Денис поднял руки над собой и засмеялся. Как же давно он не смеялся! Так легко и хорошо, так спокойно!
«Я люблю вас, люди!» – хотел он крикнуть этим прекрасным ангелам в… синих халатах. Но они уже ушли. Вместо них появился охранник, тот самый. Он кашлял, прикрывая рот ладонью, но брызги все равно разлетались во все стороны, как смешной маленький фонтанчик, который они устраивали в школе, затыкая краны пробками с мелкими дырочками.
Охранник смотрел на него с глубокой печалью – так смотрит, например, автовладелец на разбитую в хлам автомашину или хозяин собаки на ее мучительную агонию перед смертью, понимая, что ничем помочь уже не в силах – Денис уловил этот взгляд, но… мало ли что у человека случилось, он-то тут при чем? У него все отлично! Голова прошла, ничего не болит, значит, он скоро отсюда выйдет. И вообще – жизнь налаживалась. Так ведь?
Охранник присел на край нар. С трудом уняв кашель, он сказал:
– Я передал твоему другу. Это все, что я мог сделать. Прости.
Денис не понимал, о чем он говорит и за что его нужно простить.
– Передал? – неожиданно бодро спросил он, и охранник вздрогнул.
– Тихо! – шикнул он, посмотрев на дверь. – Тише говори, придурок!
– Тише? – удивился Денис. – Это зачем? Мы от кого-то прячемся? Сейчас приедет мой друг. – Он задумался, но почти сразу нашел ответ: – Андрюша Хворост… мы будем играть в футбол! Да-да, у нас же матч сегодня с 11 «А». Саша обещала прийти! А потом мы…
Охранник встал и попятился к двери. На его лбу выступила испарина.
– Потом мы спустимся на нашу ферму и будем добывать де-неж-ки! Наши денежки крутятся в пропеллерах, наши денежки растут на дрожжах! Знаешь, сколько у меня денег? Мно-го.
– Тебе вкололи наркотик. Лучше молчи, – сказал тихо охранник. – Иначе я сам тебя успокою.
Но Денис не услышал его. Лицо стало серьезным.
– Жалко Поляка, вот дурень… но по-другому никак. Сам подставился… и кому? Ты представляешь? Знаешь, что мы с ним сделали? Сожгли в собачьем крематории. Собаке – собачья смерть.
Охранник уже открывал дверь. Ему было страшно. Если этот парень продолжит нести подобную чушь, то он, охранник, которому до пенсии два с половиной месяца, может не дожить до утра.
Он уже тысячу раз пожалел, что позвонил какому-то Ларину и передал, где держат Дениса. От наркотиков у того развязался язык, и он нес такую ахинею, что на десяток статей Уголовного кодекса хватит.
«Господи, успокой его быстрее», – твердил про себя охранник, поворачивая ключ в замке камеры.
Денис пел и одновременно скороговоркой проговаривал все, что приходило в голову, – это казалось ему очень смешным, слова, которые он произносил, вырывались изо рта, отражались от высокого потолка с одной единственной лампочкой и возвращались назад, но даже тогда он не понимал их смысла, и это очень веселило его, как смешной ребус-перевертыш. Гонки-шмонки, Ларин-барин, биткоин-спокоен и Саша с Уралмаша – с Уралмаша, Карл!
Так он распевал, пока не охрип, и только когда почувствовал жгучую жажду в горле, смысл происходящего стал доходить до него во всей своей жуткой реальности. Неизвестно, сколько прошло времени после укола, но действие наркотика стало снижаться.
Денис вдруг вспомнил надписи у изголовья нар, возле умывальника, он вспомнил, что говорил охранник: если прошел медкомиссию, значит – конец.
Он попытался сесть, но не смог. Тело не слушалось. Словно тысячи невидимых нитей связали его с ног до головы – легкое покалывание в конечностях говорило, что они есть, но не более того: даже пошевелить пальцами руки у него не получалось. Он был парализован.
Демонический, выворачивающий наизнанку ужас наполнил его мозг, а оттуда начал сползать вниз, проникая в каждую клеточку его существа. Холодный, мертвый туман стоял перед глазами, и он ничего не мог с этим поделать.
Сердце упало, потом, словно опомнившись, застучало как паровой молот, перекачивая литры крови. Паника овладела его существом, и тем сильнее было ее зловещее зияние, чем яснее он осознавал свою полную беспомощность. Лежа на спине, он мог вращать только глазными яблоками, даже язык не слушался его, хотя, кажется, всего пару минут назад он что-то пел. Что он пел? Вылетело из головы.
Нужно позвать охранника. Нужно сказать ему, что… ему срочно нужна помощь. Но за дверью стояла тишина.
Денис закрыл глаза и открыл их, когда в двери снова провернулся ключ. Он был готов броситься на дверь, драться, кусаться, делать что угодно, лишь бы выбраться, но вместо этого из груди раздался булькающий звук. И все.
– Готов? – спросил голос.
Кто-то подхватил его за руки и ноги и опустил вниз. Потом тело приподнялось над землей и, покачиваясь, поплыло вдоль подвальных стен. Его несли на носилках. Они миновали развилку с лестницей и повернули туда, где он, кажется утром (если это было утро), проходил медосмотр. У входа стоял вооруженный человек. Он кивнул, пропуская их вперед.
От яркого света внутри помещения Денис зажмурился. Его опустили на каталку, потом вынули носилки. Подошел человек в белом халате, в очках. Взгляд его был сосредоточенно-отсутствующим. Он посветил Денису в зрачок.
– Через пятнадцать минут начинаем, – сказал он в сторону, и в этот момент Денис совершенно ясно осознал, что через пятнадцать минут он умрет. Навсегда. И его никто и никогда не найдет. Нет спасения. Кричать и звать на помощь бесполезно.
Вокруг все пришло в движение. Зазвенел инструмент. Мимо прокатились стойки с мониторами, запахло чем-то очень специфическим, отчего его чуть не вырвало. Он попытался прочистить горло, чтобы не задохнуться подступившими рвотными массами и… у него получилось! Губы начали двигаться – пусть еле-еле, но… если очень постараться, то, возможно, ему удастся…
В кабинет вошел человек со знакомым лицом. Он был в белом халате, шапочке, но все равно Денис его явно знал, хотя и не мог вспомнить, кто это.
– Все идет по плану? – спросил он. – Время поджимает, нужно быстрее.
– Минута в минуту, – ответил ему голос позади каталки. – Как обычно.
– Хорошо. Проблем не было с ним.
– Песни распевал про какие-то биткоины…
– Про что?
– Да хрен его знает. Сами спросите.
Когда лицо человека оказалось над ним, гладкое, с тонкими напряженными губами, большой родинкой прямо между глаз, Денис наконец вспомнил. Это был тот самый человек, который ударил его по голове дубинкой. Начальник училища. Гурко Сергей Николаевич.
– Вспомнил меня? – спросил начальник, глядя на него сверху вниз пустыми рыбьими глазами. – Вижу, что вспомнил. Не дергайся, бесполезно. Ты будешь в сознании, когда начнется операция. Так что сможешь сам все увидеть до мельчайших подробностей. Это даже интересно, в некотором роде, смотреть, как из тебя достают селезенку, потом печень, почки, кишечник, легкие… потом тебя подключат к аппарату искусственного дыхания и достанут глаза, и в самом конце уже – сердце. А вот мозги твои никому не нужны. Увы…
Денис сглотнул. От ужаса у него отнялась способность соображать.
«Дыши, – твердил он про себя, глядя на начальника. – Дыши, твою мать. Дыши спокойно. Раз, два, три, четыре, три, четыре, раз, два, кто шагает дружно в ряд… Дыши!»
– Больно не будет, так что скажи спасибо. Понимаешь, я ведь не зверь какой-то. Да и ты кому-то поможешь, кому-то нужны твои запчасти больше, чем тебе. Это просто бизнес, ничего личного.
Он скривил губы в подобии некоего сожаления и хотел было отойти, когда его кисть железной хваткой обхватила другая рука. Гурко хотел отпрянуть, но не смог – сила, тащившая его к каталке, была неестественной.
– Э, – сдавленно крикнул он, – вы что, его не привязали?
– А зачем, – ответил кто-то из другой комнаты, судя по звукам, оттуда доносившимся, операционной. – Он же парализован!
Денис притянул его к себе – откуда в нем взялась такая жуткая сила, он и сам понять не мог, только видел, как скривилось от боли лицо начальника.
– Я… вам заплачу, – с трудом выдавил он из себя, когда ухо Гурко оказалось поблизости. – Не делайте этого…
Он молил бога, чтобы начальник не закричал. Судя по выражению его лица, он готов был это сделать прямо сейчас: его физиономия побагровела, на лбу проступила пульсирующая жилка.
– Много. Миллион долларов. У меня есть миллион долларов, – из последних сил сказал Денис.
Из операционной уже бежали на помощь санитары, у одного в руке был зажат шприц с огромной иглой. И когда он в два шага очутился возле каталки, готовый вонзить инструмент в Дениса, начальник поднял руку.
– Стой! – крикнул Гурко. – Стой!
Тот повернул удивленное лицо к Денису. Потом посмотрел на санитаров и врачей, обступивших каталку.
– Очистить помещение. Мне нужно с ним поговорить.
Высокий хирург, уже натянувший перчатки, застыл с поднятыми руками. Лицо его закрывала белая повязка, так что были видны одни лишь глаза за толстыми линзами очков – зрачки перемещались слева направо, он не понимал, что происходит.
Никто, кроме начальника, не услышал слова Дениса, и каждый, находившийся в этот момент в операционной, был, мягко говоря, удивлен. В таких сложных операциях каждое действие расписано по секундам, и промедление грозило срывом поставок – ведь где-то в эту же минуту над обездвиженными телами реципиентов застыли другие бригады хирургов в ожидании донорских органов.
– Всем выйти, – еще раз повторил начальник тихим властным голосом.
Минута ничего не решает, подумал Гурко. Нужно послушать, что скажет этот пацан; так или иначе, пенсия не за горами, а малец не так прост, это сразу стало ясно после разговора с опекой и знакомства с личным делом № 66723/12 в тонкой картонной папке. Кто-то очень влиятельный хотел избавиться от парня любой ценой.
Обычно им привозили беспризорников, бомжей, наркоманов, с ними было проще, потому что никто их не искал, не прочесывал морги, больницы и отделения полиции. Этот же поступил по линии опеки, он остался сиротой, что наводило на мысли: либо перешел кому-то дорогу, либо обладал ценностями и жилплощадью, которую в случае его исчезновения можно было переписать на нужных лиц.