосился на замызганный информационный стенд. – Максимум рублей сто.
– Нет, – упрямо повторил мистер Браун.
Немец вздохнул.
– Говорю тебе, возьми «Камасутру».
Ларин почувствовал себя глупо. Он попытался вспомнить, сколько у него денег в кошельке, – выходило с аванса, учитывая последние траты, тысяч пять.
– Две, – сказал Ларин, чувствуя странное удушье. Темень в ларьке сгустилась, теперь перед собой он видел только горящий взор мистера Брауна и больше ничего.
– Смешно, – сказал тот. – Эй, Петрович, где ты там, – крикнул он невидимому приемщику.
– Сейчас, погоди две минуты, сдаю товар. Почти иду, – раздался оттуда голос.
Ларин хотел было выйти, но что-то удерживало его на месте, то ли начавшийся торг, то ли любопытство – чем же все это закончится.
– Четыре, – сказал он.
– У тебя в кошельке пять, – сказал мистер Браун.
Четверо мужчин, стоявших внутри ларька, затаили дыхание. Немец растворился в темноте, а приемщик, казалось, вообще решил уйти подобру-поздорову.
«Наверное, заметил, когда я пересчитывал деньги», – подумал Ларин.
– Это слишком дорого, – автоматически сказал он. Это и правда было очень дорого. Ни один учебник Перельмана ни в одном магазине не продавался за столь крупную сумму. Почти двести долларов.
– Как знаешь. Петрович, да где ты там, сколько можно уже стоять? Давай книгу жалоб, я напишу тебе пару благодарностей! – мистер Браун, похоже, не блефовал. Он готов был отдать всю стопку Петровичу за бесценок, но не соглашался на баснословные четыре тысячи от Ларина.
– Черт с тобой! Пять! – Ларин подумал, что совершает ужасную глупость. Никогда он столь бездарно не транжирил деньги. Тот же самый томик Перельмана можно было купить в любом «Букинисте» рублей за сто-сто пятьдесят.
За стойкой появился Петрович – толстый тип с тройным подбородком и круглой блестящей лысиной. Он был в черном фартуке поверх спортивного костюма и как будто выжидал момент, когда сделка состоится, поэтому не выходил.
– Так, – сказал Петрович, положив пухлую руку с золотой печаткой на Перельмана, – шесть кило триста. Сдаешь?
Ларин поспешно полез в карман куртки.
Мистер Браун отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Просто взвесить хотел.
Петрович кивнул.
– Если не сдаешь, отойди, освободи место для народа.
– У… повезло, – услышал Ларин громкий шепот Немца.
Мистер Браун с легкостью подхватил стопку книг с весов, взял у Ларина купюру и протянул книги.
Они вышли на улицу. К ларьку подтягивались люди, каждый из них тянул что-то увесистое, перевязанное, замотанное в тряпки, целлофан или бумагу.
– Гараж закрыт, – сказал мистер Браун.
Ларин вопросительно посмотрел на него.
– Задача сто пятьдесят один.
– Что?
Но человек в серой, сильно поношенной куртке уже не слышал вопроса – он удалялся чуть ли не бегом, и догнать его не представлялось возможным – через секунду мистер Браун скрылся за углом многоэтажки.
Глава 48
Терентьев неожиданно даже для самого себя не стал отправлять готовую докладную начальству. Он перечитал все, что написал, – так как печатал он плохо, то докладная была изложена на чистых белых листах полукруглым убористым почерком человека ответственного и дотошного.
Детали? Вам нужны детали? Пожалуйста!
Сто сорок первый участок, к которому принадлежала школа, почти три недели в ночное время, когда потребление энергии должно быть почти на нуле, потреблял столько же, сколько и в дневное время. Начало скачка обычно приходится на 23 часа, окончание на 6 утра, нагрузка в течение всего срока – равномерная, без прыжков и пиковых значений. Так обычно работает стационарное оборудование.
Три недели спустя, после ареста директора школы, потребление в ночное время сходит на нет, что может быть истолковано, будто директор Песчинская замешана в процессе. Но это неверный посыл. Незаконное потребление, каким бы оно ни было, к ней не имеет никакого отношения.
Терентьев потер вспотевшие ладони. У него было ощущение, что он напал на что-то крупное, важное, и было глупо отдавать это в руки полиции, чьи ребята быстро найдут применение его докладу.
Он убрал курсор с пустой строки отчета на экране монитора и закрыл окно программы.
– Кто бы ты ни был, я найду тебя, – сказал он вслух, разглядывая свою лысеющую голову в зеркале за монитором.
Вытащил длиннющую распечатку, больше похожую на бумажного змея, конец которого исчезал за полукруглым диспетчерским столом, взял красный маркер и принялся выбирать из бесконечных столбиков цифр нужные, руководствуясь одному ему известными соображениями. Он щурился, хмурился, иногда его рот кривился в подобии улыбки, хитрой и торжествующей одновременно, – наблюдающий за ним человек, если бы таковой был, несомненно бы подумал, что диспетчер увлечен очень важной и интересной задачей. По сути, так оно и было. Арсений Терентьев, диспетчер оперативного отдела городской энергетической сети, почувствовал золотую жилу.
Вообще, у работников энергосети, непосредственно у диспетчеров, не так уж много способов левого заработка. Если бригады на местах могут прикрыть глаза на нарушения, исказить реальное состояние дел, что может простой диспетчер? Вот и сидел он на одной зарплате, наблюдая, как несколько акций родного предприятия, купленные еще в эпоху ваучерной приватизации, застыли, словно мраморные быки на входе в офис. Тому, кто скупил все, – достались дивиденды, голоса, пляжи в Малибу, Майбахи с длинноногими красавицами, а он продолжал вскакивать в ужасном одиночестве маленькой квартиры на западе Бирюлево.
Но нет! Это его шанс! Такое упустить нельзя!
Раздался сигнал аварии на подстанции сорок один. Ничего особенного, перегрузка трансформаторов, хотя в последнее время такие аварии стали происходить все чаще.
Он привычным жестом нажал кнопку оповещения аварийной бригады, посмотрел в монитор видеонаблюдения – мужики неохотно побросали карты, кто-то оторвался от планшета. Сейчас они выйдут из комнаты отдыха, старший смены заберет распечатку наряда-задания, включат мигалки и помчат на подстанцию, пока разъяренные жители не растерзали звонками: скоро утро, и многим не понравится, что в домах отсутствует свет.
Такое случалось каждый день, однако зачастую, незаметно для жителей аварийный участок обесточивается, его функции перекидываются на ближайшие подстанции. Энергетическая система как гидра – способна даже в случае крупных аварий самовосстанавливаться. Но Терентьев точно знал, чувствовал спинным мозгом: если раньше аварии, кражи, нерегламентированные сбои случались, если можно так выразиться, планово, то теперь источники хаоса множились, их причины в отчетах ремонтных бригад часто оставались прочерком.
Закончив длинную распечатку, он что-то выписал себе в блокнот, потом скатал бумагу в плотный рулон.
– Невероятно, – шептал он сухими губами. – Этого быть не может, чтобы так… но даже если… нет. – Заложив руки за голову, он принялся ходить вдоль огромного информационного табло, на котором светящимися точками были изобра