– Директору школы плохо, – сказал он. – Подозрение на сердечный приступ. Она потеряла сознание. Пришлите срочно машину.
– Какой школы, номер, адрес, – донесся усталый голос.
Ларин продиктовал.
– Хорошо. Вызов принят, ожидайте.
Он опустился на стул, посмотрел на раскрытый журнал с аккуратно закрашенной «корректором» фамилией Скокова. Через пять минут до его слуха донесся вой сирены.
Сквозь разбитое окно в класс задувал приятный майский ветерок, шевелились зеленые листья цветов на подоконнике. Располовиненный Лобачевский следил за ним настороженным взглядом. Были это дружки младшего Успенского или боевики старшего – Ларин не хотел выяснять.
Схватив портфель, в который он закинул классный журнал и старый учебник, он взглянул на рану – она довольно сильно кровоточила, тем не менее он не стал смывать кровь.
По хрустящим осколкам битого стекла Ларин вышел из класса. Когда он спустился на первый этаж, внизу уже стояла бригада скорой помощи. Двое рослых молодцов в синей униформе и с ярко-оранжевыми чемоданчиками о чем-то говорили с полицейским. Рядом сновали дети, привлеченные визитом экстренной службы, у приемной Ларин увидел физрука и еще трех учителей. Все они выглядели крайне обеспокоенно.
Никто ничего не понимал, и тревожное ощущение мигом наполнило гудящий холл.
– Директор там, – сказал Ларин, указывая на приемную. Полицейский уставился на его окровавленную руку.
– Что это с вами? – спросил он.
– Наверху в классе математики камнем разбили стекло только что, меня ранило осколком.
– Что у вас тут творится? – поинтересовался старший в группе медиков. – Ведите к директору.
Охранник, беспомощно оглядываясь (он явно не был готов к чему-либо сложнее проверки удостоверений), поднес рацию ко рту.
Ларин направился к приемной. Придется объяснять, откуда у него ключи от кабинета директора. Аннушка до сих пор не явилась, учителя обсуждали и это недоразумение.
Открыв дверь в кабинет директора, он пропустил бригаду внутрь. Сзади приглушенно галдели, напирая, учителя – все старались заглянуть в щелку, посмотреть – что же случилось.
– Что-то с директором… кажется, ей плохо, – слышал Ларин. – Господи… не может быть… где же Аннушка?
– Закройте дверь, – послышался властный голос врача скорой, высокого парня в очках.
– А что она под столом делает? – спросил второй парень, очень молодой и крепкий, Ларин видел, как он присел возле директорского стола, вытянув руки.
С трудом затворив дверь, он остался с бригадой в кабинете. Взгляды обратились к нему.
– Вы ее нашли? – спросил старший.
– Мертва, – сказал тот, что опустился на колени за столом.
Ларин молчал. Если ответить им, что он, это может грозить неприятностями, а если не он – откуда у него ключи от кабинета?
– Секретарь оставила ключи, у нее пожар дома. Наверное, она и звонила.
Девушка-фельдшер кивнула. Да, вызов оформлен на секретаря. Но…
– Эй, – вскрикнул молодой доктор. Его голова показалась из-за стола, в ушах болтались трубки стетоскопа. – Да она жива! Гена, скорей сюда!
Старший встрепенулся, подскочил к столу, щелчком распахнул чемоданчик. На ходу оба нацепили резиновые перчатки.
– Держи маску, – старший передал молодому маску, тот надел ее на лицо Надежды Петровны и начал качать воздух, нажимая на грушу.
– Адреналин, гепарин пять тысяч, – бросил Гена девушке. Та уже суетилась возле чемоданчика.
Ларин взмок. Получается, он оставил директора умирать под столом. Надо было сразу вызвать скорую, надо было… глядя на четкие действия бригады, он подумал, что вряд ли простит себе это когда-нибудь. Но… она же послала Скокова в этот гребаный специнтернат, это адское училище для отморозков, она знала, она санкционировала все это, и, даже если представить, что суд на самом деле был… и Скоков виновен… разве она могла так поступить? Как?
– Раз, два, три, четыре, – считал шепотом молодой, надавливая двумя руками на тощую грудину женщины.
– Контроль массажа на сонной артерии, – услышал Ларин откуда-то издалека.
– Есть пульсация.
– Зрачок покажи, – сказал старший.
– Узкий.
Ларин покачнулся. Комарова издала протяжный вздох.
– Забираем. Вряд ли инфаркт, скорее перенервничала. Или давление. Давай носилки.
Они аккуратно положили ее на переносные носилки. Ларин стоял в углу кабинета, не замечая, как по руке стекает струйка крови и капает на светлый паркет.
– Вам лучше тоже проехать с нами, – сказал старший бригады, – нужно осмотреть и обработать рану.
Когда они вышли на крыльцо, здесь уже стояли помимо кареты скорой помощи еще две полицейские машины.
– Вот он, – сказал полицейский, дежуривший в школе, указывая на Ларина.
Мужчина в форме шагнул к Ларину.
– Вы видели, кто это был? Кто кинул камень?
Ларин обвел взглядом двор.
Машины окружали школьники, на ступеньках также столпились учителя: прикрывая рты ладошками, они обсуждали происшедшее – обрывки слов долетали до Ларина, находившегося в легкой прострации.
– Нет, – сказал он, – я закончил урок, когда…
Тут в толпе он увидел того самого… человека без уха. Красный шрам через щеку изгибался в наглой ухмылке. Человек, расталкивая школьников, пробирался к тому месту, где они стояли, и смотрел ему прямо в глаза, так смотрит удав на свою жертву – пустыми, бессмысленными глазами.
– Пойдемте же, – фельдшер взяла его под локоть. – Мы не можем ждать.
Растопыренная пятерня протянулась из толпы, чтобы схватить Ларина за рукав.
– Куда?! – вскрикнул полицейский, останавливая выставленной дубинкой рвущегося мужчину. – Стоять!
Ларин не стал дожидаться окончания потасовки и юркнул внутрь скорой. Двери закрылись, словно издали послышался вой сирены. Машина резко тронулась.
Он сидел рядом с покачивающейся на кушетке Комаровой. Из ее тонкой, совершенно обескровленной руки торчала трубка, приклеенная лейкопластырем. Ларин покосился на фельдшера. Та держала капельницу, младший врач следил за показателями сердечного ритма на мониторе.
Жуткое, непреодолимое желание схватить директора за горло, сомкнуть руки на ее тонкой шее с едва бьющейся синей жилкой овладело им. Вытряхнуть из нее всю душу. Сжимать до тех пор, пока она не осознает, в какой жуткий ад определила его, подписав нужные бумаги своим аккуратным учительским почерком.
В окошке промелькнуло искаженное злобой лицо охранника Успенского. Он пытался бежать вслед за скорой, но полицейский схватил его за шиворот. К ним направилось еще несколько человек в штатском, кто это был, Ларин разобрать не успел – скорая вынырнула на шоссе и понеслась, стремительно объезжая препятствия.
Он вздохнул, сжимая и разжимая кулаки. Досчитал до десяти, впиваясь глазами в прыгающую зеленую точку кардиомонитора.
Она будет жить. Она будет жить еще очень долго. Ее спасут. Таких всегда спасают.
Ларин почти успокоился. Достал мобильник. Курс биткоина за сутки подскочил почти в два раза.
Глава 57
Сидя в наэлектризованном кабинете (за окном сильно потемнело, с севера несло огромную пунцовую тучу), Кирилл Успенский с ненавистью смотрел на телефон. Обычно он довольно редко бывал на производстве, оно единственное находилось в черте города, но утро, начавшееся здесь, затягивалось. Его уже тошнило от запаха тухлого мяса, свозимого на переработку.
Дверь кабинета распахнулась – головой вперед, распластав впереди руки, влетел какой-то недоумок. Он упал, издав хлюпающий звук. Позади стояли двое парней из службы безопасности, он даже не помнил их имен – здоровые и краснолицые.
– Это упырок, который поставлял товар учителю, – сказал один из них.
Лысоватый парень, трясущийся от страха, попытался приподняться.
– Лежать! – гаркнул охранник.
Успенский достал из ящика стола сигару. Ему не слишком хотелось курить, но… что-то начинало проясняться, а когда он курил, голова работала яснее.
Отрезав щипчиками кончик, он прикурил. Красный огонек в полутьме наступающей бури светился зловеще. Как в кино. Парень хотел приподнять голову и посмотреть вверх вперед, но охранник поставил ногу на его тонкую шею и прижал к полу.
– Лежать! – повторил он.
Парень всхлипнул.
– Я ничего…
– Что ты возил Ларину? – спросил Успенский, не вставая.
– К… кому?
– Ларину. Учителю в школу. На микроавтобусах. Что ты ему поставлял?
Парень дернулся, вспомнив, как Ларин предупреждал, что могут начаться расспросы и нужно молчать. Но в таких условиях он молчать был не намерен. Он расскажет все до последней буквы. И даже больше.
– Я… он заказал запчасти… для сборки компьютеров. Просто запчасти. Ничего запрещенного. Ничего…
– Запчасти? – Успенский посмотрел на охранника, стоящего в дверях. – Ты меня дуришь, Миша? Какие еще запчасти? На трех микроавтобусах? Да еще несколько ходок?
– П…просто… поверьте мне, да, – Михаил Лаврентьев трясся от страха, – запчасти. И… очень дорогие. Самые дорогие. Да. Да! Я тоже удивился, зачем. Видеокарты, которые были на выставке в Токио, геймерские, самые последние. Я даже спросил его, зачем такие, можно было в два раза дешевле, но…
– И что он ответил?
– Он?
– Тутанхамон! – Успенский врезал кулаком по столу, монитор на столе подпрыгнул, чуть не опрокинувшись.
Михаил часто задышал, охранник сильнее припечатал его к полу.
– Знаешь, что с тобой будет, Миша, если ты не ответишь мне правду? Я пущу тебя на кровяную колбасу, и никто никогда тебя не найдет. Вообще. Твоя мама купит колбаски сегодня вечером и скажет – какая вкусная кровянка пошла!
– Я… не надо, прошу. – Михаил готов был разрыдаться. Успенский махнул рукой охраннику, чтобы тот чуть ослабил нажим.
– Он сказал, что делает геймерские клубы в Сколково и… еще много где. Геймерские клубы, вот… и все, я больше ничего, ничего не знаю… отпустите меня… пожалуйста. – И он зарыдал, давясь слезами и сотрясаясь всем телом.
– Геймерские клубы, – тихо повторил Успенский. – Клубы… Это может быть правдой. Для чего еще могут понадобиться мощные компы. Мы же поставили в школу целый класс бесплатно. А он, значит… клубы. – Он посмотрел на охранника: – Сейчас разве кто-то ходит в клубы? Вадик дома играет, насколько я знаю.