Комиссар внимательно слушал, глядя то на Гончарова, то на план, лежавший на столе.
— Ваши объяснения убедительны, — медленно проговорил он, — но факт остается фактом. Совершилось преступление, рядом был милиционер, который, вместо того чтобы организовать погоню, стрелял в машину и дал скрыться преступнику. Прошу произвести тщательное служебное расследование.
— Слушаюсь!
— Вы понимаете, как мы виноваты? Нами для изобличения преступника еще ничего не сделано, а время не ждет.
Комиссар снял с маленького настольного коммутатора трубку и нажал один из никелированных рычажков.
— Товарищ Раскатов? Здравствуйте! По делу Орлова задержана автомашина… Да-да… Кто ведет экспертизу? Профессор Черпаков? Хорошо. Разыщите его и попросите позвонить мне… Он у вас? Очень кстати. Передайте ему трубку. Здравствуйте, Василий Федорович! Как вы себя чувствуете? Очень рад. Когда выходит «Судебная баллистика»?.. Ну, наконец-то… Да, я хотел спросить, что за царапина на автомашине. Пробоина? Стало быть, камень исключается… Так, так… Огнестрельное оружие большой силы?.. Да, милиционер стрелял из «ТТ». Понятно… Спасибо… Желаю здоровья.
Положив трубку, комиссар задумался, закурил, побарабанил пальцами по столу и уже без всякого раздражения сказал:
— Теперь у меня сомнений нет. Все же работы по этому делу будет еще много. Может быть, Дроздову не хватает работников, мобилизуйте из городского аппарата. Впрочем, вам на месте будет виднее. Докладывайте регулярно, как пойдет расследование.
— Слушаюсь!
— Савушкин женат?
— Так точно!
— Допросите лично жену Савушкина, ее показания могут иметь решающее значение, и смотрите, как бы она не перепрятала деньги и оружие. Это создаст дополнительные трудности в расследовании.
— Я это учитываю.
— У вас есть еще что-нибудь?
Гончаров молча протянул пачку фотографий. Комиссар мельком взглянул на них и передал мне.
Это была серия обзорных снимков места происшествия с отметками красной тушью: крестиком — стоянка машины и стрелкой — направление, по которому она скрылась. Я пристально рассматривал четкие и ясные фотографии улицы, живо представляя происшедшую там человеческую трагедию.
— Товарищ комиссар, — воспользовавшись наступившим молчанием, сказал я, — разрешите мне присутствовать при допросе задержанного преступника?
— Это я и имел в виду, — ответил комиссар, — Поэтому и задержал вас у себя. Поезжайте! Посмотрите, как мы работаем.
Комиссар встал, мы тоже поднялись.
Подойдя ко мне, комиссар добавил:
— Теперь вы имеете возможность лично все увидеть, будете «на переднем крае». Это, конечно, лучший путь.
Неслышно ступая по ковру, я и Гончаров вышли из дверей кабинета.
Глава IIКепка на мостовой
Из приемной Гончаров позвонил в гараж, вызвал машину и затем, как мне показалось, довольно сухо пригласил меня. Мы молча спустились к выходу.
Когда машина подошла, я спросил:
— Может быть, вы недовольны моей просьбой? Скажите, я сейчас же уйду.
— Что вы?! — неожиданно горячо запротестовал Гончаров, приподымая брови и глядя на меня чуть покрасневшими от бессонницы глазами. — Чем же мне быть недовольным?
Он взял меня под локоть, дружески подсадил в машину и занял место рядом.
— У меня, наверно, такой вид… недовольный. Так на это есть основания. Да вы не обращайте внимания. С чего это вы взяли, право! Пожалуйста, смотрите, наблюдайте, только…
Шофер обернулся и вопросительно посмотрел на Гончарова. Гончаров назвал адрес, и машина тронулась.
— Только не вмешиваться? — спросил я, полагая, что именно об этом он хотел меня просить.
— Нет, — рассмеялся Гончаров. — Только вряд ли это будет так интересно, как кажется. Ведь у нас все буднично. Работа и еще раз работа.
— Вы скромничаете, товарищ майор. Раскрытие преступления — разве это не романтика!
— В известной мере вы правы, — усмехнулся Гончаров. — Но не всегда.
— А дело Савушкина?
— Не знаю. Пока ничего не знаю.
— Но это неприятная для вас история?
— Как всякое убийство. И почему только для нас? — возразил майор. — Разве преступление касается только потерпевшего и милиции? Впрочем, конечно, спрашивать в первую очередь будут с нас.
Гончаров вздохнул и умолк.
Машина замедлила ход и остановилась. Я взглянул на часы: было без четверти двенадцать.
Кабинет начальника отделения находился в конце длинного узкого коридора. Мы были уже у дверей кабинета, когда к нам подошел младший лейтенант милиции и, подняв руку к козырьку, доложил, что майора Гончарова спрашивают из управления.
Гончаров направился к телефону, а я постучал в дверь и вошел.
Девушка в белой милицейской форме прекратила печатать и вопросительно посмотрела на меня. Я назвался и спросил, могу ли видеть начальника отделения. Она быстро прошла к двери в смежную комнату и, слегка приоткрыв ее, сказала негромко:
— Приехал писатель.
— Пусть войдет, — послышался звонкий голос.
Навстречу мне шел высокого роста молодой мужчина в форме капитана милиции. На его лице, простом и добродушном, играла приветливая улыбка.
— Капитан Дроздов, — представился он. — Прошу вас. Комиссар уже звонил по телефону. Очень рад. Присаживайтесь вот сюда, на диван.
Завязался неторопливый разговор. Капитан ждал Гончарова и, видимо, волновался, что тот задерживается. Но вот появился майор.
— Ну, что нового? — спросил он еще на пороге кабинета. — Что еще удалось узнать?
Гончаров снял пиджак, повесил его на спинку стула, отстегнул пуговицу у воротника, растянул петлю галстука и уселся рядом со мной на диван.
— Много нового, товарищ майор! — поспешно и, как мне показалось, радостно ответил Дроздов.
— Да? Интересно. Неужели деньги или оружие нашли?
Дроздов покачал головой.
— Из Клина сообщили, что Савушкин не был у своей тетки с позапрошлого воскресенья. Это во-первых, а во-вторых, к нам пришла одна гражданка и принесла кепку, выпавшую из машины.
— Какую кепку? Из какой машины?
— Кепку Савушкина, вероятно.
— Не понимаю.
— А вы сами с ней поговорите.
— С кем с ней?
— С Кедровой. Я ее сейчас приведу.
Дроздов быстро вышел из кабинета и скоро вернулся обратно с миловидной, очень молоденькой женщиной, держащей на руках грудного ребенка в белом кружевном конвертике. Женщина села в кресло возле письменного стола, поправила свое голубенькое с цветочками платье, заглянула в конвертик и, найдя все в порядке, посмотрела на нас.
— Будьте добры, — сказал Дроздов, — повторите товарищам ваши показания.
— Сначала?
— Да, пожалуйста.
— Вчера вечером я возвращалась домой, — негромко начала рассказывать женщина. — Я была у мамы. Она живет на улице Баумана, а я в Гороховском переулке. Вдруг слышу — стрельба. Я испугалась и остановилась. Откуда, думаю, что такое? В это время мимо меня пронеслась автомашина серого цвета, и я увидела, как из окна, где сидит шофер, что-то упало. Мне показалось, что с головы шофера… Я подбежала и подняла. Это была кепка, немного поношенная. Вон она лежит на подоконнике в газете…
Гончаров быстро встал, подошел к окну, развернул газетный сверток и достал из него шерстяную коричневую кепку. Осмотрев кепку, он снова аккуратно завернул ее и положил на прежнее место.
Показания Кедровой действительно вносили существенный вклад в дело расследования, и, по-видимому, Гончаров придавал им серьезное значение.
А она продолжала неторопливый рассказ:
— Мне показалось, что между стрельбой и автомашиной имеется какая-то связь. Я даже подумала: «Надо сейчас же эту кепку отнести в милицию, может быть, она будет нужна». Но тут пошел сильный дождь, и я заторопилась домой, а потом началась гроза, и я уже из дому не выходила. Я бы вчера еще ее принесла, да так уж получилось, — извиняющимся голосом проговорила Кедрова.
— А номера машины вы не заметили? — спросил Гончаров.
— Нет. Меня товарищ Дроздов спрашивал. Ах, как жаль, что я не догадалась!
— Машина быстро промчалась мимо вас?
— Очень быстро. Я даже испугалась, когда она завизжала на повороте в Малый Демидовский переулок. Ее так швырнуло…
— А вы видели, как кепка слетела с головы? — уточнял Гончаров.
— Да… Кепка вроде как мелькнула и упала на мостовую…
— По ходу машины вы стояли с левой или с правой стороны?
— Дайте сообразить… Да, машина шла от улицы Карла Маркса, — Кедрова помогала рукой объяснить направление, — а я стояла напротив школы, значит, с правой стороны… С правой! — твердо заключила она и наклонилась к ребенку, морщившему во сне тонкие бровки.
Дальнейшие показания Кедровой не представляли интереса.
— Большое вам спасибо! — сказал, вставая, Гончаров.
Мы тоже поднялись со своих мест.
— Извините, что побеспокоили.
— Пожалуйста, — смутилась Кедрова. — Только что же я сделала? Кепку подобрала да принесла…
— Это для нас очень важно! Вы нам помогли. Большое спасибо!
Кедрова ушла. С минуту мы стояли, не говоря ни слова.
Первым нарушил молчание Гончаров:
— Молодец!.. И ребенок маленький, и, наверное, весь дом на руках, а пришла. Ну, ладно! Возьмемся за работу. Значит, Савушкин у тетки в Клину не был. Так, так… Товарищ капитан, попросите сюда Савушкина, надо его допросить. Скажу по совести, кое-какие детали мне еще не ясны.
Глава IIIДопрос
Савушкин был слегка сутулый, с бледным, небритым, ничем не примечательным лицом. Такие лица обычно не запоминаются. Чувствовалось, что он испуган и насторожен. У него был вид человека, страдающего головной болью и не выспавшегося.
Савушкину предложили сесть. Он тяжело опустился на стул, обвел нас слегка припухшими глазами и почему-то шепотом попросил дать ему покурить. Гончаров протянул портсигар. Поблагодарив, Савушкин взял папиросу и закурил. Однако после первой же затяжки поморщился и погасил папиросу.