Гончаров достал портсигар и протянул Савушкиной:
— Курите!
Она покачала головой:
— Не занимаюсь.
Гончаров тоже не стал курить и отложил папиросы.
— А что за деньги мы обнаружили в сапоге у вашего мужа? — спросил он.
Савушкина раздраженно повела плечами:
— Черт его знает, откуда он взял деньги! Мне о них дворничиха сказала. Ее позвали, когда обыск был. Ума не приложу.
— Значит, вы не все знаете о вашем муже.
— Пятьсот рублей! Да откуда же он взял их?
Ее удивление было искренним.
— Откуда он их взял? — повторил майор. — Этого и мы добиваемся от него.
По лицу Савушкиной пошли красные пятна, и она с возмущением проговорила:
— Леший его знает! Кажется, все знала: и куда ходит и что делает, а нате же вам!
— Вы не волнуйтесь, — по-прежнему спокойно заговорил Гончаров. — Все это мы выясним.
— Утаил… Я в жизни теперь ему этого не прощу.
Савушкина всхлипнула и вытерла слезы.
Весь последующий допрос интереса не представлял. Примерно через полчаса она посмотрела на ручные часики и сказала:
— Пятый час. Как бы не опоздать на работу…
— Еще один вопрос: могли бы вы узнать кепку вашего мужа?
— Кепку? Ту, которую он потерял? Конечно. Кепку мы с ним вместе покупали. Коричневая, шевиотовая, под цвет костюма. Он, знаете, не любит, когда верх на кепке поднимается, все выбирал, чтобы покрепче кнопка была. А кнопка скоро испортилась, и я сама нитками закрепила верх. Черными нитками.
— Товарищ капитан, — распорядился Гончаров, — найдите несколько коричневых кепок и покажите гражданке. Пусть отыщет среди них кепку мужа. Не забудьте пригласить понятых.
Дроздов вышел и очень скоро вернулся.
Привели двух пожилых мужчин, на которых поверх одежды были надеты широченные фартуки из сурового полотна.
— Проходите, товарищи.
Дроздов разложил принесенные кепки на подоконнике, незаметно подложив к ним кепку, найденную Кедровой, и попросил Савушкину подойти.
— Вот она, — уверенно сказала Савушкина и взяла кепку, принесенную Кедровой. Перевернув ее, она показала на подкладке место, прошитое черными нитками. — Откуда она у вас?
— Нам ее принесли, — сказал Гончаров, вставая, — Ну, что же, задерживать вас долго не будем. Дадим справку, что были вызваны в качестве свидетельницы. Товарищ капитан, оформите протокол допроса.
Уходя, Савушкина обратилась к Гончарову:
— Товарищ начальник! Муж-то, наверно, голодный.
— Не беспокойтесь. Его накормят.
Савушкина ушла.
Дроздов собрал с подоконника кепки и унес их. Кепку Савушкина Коваленко снова завернула в газету и взяла с собой.
Оставшись вдвоем с Гончаровым, мы уселись на диван и закурили. Немного помолчав, я сказал:
— Как нарастают улики против Савушкина!
Однако майор ничего не ответил.
— Чересчур быстро нарастают, — сказал за него вошедший в кабинет Дроздов. — Чересчур быстро.
— Что вы хотите этим сказать? — Я тоже поднялся с дивана.
Вошла Коваленко и, увидав, что мы стоим посреди кабинета, с удивлением посмотрела на нас.
— Дело в том, — Гончаров заговорил медленно, словно раздумывая, — дело в том, что Савушкина следует отпустить: он никого не убивал и даже не был на месте преступления.
Глава VIЩедрые пассажиры
В комнате наступила тишина. В открытое окно с дуновением ветра влетела маленькая желтоватая бабочка и, покружив под потолком, начала биться о стекло фрамуги. Дроздов, стараясь не шуметь, прошел к письменному столу, сел возле него да так и замер, как бы ожидая дальнейших разъяснений со стороны майора.
Коваленко даже и не старалась скрыть своего изумления. Она опустилась на стул возле двери и не сводила широко открытых глаз с Гончарова.
— Я вас не понимаю, товарищ майор, — сказал я. — Вы что же, хотите, чтобы убийца гулял на свободе?
Вероятно, на моем лице было написано такое удивление и испуг, что Гончаров улыбнулся.
— Вы правы, освободить преступника — это все равно, что самому совершить преступление. Но ведь еще ужаснее держать в тюрьме невинного человека. Не правда ли?
— Это Савушкин-то — невинный человек?
— Не спорю. Поведение его странное, но он не убийца и не грабитель…
— Позвольте! Факты говорят обратное. Совершено убийство. На месте преступления находят кепку, принадлежащую преступнику… находят деньги…
— Знаю, знаю… Все знаю, — прервал меня Гончаров, — и кепка, и пулевая пробоина в машине, и кожаная куртка, но не спешите делать заключение. Не следует горячиться.
— Меня смущает одно обстоятельство, — заговорил Дроздов. — Все складывается так, что убил Савушкин, и улики и показания против него, но я не могу понять, какой водитель пойдет на преступление на своей машине, да еще не сменив номера? Это же безрассудно, а с другой стороны, если Савушкин не убивал, тогда зачем он врет. К чему он приплел свою тетку, выдумывает какого-то мальчика с камнем? И, наконец, показание Кедровой. Она твердо заявила, что видела, как кепка слетела с головы, слетела, а не подброшена.
— Вот, вот! В этом все дело! — воскликнул Гончаров. — Кедрова — хороший, честный советский человек и уверена, что все происходило так, как она здесь рассказала. Но Кедрова заблуждается: не видела она, как кепка упала с головы.
— Позвольте! — запротестовал я. — Как вы можете оспаривать показание свидетеля, очевидца!
— В данном случае обязан, — возразил майор. — Ничего она не видела и не могла видеть.
— Откуда это вам известно?
Гончаров усмехнулся:
— Скажите, вы когда-нибудь видели, как слетает с головы кепка?
— Конечно, видел. От ветра слетает!
— Кепка от ветра? Не путайте со шляпой. Чтобы кепка слетела от ветра, надо, чтобы она почти не держалась на голове. Нет, кепка так просто от порыва ветра, да еще из закрытой машины, не улетит. Вы представьте себе автомашину «Победа» и вспомните, какие маленькие окошечки по бокам от шофера. Чтобы кепку сорвало ветром с головы, надо на полном ходу голову высунуть в окно, И это на крутом повороте из Гороховского переулка в Малый Демидовский! Я вас спрашиваю: как Кедрова могла видеть это, когда она сама говорит, что стояла с правой стороны машины?..
— Да, — подхватил Дроздов. — Она даже рукой показывала, как машина проехала мимо нее.
Гончаров закурил и, разгоняя клубы табачного дыма, прошел к столу и сел в кресло.
— А место шофера, к вашему сведению, находится с левой стороны, — продолжал он. — Что же, шофер бросил педали управления, на ходу передвинулся на правое сиденье и высунул голову в окно? Не мог же он головой дотянуться со своего места до правого окна. Абсурд! Просто Кедрова услыхала выстрел, испугалась. Мимо нее на большой скорости промчалась машина, и на мостовой она увидела кепку. Воображение подсказало ей, что кепка упала с головы шофера. Что поделаешь? Иногда самые правдивые и добросовестные свидетели могут ошибаться.
— Однако… — начал я, но Гончаров, не слушая, продолжал:
— Кепка не упала. Ее подбросили, рассчитывая на то, что кто-нибудь ее поднимет и отнесет в милицию. Этого намерения у преступника раньше, очевидно, не было, но когда он увидел бегущего милиционера, услышал выстрел, он понял, что машина замечена, номер установлен, и сделал все, чтобы подозрение пало на шофера. Хитрый мерзавец! Убийца был одет в черную кожаную куртку, потому что маскировался под шофера, и своей цели достиг. Все свидетели прекрасно запомнили черную кожаную куртку. Преступник хотел этим направить следствие по ложному следу, полагая, что мы начнем искать хозяина машины и, конечно, найдем Савушкина. Действительно, куда деться Савушкину? Кепка его, кожаная куртка его, след пули на кузове тоже увеличил число улик. Все против! Ловко! Преступнику важно выиграть время. В этом кроется весь его хитрый расчет.
— Товарищ капитан, — обратился Гончаров к Дроздову, — дайте команду доставить сюда Савушкина, а вы, товарищ Коваленко, останьтесь с нами, только сперва узнайте, где находится директор столовой и позаботьтесь, чтобы он скорее был здесь.
— Я сегодня три раза звонила в столовую, — ответила Коваленко. — Никитин ушел с работы утром. Где он сейчас, никто не знает.
— А ему известно, что мы его ждем?
— Конечно. Утром я с ним говорила, он обещал быть к двенадцати часам.
В это время в кабинет принесли завтрак.
— Прошу вас, — гостеприимно пригласил нас Дроздов. — Товарищ Коваленко, возьмитесь за хозяйство. Давайте устроим минут на пять обеденный перерыв.
Когда посуда была убрана, в кабинет вновь вызвали Савушкина. Он вошел угрюмый, насупленный.
— Идите сюда, Савушкин, — добродушно, как старого знакомого, подозвал его Гончаров, — садитесь здесь, поближе ко мне. Вот так. Ну, а теперь расскажите, что же все-таки у вас стряслось?
— Ничего не стряслось! — тоскливо ответил Савушкин, искоса поглядел на Коваленко и опустил голову.
— Где же вы потеряли вашу кепку?
— Не знаю. Ничего не знаю. Только никого я не убивал… И в мыслях у меня такого не было.
— Вы говорите, что не убивали. Допустим… Но убийство было, и убийца был одет в кожаную черную куртку.
— Я своей куртки никому не давал.
— Возможно, но стрелял человек, одетый, как и вы, в черную кожаную куртку.
— Не знаю такого…
— Вы утверждаете, что ни в кого не стреляли, но ведь кто-то стрелял. И этот кто-то был на вашей машине. Может быть, вы ее кому-нибудь давали, одолжили на время? А, Савушкин?
Савушкин широко раскрытыми глазами смотрел на майора. Видимо, какие-то неожиданные мысли возникли у него.
— Я никому машину не давал, — едва внятно произнес он.
В этом ответе можно было уловить что-то новое, не столько в смысле произнесенных слов, сколько в интонации. Но Гончаров по-прежнему оставался непроницаем и, казалось, был озабочен только одним: успевает ли Дроздов записывать вопросы и ответы.
— Значит, кто-то пользовался машиной без вашего позволения, — твердо сказал Гончаров и вдруг спросил: — Кто эта рыжая бабенка, в завитушках, которую вы возили вчера?