жены подстанции, темными линиями – связи между ними, цифры баланса, которые постоянно менялись, и другие оперативные показатели. – Да это же… миллионы… неужели никто. – Тут он осекся и посмотрел на дверь. Но в помещении он был один. И все же излишняя предосторожность не помешает. Видео с камер наблюдения никто пересматривать не станет, если, конечно, не случится ЧП, однако не стоит забывать, что глаза теперь всюду и нужно быть осторожнее.
Что же так заинтересовало его в длинной распечатке? Просматривая цифры и графики из месяца в месяц, из года в год, он с закрытыми глазами мог сказать, где утечка, где воровство, где поставили жучок, а где пробой – все мало-мальские технические способы воровства электроэнергии он чувствовал, что называется, кончиками пальцев. За это его особенно ценило руководство: там, где и трое работников месяцами не могли распознать утечку, он, стоило только бросить взгляд на детали, сразу же говорил, в чем проблема. Аварийка ехала на место, и бывалые технари лишь разводили руками: все его предсказания сбывались, какими бы странными, глупыми или даже невероятными они ни казались на первый взгляд.
В цифрах, что он методично подчеркивал, немотивированный рост потребления вызывал смутные подозрения.
Самой ближайшей такой точкой была как раз школа, директора которой арестовали за злоупотребления. Он почему-то думал, что именно там, на месте, проще всего выяснить, что происходит и каким образом эта зараза распространяется по Москве.
Терентьев хотел кому-нибудь позвонить и поделиться своим открытием, но звонить было некому. Он промотал короткий список абонентов в телефоне, его лицо окаменело.
Никого нет, кто бы за него порадовался. Ни одного человека на всем белом свете. Но… ничего. Скоро о нем заговорят. Совсем скоро. Когда появятся заграничные счета – он уже не будет сидеть длинными ночами в диспетчерской, до рези в глазах впиваясь в показания приборов. У руля белоснежной яхты он сам решит, отвечать на звонок очередной поклонницы или нет.
Терентьев торжествующе ухмыльнулся. Раз в жизни всем выпадает шанс, нужно только суметь им воспользоваться.
Глава 49
– Успенский слушает, – шумно выдохнул в трубку Кирилл Алексеевич. Он ненавидел скрытые номера абонентов, считая это вызовом и угрозой лично себе и своему бизнесу. Какой нормальный человек, обычный человек, из тех, что ежедневно покупает колбасу «ЧудоМяско» в общей очереди универсама, будет скрывать номер телефона? Это прерогатива таких, как он, людей занятых и деловых, кому есть что охранять, о чем заботиться. Он прекрасно понимал: стоит на мгновение зазеваться, и весь мясной бизнес, который он строит вот уже двадцать три года, откусит невесть откуда взявшаяся акула с острыми зубами и цепкой хваткой.
Впрочем, это может быть и не акула вовсе, а какой-нибудь мелкий подлый прилипала, которого поначалу и разглядеть тяжело. Труднее всего отбиваться не от бандитов, времена которых, как принято считать, закончились в конце девяностых, а от незаметных людей под емким понятием «siloviki». Неразговорчивые, наделенные реальной, почти неограниченной властью, они представляли наибольшую опасность – Успенский отдавал себе отчет, что никакая жестокость их не испугает. Плевать они хотели на Рафика, будь таких рафиков хоть сто штук. Потому Успенский пользовался очень дорогостоящими услугами бывшего полковника ФСБ Романа Беленького. Тот отлично справлялся со своими обязанностями, но была одна загвоздка. Успенский не верил ему. Точнее, верил, конечно, но в глубине души – боялся. Боялся, что в один прекрасный день тот просто захватит предприятие со своими бывшими сослуживцами. И чем дольше работал Полковник, тем крепче была уверенность Успенского.
– Алло, – повторил Успенский. – Говорите.
– Это Ларин, – послышалось в трубке. – Помните еще меня?
Успенский замер в кресле. «Откуда он знает мой мобильный?» – пронеслась у него мысль.
– А!.. Дмитрий Сергеевич! Конечно, конечно, – Успенский пытался сообразить, что ему делать, что говорить дальше, но мысли не лезли в голову. – Кажется, вы что-то обещали… или я запамятовал…
– Где мои друзья?
Теперь Успенский полностью выпрямился в кресле. Он почувствовал в голосе учителя решимость, его это даже немного рассмешило. Ему всегда доставляло удовольствие ставить на место зарвавшихся идиотов, не представляющих, с кем они связались. Иной раз его джип случайно подрезал какой-нибудь зазевавшийся белый воротничок или пенсионер, тогда он самолично брал биту и разбивал машину оппонента, заодно избивая скулящего от страха владельца. Если кому-то хватало смелости вызвать полицию, то после минутного препирательства дежурная машина уезжала – корочки, которые он показывал, действовали безотказно.
– Что ты сказал? – Успенский сразу перешел на ты, решив не тянуть кота за хвост и другие части тела. – Ты… Ларин, видимо, туго соображаешь…
– Вы глухой? Я знаю, что у вас простатит, геморрой, лишний вес, одышка, слабые легкие, что-то там с сердечной сумкой, так еще и слух понижен… сочувствую. Небось, еще и импотент.
– Что ты сказал?! – задохнувшись от злости, повторил Успенский. Он схватил пачку «Кэмела», вытащил сигарету и нервно закурил. – Ты совсем…
– Что вижу в вашей медицинской карте, то и сказал, – голос Ларина, чуть глуховатый и спокойный, не сразу доходил до Успенского, прижавшего телефон к уху.
– В какой еще карте?! Ты с ума сошел?
– Кирилл Алексеевич Успенский, медицинская карта номер 23912, ФГБУ «Поликлиника № 1» Управления делами Президента Российской Федерации, год рождения 1949, 10 марта, группа крови первая положительная, город Москва, улица Котельщиков, дом 19… переворачиваю страницу… у вас очень пухлая карта, долго читать буду.
Успенский прирос к креслу. Он постоянно ждет неприятности, но они появляются совсем не оттуда, откуда ждешь, – это закон.
– Откуда это у тебя?
– Какая разница, – беззаботно ответил Ларин. – Мне повторить вопрос или дойдем до странички уролога?
«Вряд ли сведения из карты представляют опасность», – подумал Успенский, затягиваясь. Неприятно, конечно, но не смертельно. Главное, выяснить, откуда он ее взял и как. Потом всех найти и сровнять с землей. Рафик умеет наказывать провинившихся. Значит… теперь учитель знает мой домашний адрес. Нужно усилить охрану. Вместе с этой мыслью Успенский засмеялся, рывками выпуская дым над зажженной лампой. Куда ее усиливать? Трехметровый забор, три добермана бегают по периметру, круглосуточное видеонаблюдение и пять вооруженных охранников. Нужно расслабиться, а то он испугался школьного учителя, нервы расшалились с этой чертовой работой.
– Засунь эту карту в жопу и жди гостей, – процедил Успенский. – Ты меня напугать решил? Медицинской картой? Точно дебил, как Вадик и говорил, – он заржал блеющим смехом. – Ох! – Успенский не мог отдышаться. – Я все могу понять, но как люди становятся дебилами? Ты вообще в своем уме? У тебя семья… если тебе на себя насрать, ну слушай… ах-ха-ха… боже, насмешил! Ты хоть их спрятал? Веселее охота будет идти, на тебя объявлена охота, придурок. Дам тебе фору три часа, потом всё. Тебя уже ничто не спасет.
Ларин слушал нервную тираду, пролистывая документы, присланные братом. Перед ним была вся жизнь Успенского: день за днем, файл за файлом. Ларин поежился – наверняка и на него самого есть что-то похожее, вся жизнь, от и до – то, что ты и сам уже давным-давно забыл, типа зачетной книжки института, технический паспорт на родительскую квартиру или перечень всех нарушений ПДД – все это разложено по годам, тщательно отсортировано и собрано в удобную базу данных. Обладание такими сведениями стоило громадных денег. Впрочем, самым ценным тут были счета, названия компаний, переводы, пароли, доступы – все, что человек обычно прячет в неприступных сейфах или даже просто хранит в памяти, никому не доверяя.
Современная социальная инженерия, вмешательство в частную жизнь невиданных масштабов. Люди, конечно, догадываются, что государству многое известно, но чтобы… столько!
– Охота? Вы собираетесь на меня охотиться? – Ларин помолчал и продолжил говорить еще тише: – Желаю удачи, конечно… только вот что. Ваш геморрой представляет интерес только для ваших любовников, а вот, к примеру, счет 23939993200123 на Кипре, который, кстати, пополнен вчера на миллион двести девятнадцать тысяч евро, – тут интереса куда больше. А таких счетов у вас… – Ларин промотал экран. – То, что я вижу, не вдаваясь в подробности, – одиннадцать штук. С общей суммой…
Успенский похолодел.
– Что это? – хриплым голосом спросил он. – Что э… откуда? – Он не мог поверить, но именно на такую сумму подписал вчера транзакцию в фирме, обслуживающей его офшорный счет. Совершенно секретный офшорный номерной счет.
– Это ваши счета. Слух восстановился?
– Э… да…
– Так мне повторить вопрос?
– Я тебя в асфальт закатаю. Вместе с твоими родичами. Всех! Урою!
Успенский бросил тлеющую сигарету на пол, вскочил, освободившейся рукой нажал кнопку селектора.
– Маша, срочно всех ко мне. Прямо сейчас! – рявкнул он, найдя бычок на ковре, он растер его пяткой.
– Ты покойник! – бросил он в трубку и нажал отбой. Потом в ярости схватил хрустальную пепельницу и запустил ею в противоположную стену, где в память о залихватской молодости красовался стяг речного флота.
Он никогда не поддавался на провокации и шантаж, никогда не платил вымогателям, не изменял своим принципам. Он сам мог кого угодно на колени поставить. Потому и держался на плаву.
Глава 50
Ларин хмыкнул, посмотрел на замолчавшую трубку, потом поднялся с кресла. От подъезда только что отъехал автомобиль тестя. Несмотря на протесты, Света в конце концов собрала вещи, Олег схватил скейт, в рюкзак засунул пару футболок и джинсы.
– Пап, ты уверен, что так нужно?
– Меньше разговоров, больше дела. Если я сказал, значит, нужно.
– Ну ладно. Хоть скажи, что случилось.
– Одному придурку не понравились его оценки.